Путь домой

Штаммберга скрючило. Не то от моих слов, не то просто стало плохо.

— Это несправдливостно, — пробулькал он и закашлялся.

Я выждал, когда он откашляется, продолжил:

— Справедливо. Вы долго испытывали судьбу. Наконец, судьба не выдержала. «Бах!» — как вы выражаетесь, и Земля откатилась в Средневековье. Тридцать лет прошло, Вольфганг. Всего три десятилетия. И во что превратилась ваша наука? Техника? Во что превратились достижения вашей гребаной цивилизации? А во что превратились те, кого вы отучили жить своими силами? Те, кого вы подсадили на гаджеты?

— Это тут при чем? — вступилась за немца Яна.

— При том. При том, что они же со своей наукой объяснили миллионам, что жить без микроволновки, мобильника, холодильника и компьютера нельзя. Им же поверили. Сколько поколений выросло с пониманием, что они боги в сети? Что они имеют охренительные навыки общения и жизни в компьютере? Но эти боги — ничто в реальной жизни, хотя, конечно, об этом не догадываются. Или просто болт на реальность клали. А потом случилась жопка. Ее эти же умники и устроили. И всё. Боги низвергнуты. Что теперь представляет собой тот, кто умел стрелять в каком-нибудь квейке и выживать в каком-нибудь сталкере? Кто теперь те мастера язвительного слова в социальных сетях? Никто. Если они еще живы, то бегают у Фары в рабах. Потому что в настоящей жизни умение делать сто кликов в минуту мышкой, шустро нажимать на кнопочки и анонимно выеживаться во вконтактике, жежешечке или фейсбуке не стоит ни черта. С такими скиллами даже в шестерки к Фаре не попадешь.

Я чувствовал, что меня несет. Не понимал почему, но не мог остановиться.

— Сережа, — промяукала Звездочка, — не надо.

— Надо-надо, — огрызнулся я. — Я завидую тем, кто заснул в глухих деревнях. Для них изменений произошло минимум. А у меня жизнь перевернулась. Я этого хотел? Меня спрашивали, чего я вообще хочу? Нет. Просто кучка ученых ублюдков поэкспериментировала. Как у вас говорят, Вольфганг? Отрицательный результат — тоже результат? А теперь вы будете изучать последствия и объяснять мне, что случилось? По науке?

— Потшему нет? — с искренним удивлением спросил немец.

— Потому что мне это не интересно. Я не хочу знать, что произошло и почему мне не надо объяснять, в каком месте вы накриволапили. Раньше надо было это объяснять. Себе. А теперь не надо. И от Фары тебя, фриц несчастный, вытащили только для того, чтобы ты дорогу показал.

— Куда?

— Ту зе Москоу сити, — нарочито коверкая слова, проговорил я. — Проводишь нас, а потом звиздуй куда хочешь. На все четыре. Только втирать мне, что и как произошло, не надо. Мне это не интересно.

Немец зашелся в новом приступе кашля.

— Сережа… — Звезда смотрела на меня с укором.

— Зря ты так, — поддержала трансвестита Яна.

— А как иначе?

Я встал и отошел в сторону. Говорить не хотелось. Хотелось курить.

Как иначе? Из-за этих умников с их наукой погиб Олежка. И не только. Сколько народу перемерло. А они всё не уймутся. Исследуют. Изучают. Все им объяснить надо. Нет чтобы понять сперва. Они объясняют. Сволочи!

А еще из головы не шел привидевшийся Олег: «Один из них тебе врет».

Меня передернуло. Не то от злости, не то от холода. Сзади прошелестели легкие шаги. На плечо мягко легла рука. Не иначе Яна все-таки решила поддержать.

— Сережа.

Я обернулся. Рядом стояла Звезда и молча смотрела на меня преданным взглядом кокер-спаниеля.

— Ладно, проехали, — тихо сказал я и пошел обратно к костру.

Вольфганг выглядел усталым, но не обиделся. На меня он смотрел с каким-то высшим пониманием. Казалось, что он видит меня насквозь, понимает мою позицию. При этом имеет свою правду и умеет встать еще на голову выше и разбомбить все правды низшего уровня, как детские куличики.

Мудрый старик. Или прикидывается.

Я сел у костра и внимательно посмотрел на вечного немца. А ведь я ничего не знаю про человека, которого взял на роль проводника. Вообще мало знаю о своих спутниках. Разве что к Звезде за пару месяцев успел присмотреться.

Нет, Звездочка мне задницу не раз прикрывала. Звездочке можно верить.

Яна меня любит. А вот немец…

Да хрен с ним!

Я скрестил руки на коленях, опустил на них голову и закрыл глаза.

…Забулькала вода в модифицированной пластиковой бутылке. Олег глубоко затянулся, задержал дыхание, закатил глаза. Потом резко выдохнул.

— Заказ есть, а идеи нет. А сроки поджимают. Серенький, мне нужна идея.

Комната тонула в пахучем дыме.

Я не любил, когда Олег пыхает. Сам предпочитал травить себя одним ядом — алкоголем. Всякую пыльцу, траву и прочую химию не понимал. Зачем? Но Олежка отмазывался непрошибаемой фразой про необходимость идеи. И пыхал.

— Хочешь? — предложил он мне.

— Не хочу.

— Зря.

Он отрезал кончик сигареты и принялся химичить с травой и бутылкой. Обычной пластиковой пол-литровой бутылкой из-под минералки, из бока которой торчала металлическая трубочка. Очумелые ручки, блин.

— Смотри, — со смаком принялся объяснять Олег. — Трубка от звенелки. Знаешь, которая духов отгоняет. В бутылке вода — она всяку каку отфильтровывает. Суем в трубку кусочек сигареты, как заглушку, добиваем под край травкой и поджигаем. Теперь смотри.

Олег подпалил траву в трубочке, приник губами к бутылочному горлышку, потянул понемногу. Забулькало. Бутылка наполнилась дымом. Олег резко втянул его в себя и задержал дыхание.

Крепкий спортивный Олег никак не ассоциировался у меня с убитыми наркошами из социальной рекламы. И зависимости у него вроде не было. Но то, что он баловался этой хренью, мне не нравилось.

Олег выдохнул.

— Эту систему, один москвич, между прочим, придумал, — с непонятной гордостью за соотечественника выдал он. — Гениальная система. Чистый кайф. Точно не будешь?

Я помотал головой:

— Когда-нибудь ты от этого сдохнешь.

— От этого не дохнут, это не бухло. Когда-нибудь, Серёня, я сдохну от чего-то другого. Знаешь, мне в свое время гадалка нагадала, что я умру раньше времени и такой смертью, которую не могу себе представить.

— Будешь жить вечно?

Олег помотал головой:

— Нет. У меня кризис фантазии.

— То есть, ты не можешь себе представить, что сдохнешь от наркоты?

— Это я как раз себе хорошо могу представить. Поэтому от нее не сдохну. Не-е-е, у меня будет экзотическая преждевременная кончина. Ты придешь ко мне на могилку?

— Не люблю кладбища, — честно признался я.

— Тогда я буду являться к тебе во сне и нести всякую пургу.

— Для этого совсем не обязательно дохнуть. Ты и так ее несешь.