Путь истребителя

наверное такого слова как 'партизан' и не знали. Лафа, а не служба. Удивляло только присутствие пистолета у командира, но тут можно отнести к их менталитету.

Уставник, наверняка. Остальные расслабились, а этот еще держится.

– Вас?.. Алярм!..
– что-то закричал не вовремя обернувшийся чистильщик.

Сухо и несколько неожиданно щелкнул выстрел 'беретты', и немец умолк на полуслове. Молодец Степка, не зря сотню патронов извел на нашем 'стрельбище' у

лагеря. Меня несколько напрягала мысль, что Степке может не хватить силы воли выстрелить в живого человека, но я не принял в расчет то, что он голодный. Я и

сам в момент сильного голода становлюсь не управляемый, и зашибить кого могу, что уж о Степке говорить? Он тоже такой.

От сарая до открытой двери дома, хотя правильнее назвать его хатой, расстояние было метров тридцать, которые я преодолел в пару секунд. Чтобы не

впускать через дверь всякую летающую живность, она бала завешена слегка засаленной материей, вроде простыни. Её-то я и снес, влетев в сени, это и сыграло со

мной злую шутку. Я не учел, что хата на каменном фундаменте и стояла довольно высоко, почему так построили не знаю, может боялись паводков, но сразу за

дверью были ступени, о которые я благополучно споткнулся.

Однако тут произошло то, что обычно называют счастливым стечением обстоятельств, или слепым везением. Не знаю, четвертый немец толи выходить собрался,

толи с чем-то возился в сенях, но я удачно торпедировал его головой. Причем удар, судя по мягкости пришелся в живот, выбив из немца дух. Сипло вздохнув от

удара, он повалился на спину, увлекая меня за собой. Содрав с головы простыню, я упер ствол пистолета в грудь немца и спустил курок. Сухо клацнул боёк.

– Черт!
– воскликнул я. Теперь то уже можно было не соблюдать звукомаскировку.

Ноги запутались в простыне, поэтому не вскакивая, я повернулся набок и одним слитным движением выбил подвёвший патрон, снова приставив ствол к груди

зашевелившегося и закашлявшегося немцы, спустил курок. На этот раз патрон попался нормальный, раздался сухой, слегка приглушенный выстрел. Ствол пистолет я с

силой прижал к телу немца, так что сомневаюсь, что с начавшейся снаружи пальбой его кто-то слышал.

Дернувшись, немец замер и едва тихо простонал. Стянув облепившую меня простыню, я вскочил на ноги и снова произвел выстрел, и в этот раз патрон

сработал как надо. Пальба на улице не стихала, поэтому я заторопился. Оттолкнув убитого в сторону, и под грохот упавшего карабина, немец оказывается сидя на

ступеньках занимался чисткой оружия, рванул внутрь хаты.

Сразу за дверью справа от входа, рядом с печью был рукомойник с помойным ведром под ним, слева, о счастье оружейная. Натуральная армейская пирамида. С

карабинами и одним автоматом. Под оружием в нишах виднелись цинки с патронами.

Схватив автомат и сунув за пояс запасной магазин, я подскочил к окну у обеденного стола, благо вел он в нужную сторону.

Ситуация снаружи изменилась. Дверь в туалет покрытая свежими пробоинами, была открыта и виднелась окровавленная рука. За туалетом залег коптильщик и

держа на прицеле командирского 'люгера' сарай, внимательно смотрел, изредка крутя головой.

Тщательно прицелившись, я короткой очередью срезал его, уж больно удобно он лежал. Из рамы посыпались осколки стекла, немец дернулся и непроизвольно

произведя выстрел, замер.

– Степка, как ты?
– тревожно крикнул я, не высовываясь наружу.

– Нормально, чуть не подстрелили. Оказывается, эти стены пули на раз пробивают, одна из них в миллиметре от головы просвистела.

– Ясно, проверяем и сваливаем. В оружейке двух карабинов не хватает. Рыбаки вооруженные, услышав выстрелы вернутся, могут подстрелить. Работаем в темпе

вальса!

– Лады!

Пробежавшись, мы проверили всех четверых немцев, трое были убиты, тот, что был в туалете тяжело ранен. Добив его стали быстро собираться.

– На!
– Степка сунул мне в рот полукруг копченой колбасы. Сам он уже что-то жевал.

Откусив большой кусок, кивком головы поблагодарил, его, продолжая укладывать цинки в стопку. Попавшийся ящик с гранатами пошел вниз, как поддон.

Поесть просто не было времени, нужно отчаливать как можно быстрее. Оружие мы уже перенесли на катер, сейчас занимались сбором трофеев. После стрельбы,

первым делом я накинул сбрую и повесил на плечо карабин. Автомат с пистолетом отжал Степка, они ему приглянулись, я не возражал, к карабину больше привык,

чем к этой трещотке.

Сложив цинки на носу, рядом с пулеметом, я поправил мешок с сушеной рыбой и, вернувшись на берег, стал помогать сталкивать в воду самую большую лодку.

Когда приготовления к отходу закончилось, мы еще раз пробежались по пристройкам.

Перешагнув через тушу собаки, я вошел в сарай. Тут хранилась сушеная рыба, мы ее уже собрали, но еще оставалась. В углу притулился велосипед, нам он

был не нужен, поэтому я оставил его без внимания.

– Ну чего? Есть что?
– заскочил следом Степка.

В отличие от меня, он был знатным трофейщиком. Брал все, что плохо лежит. Еще бы, старина со Второй Мировой войны.

– Да ничего интересного, вот только топор тут нашел и пилу, - показала я находки.

– А, ясно... О, велик. Нормально, - подхватив велосипед под раму, он потащил его на лодку, пнув на ходу собаку.

Махнув рукой, я направился следом.

От берега отошли мы только через полчаса с момента последнего выстрела, привязанная сзади лодка следовала за нами. Когда мы отошли, кобыздох вдруг

вскочил и яростно залаял в сторону леса, вызвав у нас безудержный смех.

– Чего это?
– удивился вдруг Степка, он как опытный яхтсмен стоял рядом со штурвалом, и удивленно крутил головой пытаясь понять, что за свист стоит

вокруг.

– Ложись! Рыбаки вернулись, - заорал я сразу же. Свист пролетавший рядом пули мне был хорошо знаком.

Отошли мы самое большее метров на десять, даже мотор завести не успели, толкали катер с помощью длинных шестов. Взвизгнув, от рикошетила от рубки