Путь к солнцу

— Глупая девчонка, — прошипела она и несильно стукнула Ахалью по затылку. — Не понимаешь, что тебе же делают хорошо. — Она снова сунула таблетку ей в рот и заставила проглотить.

Чако вытащил свои блестящие часы и пожелал девочкам спокойной ночи. Потом он закрыл за собой дверь спальни и повернул в замке ключ. Его жена уселась на ту кровать, что была ближе к окну, и пронзила Ахалью злобным взглядом.

— Выхода отсюда нет, — сказала она. — Не пытайтесь сбежать, или Чако возьмет свой нож. Другим пришлось поучиться на своей собственной шкуре. И не смейте меня будить.

Ахалья и Зита легли на кровать. Зита тихонько заплакала и плакала до тех пор, пока ее не сморил сон. Ахалья обвила сестру руками, прикрывая собой, словно щитом. Она будто пыталась заслониться от неведомых злых сил, в мгновение ока превративших их жизнь в кошмар. Таблетка начала действовать. Ахалья старалась не поддаваться, но снотворное туманило мозг, веки стали тяжелыми как свинец.

Сделав над собой последнее усилие, она затолкала телефон еще глубже в чуридар. Потом закрыла глаза и провалилась в сон.

Глава 2

Признайте это открыто — зло ходит по земле, и его тайные законы нам неведомы.

Вольтер

Киава-Айленд, Южная Каролина.

Наутро после Рождества, перед самым рассветом, когда еще было почти совсем темно, Томас Кларк решил прогуляться по пляжу Вандерхорст. Из всех друзей, снявших бунгало на берегу, он был первым, кто поднялся. Вчерашняя вечеринка выдалась особенно бурной, вино и бренди лились рекой, и большинство ребят напились до ступора. Томас старался сдерживаться, но только потому, что его мысли были заняты другим.

Он уже пожалел, что согласился на эту поездку. В любом случае идея была не его. Лучший друг Томаса, с которым они вместе учились на юридическом, узнал о Прийе. И пригласил его провести Рождество с ним и его приятелями. Томас понимал, что Джереми хотел помочь ему отвлечься от тягостных мыслей, но эффект получился противоположный. Томас чувствовал себя одиноко, как никогда.

Он перебрался через дюны и направился к пляжу. Пейзаж, открывавшийся перед ним, был невероятно красивым — чистое, ясное небо, розовое от лучей восходящего солнца, белые гребешки на стального цвета волнах и нанесенные ветром песчаные холмы. Томас засунул руки в карманы и подошел к самой кромке воды. Потом повернулся и пошел на восток, так, чтобы ветер дул ему в лицо. Рост Томаса был шесть футов два дюйма, и весил он при этом сто восемьдесят фунтов — настоящий атлет, словно созданный для спорта. При других обстоятельствах он непременно отправился бы на долгую пробежку, но сегодня на уме у него было совсем другое. Размеренным шагом Томас шел по берегу и будто бы играл в некую игру, тасуя мысли и воспоминания, словно колоду карт, выбирая наименее болезненные. Но в конце концов мозг взбунтовался. Перед глазами Томаса вдруг возникла картинка: его жена возле такси. Произносит какие-то прощальные слова.

Ее звали Прийя. В переводе с санскрита это означало «любимая». В первые дни их знакомства он бесконечно повторял про себя ее имя. Прийя. Сейчас это уже казалось нереальным — то невинное, простое счастье. С тех пор так много всего произошло. Многое изменилось. Они все разрушили. Бесповоротно и окончательно. Не осталось буквально ничего. Глаза Прийи в тот день, когда она уходила, сказали ему все. Этот взгляд… в нем не было ни ненависти, ни горечи, ни отчаяния — вообще никаких эмоций. Никаких чувств. Она смотрела не на Томаса, а словно сквозь него.

