Путь, исполненный отваги
Шрифт:
– Не помешало бы, гере командующий. У нас три четверти емкостей заполнены, но учтите, что за Воронежем придется полтораста километров переходить по суше до Оки, а это – тройной расход топлива. Аппарат необходимо держать как минимум на полуметровой высоте – дополнительная нагрузка на турбины. На ваше усмотрение...
– Добро! – сказал Андрей Константинович. – Запас в корму не клюет. Далеко еще до схрона?
– Километров десять.
– Добро, – повторил полковник, – да и люди пусть ноги разомнут. Истосковались по суше.
Причалили к левому, низкому берегу. «Мурена», естественно, причаливала своеобразно: выползла
Первым спрыгнул Ростислав. За ним – Инга. После спрыгнул Лейф.
– Заправка займет около часа, – сказал он, поводя похожим на компас прибором.
Затем нагнулся и прямо в землю перед собой вонзил фигурный штырь, похожий на палец от гусеницы танка. В землице чего-то щелкнуло, и внезапно пласт дерна размером метр на метр отъехал в сторону. Как будто этим всю жизнь и занимался, Лейф вытащил оттуда приспособление, похожее на пожарный гидрант, и потащил его к кораблю.
– Пап, мальчики направо, девочки налево? – спросил Костя.
Полковник оглядел высыпавших на берег. Человек двенадцать. В глазах бешеное желание пообщаться с природой. Один на один.
– Хрен с вами, уговорили, морды клюквенные. Погуляйте вокруг. Только... Только, парни, возьмите автоматы. Ростислав Алексеевич, вы когда-нибудь из пистолета стреляли? Хотя бы в прошлой жизни...
– Я, господин полковник, и в прошлой из личного «маузера», и в этой из вашего любимого «Калашникова». Военная кафедра в университете, знаете ли...
– Ладно-ладно, не обижайтесь, берите тоже автомат. Или, если желаете, возьмите мой АПС. А вы, Иннокентий, в каком полку служили? Чего-чего?! Берите что хотите!
Пузатый менестрель, оказывается, не всегда был оным. Он, оказывается, в группе немедленного реагирования «Вымпел» два года служил по контракту...
Войдя в лес, Иннокентий сплюнул.
– Видали? – спросил он. – В ночь на Ивана Купала девушки бросают в воду венки. Чей венок утонул, у той и самая большая башка! Твою мать!
– Чего? – спросил Костя Волков. – К чему ты это?
– Валежника почти нет. А у нас по белорусским лесам конца двадцатого века немцы бы не прошли. Не-а. Не из-за партизан. А из-за леспромхозов. – Кеша еще раз сплюнул. —Выбрались мы как-то с «Торнадо» в грибы... Бля! Не пройти! Все эти идиоты засрали. Но, надо отдать им должное, засрали качественно... На среднем танке не пролезешь.
Костя с интересом посмотрел на него.
– Тебе двадцать три года. Это ты с какого...
– С шестьдесят девятого. А ты?
– С девяностого. А мне – двадцать один!
– Чушь собачья! – фыркнула Анжела. – Ради бога, никто не спрашивайте, с какого я года.
– Ну-ка! – Ростислав, сжимая в руке по-походному АКСу, перепрыгнул через выворотень и остановился, глядя на маму Кости – молодую интересную женщину под тридцать.
– Семьдесят второго! – прыснула женщина. – Я моложе Кеши на три года. А вместе с тем мне тридцать девять лет.
Олег Локтев вдруг остановился и сказал:
– Това'гищи, за это нужно выпить. Сегодня же вечером.
– Ой, – закричала Инга, – какие подосиновики! И белые есть! Ребята, у кого с собой сумка?
Денис Булдаков, до этого в разговоре участия не принимавший, сказал:
– Мой батя всегда учил меня с собой носить четыре вещи: флягу, нож, спички и вещмешок. Флягу
я вам не отдам, а вот вещмешок – всегда пожалуйста!Все расхохотались. Так серьезно сказал эту фразу двадцатишестилетний капитан. От отца в Дениске только что и осталось, так это самоуверенный нагловатый взгляд. Отец – невысокий крепыш с круглым, чуть красноватым лицом и оригинальной проплешиной, брюнет. Этот – долговязый, бледнолицый, лицо немного вытянутое, шатен с пышной гривой. Но вот глаза... Один и тот же насмешливый прищур, то же придурковатое спокойствие в речи и глотание окончаний. Девки по нем так и сохли, но он только похохатывал:
– Жизнь у нас здоровая, длинная. Так зачем ее поганить смолоду!
Анжела с Ингой таки реквизировали у младшего Булдакова нож и принялись наполнять вещмешок отборными грибами. Олег принялся им помогать. Рената толкалась тут же рядом и «дури для» давала бестолковые советы на ломаном русском:
– Олег, вон там пот листочком, кашись отин спрятался!
– Аншела! Осторошно! Попой на кол сятешь! Понимаю, тепе не фперфой, но феть в тшинсах!
– Инга – матка! Не шри крибы – им польно! Куда, дура, жрешь, ребенка отравить захотела?
Инга, пробуя на язык состав, откусила кусочек белого. При словах Ренаты она испуганно сплюнула и показала ей кулак.
– Молчи, несчастная! Кешка рядом.
Полчаса ползали по мшистому подзолу, время от времени испуская радостные вопли потомственных грибников. Анжела уже намеревалась примерять завязки. Но внезапно метрах в двухстах от них раздался женский крик. Все утихли, принялись прислушиваться. Крик раздался снова.
– Слышали! – спокойно спросил капитан Булдаков. – А вроде и зори здесь тихие.
Ростислав внезапно сказал голосом знаменитого гнусавого переводчика бутлегерских фильмов:
– Возможно, медведь бабу дерет. Возможно, красивую. Айда, не допустим!
– Стоп! – сказал Костя. – Мама, вы с Олегом и Ренатой отнесете грибы на корабль, а мы посмотрим в чем дело. Бегом!
– Хорошо зафиксированная женщина в предварительных ласках не нуждается! – выдохнул толстячок Иннокентий, семеня рядом с Булдаковым удивительно легким шагом.
Группа бездельников-туристов моментально превратилась в боевую единицу. Никто не задавал лишних вопросов. Силовик старлей приказал – и точка. Булдаков был хоть и старше его по званию, но являлся скорее «особистом». «Психоаналитик-навигатор» – так звучала его должность в штатном расписании экспедиции.
Итак, никаких «А чо я?», группа движется на перехват. Условно-штатских оказалось трое: Ростислав, Инга и Евдокия. Военных тоже трое: Денис, Константин и фельдшер Паша Никифоров. Плюс экс-боец «Вымпела» Кеша. Семь человек, причем шестеро вооружены автоматами. У Инги – «беретта», подаренная Хранителем. Настрой как у пойнтеров, несущихся по следу. Под конец глаза загораются даже у закоренелых меланхоликов.
И все это разбилось о картинку в стиле «Маша и медведь» – на поляне мужичонка привязывает к осине брюхатую молодицу лет семнадцати. Молодица раз в минуту оглашает вопль стенаниями, а мужичок, тоже всхлипывая, вершит свою адскую работу. Где-то на заднем плане пасется лошадь – гнедой мерин и, чихая на психоделию, жрет сочную лесную мураву. Телега ему ничуть не мешает. Он даже не привязан, но не убегает – без хозяина в лесу он станет роскошным обедом для волчьей стаи, которых ой как много в русских лесах.