Путь домой

Павел включил накопитель. Послышалось негромкое ровное гудение.

– Как долго? – спросила Ухура шёпотом.

Павел взглянул на показания накопителя.

– Зависит от мощности защитного поля и молекулярного строения стены.

Мысленно Ухура от всей души пожелала, чтобы патруль не пришёл сюда за этой – как её? – кокой, радиоактивная она там или нет.

Джилиан остановила машину недалеко от обрыва над заливом. Начинался отлив. Каменистый берег поблёскивал при свете звёзд.

Джилиан ела пиццу и слушала безумный рассказ Джеймса Кирка. Он придумал столько захватывающих подробностей. Если бы всё это происходило в романе, она бы с радостью отбросила своё недоверие прочь.

Проблема в том, подумала она, что это реальность. До сих пор он не привёл ничего, что могло бы послужить доказательством. И это его утверждение, что он не имеет права оставлять в прошлом анахронические следы, служит ему прекрасной отговоркой.

– Так что сами видите, – закончил Кирк свою фантастическую историю, – Это не Спок хочет забрать ваших китов в свой мир. Это я хочу их забрать в свой мир.

Джилиан протянула Кирку кусок пиццы. Угол раскрошился у него в руке. Кирк откусил от широкой стороны. Длинные нити сыра протянулись от его рта к пицце.

Одно верно: он никогда раньше не ел пиццы, подумала Джилиан. Кто не знает, что пиццу едят с острого конца? Может, он и правда из Айовы. Проездом через Марс.

– Вам знаком принцип «бритва Оккама»? – спросила она.

– Да, – ответил Кирк. – Он так же верен в двадцать третьем веке, как и сейчас. Если возможны два объяснения, правильным, скорее всего, будет то, которое проще.

– Именно. Вы понимаете, что это означает в Вашем случае?

У него поникли плечи. Отложив недоеденную пиццу, Кирк стал отирать испачканные сыром пальцы измятой бумажной салфеткой.

– Боюсь, что понимаю. – Он взглянул ей в лицо.

Джилиан понравился его взгляд, и его настойчивость импонировала ей. К сожалению, всё его поведение свидетельствовало, что это настойчивость безумия.

– Тогда я скажу Вам ещё кое-что, – сказал он.

В колледже, где она училась, был профессор, который при сравнении различных гипотез предпочитал «бритве Оккама» другой принцип. «Джили, – часто говорил он ей, – если у Вас есть два объяснения, выбирайте то, которое красивее, наиболее эстетично». То, в чём пытался сейчас уверить её Кирк, было очень красиво. То, что он рассказывал, было почти так же увлекательно, как рассказы, которые она слышала в детстве от своего дедушки.

– В двадцать третьем веке есть болезнь Альцгеймера? – спросила она.

– Что такое болезнь Альцгеймера? – спросил Кирк.

– Не важно. – Она развернула машину и поехала назад в Голден-Гейт-Парк. Ей очень хотелось поверить в существование его мира. Судя по его рассказу, там было здорово жить.

– Расскажите мне о морской биологии двадцать третьего века, – попросила она.

– Не могу. Я ничего о ней не знаю.

– Почему? Потому что всё время проводите в космосе?

– Нет. Потому что если я сажусь в лодку, то только для того, чтобы отдохнуть.

– Умно, – усмехнулась Джилиан. – Вы хитрец, Кирк. Большинство людей, когда хотят обвести кого-нибудь вокруг пальца, пытаются навешать ему лапши и сами запутываются. Другой на Вашем месте заявил бы, что он как раз и есть морской биолог.

– Я даже не знаю ни одного морского биолога. Моя мать ксенобиолог, и мой брат тоже был ксенобиологом.

– Был?

– Он… умер.

– Значит, в вашем мире тоже нет бессмертия.

– Нет. – Он печально улыбнулся. – Во всяком случае, не для человека.

– Я расскажу Вам ещё кое-что о китах, – сказала Джилиан.

– Я бы охотно выслушал всё, что Вы мне скажете, но если Вы не собираетесь помочь мне, у меня мало времени.