В их истории было много страниц. Много этапов. Иные можно было понять и объяснить. Иные нет — это была какая-то невероятная смесь боли и вины. Трагические обстоятельства, предательство, друзья, не уверенные, чью сторону принять, желания и претензии, вовремя не высказанные вслух, культурный барьер, который они так и не сумели до конца преодолеть. Но так часто бывает в жизни. Твердая почва под ногами внезапно превращается в зыбучие пески. Разумный, рациональный мир вокруг вдруг впадает в безумие, хорошие, добрые люди теряют рассудок.

Томас дошел до конца пляжа и огляделся. Холод был пронзительный, но восходящее солнце золотило волны и создавало иллюзию тепла. Он развернулся и, ускоряя шаг, направился обратно, к снятому ими домику. Отец Томаса в свое время был легкоатлетом-чемпионом и служил в морской пехоте. Теперь он являлся главным судьей Федерального окружного суда США в Виргинии. Его честь Рэндольф Трумэн Кларк, несгибаемый законник и приверженец быстрых судебных разбирательств, обожал подниматься спозаранку и сумел привить своим сыновьям, Томасу и его младшему брату Теду, любовь к ледяному утреннему ветру и далеким рассветам. Подойдя к дощатому настилу, проложенному над дюнами, Томас на минуту остановился и снова посмотрел на океан, пытаясь вобрать в себя умиротворяющий шум прибоя. Ему предстоял длинный день. При мысли об этом Томас готов был съежиться, но откладывать неизбежное дальше было уже нельзя.

Все то время, что Томас с Прийей прожили в Вашингтоне, они проводили Рождество с семьей Томаса в Александрии. Это была многолетняя традиция, и в этом году Томас нарушил ее, так ничего толком и не объяснив родителям. Отец, как обычно, выказал сдержанное неудовольствие, но мать расстроилась. Она принялась расспрашивать, что у них за планы, но Томас отделался отговорками. Он так и не смог заставить себя признаться матери, что Прийя ушла.

Однако в конце концов родители все-таки загнали его в угол. Мать настояла — настояла — на том, чтобы они все же приехали на обед. До Рождества или после, не важно. Томас промямлил что-то о загруженности на работе, но тут трубку взял Судья.

— Следующий после Рождества день — воскресенье, — заявил он. — На работу, естественно, никто не собирается. Я уверен, ты можешь позволить себе немного передохнуть.

— Но вечером в офисе будет вечеринка, — возразил Томас.

Ему показалось, что гамбит сработал, но Судья спросил, во сколько начало.

— В восемь тридцать, — признался Томас.

— Значит, сможешь заехать до нее, — подытожил Судья.

Томас вернулся в домик и сложил сумку. Почти все еще спали. По бунгало будто пронесся ураган. Повсюду валялись грязные тарелки и стаканы, а в воздухе все еще стоял слабый запах алкоголя. Он от души посочувствовал Джереми, которому придется устранять весь этот беспорядок.

Джереми встретил его в прихожей. Он был одет в серую футболку и шорты-боксеры.

— Уже уезжаешь? — спросил он. — Я собираюсь испечь блинчики, чуть попозже. Заправишься на дорогу.

Томас взъерошил свои темные волосы.

— Звучит заманчиво, но мне нужно возвращаться. Сегодня в «Клэйтон» вечеринка, а мне еще надо заехать к родителям на обед.

— Да, праздник никогда не кончается, — ухмыльнулся Джереми. — Он всегда с тобой.

— Спасибо, что позвал меня, — сказал Томас.

Джереми сжал его плечо.

— Я знаю, это не то же самое, что провести Рождество вдвоем с Прийей, но был рад тебя видеть. Если тебе что-нибудь понадобится…

— Спасибо. — Томас слегка улыбнулся, подхватил свою сумку и вышел.

К воротам он подъехал словно во сне. Перспектива десятичасовой поездки в Вашингтон не радовала его совершенно. Он выехал за пределы территории курорта и устремился к Чарльстону. Машин на шоссе почти не было, и он добрался до города за сорок минут. Спешить Томасу было особенно некуда, но отсутствие на дороге патрульных машин невольно заставляло увеличить скорость. Он старался не думать ни о пустом таунхаусе из коричневого кирпича в Джорджтауне, ни о простынях на кровати, все еще хранящих жасминово-сиреневый аромат духов Прийи.