Путь к себе
Шрифт:
Они вдвоём исколесили весь мир… Это была нереальная любовь. Такого сильного всепоглощающего чувства просто не могло существовать в реальности. При взгляде на них, я понимал, что моя девочка счастлива. Но…
Когда гульки закончились, и Литсери стукнуло пятьдесят, Рио настоял на начале обучения по преобразованию энергии и увёз Лита в свою резиденцию. Тогда наши голубки впервые расстались надолго. Теперь они виделись гораздо реже. А ещё через несколько лет, нашей с Эверио дружбе пришёл конец. И когда они покидали мой дом, чтобы больше никогда не вернуться, Лит попросил Таршу уехать с ним. В тот момент для неё это означало бросить меня, своего наставника и единственного родственника, и прервать обучение. И тогда Тарша ответила отказом. А наш мнительный мальчик расценил
Тамир ухмыльнулся. Да уж история, конечно не обычная, но разве стоила столь давняя обида таких последствий? Теперь стало понятно, за что Лит так поступил с Таршей. И почему использовал меня. Значит, она была права, когда пыталась меня предупредить. А я, дура, не поверила, находясь под очарованием этого поганца.
— Спасибо за рассказ, Тамир, — обратилась я к учителю. — Теперь я хотя бы знаю, о причинах поступка Литсери. Хотя это его ни капли не оправдывает… В прочем, как и меня.
— Да, ты права. Тебя это нисколько не оправдывает, — Тамир говорил спокойно. Как будто отчитывал меня за разбитую банку, а не за разбитую жизнь. — Но я был бы сильно удивлён, если бы тебе удалось не попасть под очарование нашего мальчика. Это бы стало настоящим подвигом. Но, дорогая моя подопечная, твоя вина заключается совсем не в этом.
Я ещё сильнее вжалась в кресло, совершенно не понимая, о чём говорит учитель.
— Виновата ты в том, что отправилась мстить Литсери, ни в чем толком не разобравшись! В тебе играла злость, ущемлённая гордость, и обида. Я не буду приплетать сюда девичью честь… — а это что, намёк?
Решив сейчас пропустить обидные слова учителя мимо ушей и оставить заботу об этой самой «девичьей чести» только себе, я перешла в решительное наступление.
— Тамир, ты прав во мне играла дикая злость и обида. Но я мстила Литсери не за себя, — ответила я уверенным голосом.
— А за что же? — с сарказмом произнёс Тамир.
— Скажите, учитель, вы часто видите, как плачет ваша племянница? Как она впадает в истерику и без сил сползает по стене? И вот в такой момент тот, кто явился причиной этой истерики, подходит к ней и говорит, что это его месть за её предательство… Я никогда не видела Таршу в таком состоянии. И пусть месяц, что мы знакомы это не такой уж и большой срок, особенно в масштабах вашей жизни. И пусть мы не всегда с ней ладили. Но я не могла позволить какому-то… сделать ей так больно и остаться безнаказанным. Поверь мне, Тамир, я чувствовала насколько ей плохо. И не могла просто так на это смотреть. А что касается моей роли в представлении Литсери… я сама виновата. Мне было одиноко, а он так, кстати оказался рядом. Такой добрый и заботливый. Я сдалась. Но это только моя ошибка. А Литу — мои аплодисменты. Прекрасный план и отличное исполнение. А я, в свою очередь, обещаю запомнить на всю жизнь тот урок, что он мне преподал… Каюсь только в одном. Я не имела права и оснований выносить Литсери смертный приговор, но сделала это. Я шла за ним не для того чтобы что-то сказать или спросить. Я шла с определённой целью — отомстить. И плату за слёзы Тарши я назначила довольно высокую.
Тамир смотрел на меня с недоумением, отбивая по столу пальцами какой-то незнакомый ритм и, видимо, обдумывал то, что я сказала.
— Я верю тебе, Тиа, и знаю, что ты не врёшь, — наконец, сказал он. — Да, твой порыв можно даже назвать благородным, если бы не одно «но». Ты не думала о последствиях и сознательно пошла на убийство, но вёл тебя не разум, а энергия подкреплённая злостью. А это, дорогая моя, даже хуже, чем спонтанные выбросы. Это означает, что мне так и не удалось научить тебя контролировать свою энергию. Теперь же получается, что не ты ей управляешь, а она тобой. И… как это ни прискорбно, но… я обязан принять меры.