– За последние десятилетия часто случалось, что люди держали в неволе касаток. У вас там есть касатки? Животные семейства китовых?

– Нет, – сказал Кирк. – К сожалению, нет. Все крупные морские животные были истреблены.

– Это хищные животные. Они с лёгкостью проплывают по пятьдесят миль за день. Они издают самые разнообразные звуки. Они разговаривают друг с другом. Подолгу. По крайней мере, это звучит именно так. Но если их помещают в бассейн, они меняются. Им некуда больше плыть. Они находятся в замкнутом пространстве, в неблагоприятных условиях. Через несколько лет такой жизни запас их звуков сокращается. Потом они – совсем прекращают говорить. Становятся апатичными. А ещё потом… они умирают.

Джилиан въехала на стоянку.

– Джилиан, это ужасно. Но я не понимаю…

Она заглушила двигатель и некоторое время молча смотрела в темноту.

– Джордж не пел этой весной.

Протянув руку, Кирк мягко взял её за плечо.

– Кирк, горбатые киты не предназначены для того, чтобы их приручали. Ежегодно они мигрируют за тысячи миль. Они часть необычайно богатой и необычайно сложной экосистемы. Им нужен весь океан и тысячи обитающих в нём видов, чтобы взаимодействовать с ними. Прошлым летом я была в исследовательском рейсе у берегов Аляски. Мы изучали повадки горбатых китов. Мы наблюдали за стадом, когда к одному из китов подплыл морской лев, нырнул, а потом стал бить по воде плавниками. Кит перевернулся, забил по воздуху грудными плавниками, а потом стал нырять и бить хвостом по воде – он так играл. У нас был на корабле магнитофон с кассетами, мы иногда слушали музыку. Когда мы поставили Эмили Харрис, один из китов подплыл на двадцать футов к судну – горбатые киты никогда не подплывают так близко – поднырнул, вынырнул с другой стороны, высунул голову из воды и стал слушать. Я клянусь Вам, ему это нравилось. – Лёгкая дрожь пробежала по её телу при воспоминании о собственном изумлении, радости и волнении в тот миг, когда кит проплывал под днищем корабля – тёмная масса в сплошной тьме, белеющие грудные плавники, почти касающиеся днища. – Кирк, я боюсь за Джорджа и Грейси. Я боюсь, что с ними случится то же самое, что и с касатками. Джордж не пел этой весной. Может, в скором времени они перестанут играть. И тогда… – Почувствовав, что голос её дрожит, она умолкла и отвернулась к окну.

– Мы позаботимся о них. Они будут в полной безопасности.

– Я хочу, чтобы они были в полной безопасности! Но если бы дело было только в этом, их можно было бы оставить в Институте. Пока они там не умрут. Им в первую очередь необходима свобода. Бог знает, почему, но Вы мне нравитесь, Кирк. И я очень хотела бы Вам поверить. Но поймите, если Вы собираетесь держать их в безопасности – в неволе – то совершенно не важно, будут ли они находится в Институте или у вас… где бы то ни было. И когда бы то ни было.

– Джилиан, если им жизненно необходима свобода, я клянусь Вам, что они будут свободны. И в безопасности. В нашем времени нет касаток, и океан не загрязнён. Никаких китов не осталось, но морские львы есть, и им будет, с кем играть. Я даже поставлю им музыку в стиле кантри-вестерн, если Вы считаете, что это их обрадует.

– Не смейтесь надо мной.

– Я не смеюсь. Поверьте, не смеюсь.

Ей хотелось поверить. Боже, как ей хотелось ему поверить.

– Если бы Вы могли как-то доказать это…

– Это невозможно.

– Так я и думала. – Протянув руку, она открыла дверцу с его стороны. – Адмирал, это был самый странный обед в моей жизни. И самая фантастическая небылица, которую мне когда-либо доводилось слышать.

– Вы спрашивали меня. Теперь я хотел бы спросить Вас кое о чём.

Она вопросительно взглянула на него.

– Передатчики Джорджа и Грейси, – сказал Кирк. – На каких волнах они будут работать?

Джилиан вздохнула. Опять он за своё.

– Сожалею, – сказала она. – Это информация, не подлежащая разглашению.