О каких мерах идёт речь, я вспомнила сразу. Не могу даже передать те чувства, что молнией пронеслись в моей голове. Обида, страх, злость
на себя и на Тамира… Но они ушли, оставляя после себя ощущение дикой пустоты. Не было даже надежды. Хотя, говорят, что именно она умирает последней. Наверно её не осталось, потому что я полностью осознала и приняла свою вину, и прекрасно понимала, что уже ничего не изменить.— Ты же помнишь условия? — это не было вопросом, это было констатацией факта. Тамир уже заметил, что я осознала всю плачевность моего положения.
— Да, помню… — я не узнавала свой голос. В нём не было чувств. Вообще. Сплошной монотонный звук. Хотелось плакать, но слёз не было. — Ты говорил, что если я не справлюсь, ты будешь вынужден меня устранить. И… я не справилась, — я замолчала, набирая воздуха в лёгкие. Мне было чертовски сложно задать следующий вопрос. — Скажи только, когда?
— Как только расцветёт… — ответил учитель и опустил глаза.
Я не могу передать словами все те чувства, что испытываешь, осознавая, что жить тебе осталось каких-то пару часов. А может и того меньше. Мне было страшно. До жути, до дрожи в коленях. Но я боялась не самой смерти. В такие моменты пугает осознание того, что жизнь подошла к концу, а я так ничего и не добилась. Не превратила в реальность и половину того, о чём мечтала. И в качестве апогея, пришло странное понимание, что сегодняшний рассвет станет для меня последним.
А самым противным был стыд. Мне было до жути стыдно перед Тамиром, что я не оправдала его надежд. Глупо наверно испытывать подобные чувства к тому, кто вынес тебе смертный приговор. Но по-другому я не могла. И пусть он мой друг, но договор есть договор. Я же с самого начала знала обо всех его условиях… Но, в нужный момент предпочла забыть.
Не открывая взгляда от пола, я медленно прошла к камину и опустилась на ковёр у самого огня. Сразу вспомнились родители. Каким потрясение станет смерть дочери для них? И Ник? Как я вообще могла подписаться на условия Тамира? А я, в общем-то, и не подписывалась. Выбор был прост: либо он убивает меня сразу, либо даёт возможность доказать, что я достойна жить, достойна быть обладателем дара. А я не смогла.
Грустно. Очень грустно и обидно. Но… Кроме меня никто не виноват. Хотя нет. Виноваты и Лит и Тарша. Каждый в своей степени. Но я сама пошла на поводу у эмоций. Сорвалась. За это мне придётся расплатиться… самым дорогим, что есть у человека. Своей жизнью…
Остался один час. А может меньше.
Обернувшись к окну, я увидела, что небо начинает светлеть. Значит всё? Вместе с этой ночью прекратиться и моё существование? Честно, очень хотелось позвонить родителям, но… что я им скажу? Мама, папа, пока. Я больше не вернусь. Или сказать, как я их люблю…. Бред. Не буду звонить. Никому не буду! Пусть помнят обо мне только хорошее. А что, собственно, хорошего я сделала? За что меня вообще можно помнить?
Получается, что я прожила никчёмную жизнь. За мной не числилось ни хороших, ни плохих поступков. Всё было как-то обыденно. Училась, работала, изредка готовила и убирала дома. Наверно, единственное из моих достижений — это мотоцикл. Даже смешно. Я так долго о нём мечтала, копила деньги и, когда он, наконец, у меня появился… Нет, это слишком грустно. Лучше вообще не думать. Как там говориться? Перед смертью не надышишься… Вот это правда.
— Тамир, я готова, — в моём голосе теперь была простая уверенность. А что делать, если уж суждено мне сегодня погибнуть, так пусть это будет хотя бы красиво. Без слёз, с гордо поднятой головой! Как королева на плахе.
— Пойдём, — отозвался он. И только сейчас я рискнула посмотреть ему в глаза. В них была боль. Он не хотел приводить приговор в исполнение, но изменить, увы, ничего не мог.
— Тамир, мы ещё можем всё исправить, — услышала я голос Литсери. Он встал с кресла и решительно направился к моему учителю. Правда выглядел при этом просто невероятно напряжённым.
— Ты научился поворачивать время вспять? — с нескрываемой злостью спросил его Тамир. — Если да, тогда иди, исправляй!
— Ты же знаешь, что это невозможно! — Лит всё же сорвался на крик, и в его голосе теперь очень ярко слышалось нечто похожее на отчаяние.