Путь Князя (авторский сборник)
Шрифт:
Катя медленно кивнула.
– Так о каком приватном пространстве ты говоришь? – Рат сделал паузу и обвел всех удивленным взглядом, как бы предлагая всем поудивляться вместе с ним.
– Ведь Он уже знает все твои мысли и желания. Причем сразу, как только они возникли в твоей голове. И потом, если некоторые из них вызывают у тебя чувство стыда или смущения, то разве это не твоя проблема. Ведь это же твои мысли, не так ли?
Катя медленно кивнула. Она уже, как и они все, перешла в режим напряженного осмысления. Все, о чем говорил Рат, требовалось не просто запомнить, а именно осмыслить, пропустить через себя, примерить на себя и, если оно все-таки еще вызывало отторжение, найти то, что являлось его причиной. И еще раз взвесить, насколько
– И если Он, Высший судия, – продолжил Рат, – уже и так знает все, разве так уж важно, что твои мысли могут узнать другие? Близкие тебе люди, готовые всегда понять и поддержать тебя, подставить плечо… и простить? Или нет? – И Рат вновь обвел всех вопросительным взглядом. Все молчали.
– Так что тебе следует сделать, Катя? – улыбнулся Рат. – Продолжить изливать свое возмущение на бедного Бориса или все-таки разобраться со своими мыслями? Навести порядок в своей голове. И… быть может, принять для этого помощь друга…
Катя несколько мгновений стояла, напряженно нахмурив лоб, а потом подняла голову и, бросив взгляд на Гаджета, тихо произнесла:
– Прости… – а затем, повернувшись к Рату, попросила: – А можно я… потом… ну, когда немного разберусь там, у себя. Сама… – и она тряхнула головой, будто указывая себе на лоб.
– Конечно, – улыбнулся Рат, – я так понял, что… это требуется всем?
И каждый из шестерых молча кивнул в ответ.
– Ну, тогда – в обратный путь.
– Как?! – возмутился Гаджет. – Живого ж места нет…
– А ты уверен? – хитро прищурился Рат.
– Да… – начал Гаджет и осекся.
И все удивленно уставились друг на друга. А Барабанщица недоверчиво прошептала:
– Так ты чего, Джавецкий, мозоль мне залечил, что ли?
И Данька растерянно кивнул. Он и сам не чувствовал ни капли усталости и никакой боли в мышцах. Наоборот, мышцы были переполнены звенящей силой и здоровьем, как будто он недавно проснулся после долгого и крепкого сна и даже успел слегка размяться…
Обратный путь они проделали едва ли не в два раза быстрее, чем путь на ту сопку. Причем только уже на подходе к поселку Данька обнаружил, что, как только мышцы вновь начинают наливаться усталостью, а вещмешок тяжелеть, он чисто рефлекторно соскальзывает сознанием в то состояние, в которое он погружался, когда читал молитву. Только теперь даже слова были не нужны. И там, в этом состоянии, все быстро проходило – и усталость, и тяжесть, и боль…
А когда он догнал Рата и поделился с ним своим открытием, тот только улыбнулся и ответил вопросом на вопрос:
– А ты что, все еще считаешь, что молитва – это слова?..
В поселке их встретил рассерженный Алексей Юрьевич.
– Почему вы ушли ночью, никого не предупредив?
Рат взмахом руки отправил их умываться и переодеваться, а сам повернулся к полковнику и мягко спросил:
– Алексей Юрьевич, а разве я кого-нибудь когда-нибудь предупреждал?
Полковник смутился.
– Нет, но… я же отвечаю за вас.
– Перед кем?
– Перед… – Алексей Юрьевич запнулся, внезапно осознав, что все его начальники ничего не значат для Рата.
– Не волнуйтесь, – улыбнулся Рат. – Когда мы уйдем совсем, я вас обязательно предупрежу.
Полковник открыл было рот, собираясь рассердиться, но Рат уже прошел мимо него и начал подниматься по ступенькам на крыльцо.
Ужин выдался на славу. Михалыч, который очень неодобрительно отнесся к затее Рата «дитев» голодом морить, узнав, что сегодня им разрешен прием, так сказать, пищи, расстарался вовсю. Так что, когда они после бани ввалились в столовую, стол буквально ломился от всяких вкусностей. Соленые грибы, шаньги с рыбой, печеный картофель, черемша, холодная копченая оленина и, как вершина, фирменная михалычевская уха из омуля и лосося. Увидев все это великолепие, Гаджет аж замурлыкал от удовольствия. Да и Данька сглотнул слюну.
Впрочем, как выяснилось, насытились они довольно быстро, не съев и четверти от того, что Михалыч выставил на стол. К его искреннему огорчению.
Но Данька действительно наелся всего лишь половиной того объема, который с удовольствием навернул бы еще пару недель назад. Судя по всему, так же обстояло дело и с остальными. Но выходить из-за стола как-то не хотелось. После всего, что произошло на сопке, они внезапно начали ощущать, что через эту боль в натруженных мышцах, через эту отупляющую усталость, через вечный недосып и головные боли они стали кем-то другим. Причем как каждый из них в отдельности, так и все они вместе. Серьезно. Они вместе тоже стали кем-то. Кем именно, они еще не до конца поняли. Но точно стали. Поэтому им хорошо было вот так вместе сидеть за одним столом и просто ощущать рядом присутствие других.– Рат, – внезапно подала голос Катя, – а помните, вы сказали… ну, когда я спрашивала про «Дом-2»…
– Помню, – кивнул Рат. – Быт и дрязги крестьян могут быть интересны либо таким же крестьянам, либо этнографам. Так?
– Да, – подтвердила она, – так вот я хотела спросить – почему крестьян?
Рат откинулся на спинку стула и задумался. И все заерзали, устраиваясь поудобнее, потому что было понятно, что Рат собирается ответить подробно и обстоятельно…
– Это уже вопрос онтологии, Катя. Понимаешь, при всем разнообразии профессий и дел, которыми человек может заниматься в своей жизни, Путей перед ним на самом деле всего три. Он может стать либо крестьянином, либо воином, либо… князем. И различаются эти Пути только одним – тем, что он делает. То есть деятельностью. Потому что крестьянин работает, воин служит, а князь трудится. – Он замолчал и обвел их внимательным взглядом.
– А в чем разница? – подал нужную реплику Данька. И внезапно осознал, что он не спросил, а именно подал нужную реплику, вставил необходимый стежок в полотно беседы. И похоже, это поняли и остальные. Потому что Данька поймал на себе их одобрительные взгляды. Ну типа тех, что бросают на соратника члены команды и болельщики, когда он делает пусть и не голевую, но точную и нужную в данный момент передачу.
– В предназначении, – ответил Рат, – потому что работа – это в первую очередь для себя. Служение – это уже не только себе, но и кому-то еще. А труд – Ему.
– А я слышал, – задумчиво сказал Гаджет, – что многие князья не очень-то себя забывали. Ну, до революции, я имею в виду.
Рат усмехнулся:
– Просто не путай Путь и… титул. Ведь когда я говорю «крестьянин», я тоже не имею в виду человека, который растит хлеб. Среди таких было и много воинов, и даже князья. В то же время многие из тех, кто носил титул, перестали быть князьями, то есть сошли с Пути за много поколений до революции. Это случилось сразу после того, как вера для них превратилась в суеверие. Все, что составляло самую ее суть, было отринуто, а Господь стал термином, фикцией или в лучшем случае просто традицией, элементы которой сохранялись из уважения к предкам или по привычке. – Он обвел их внимательным взглядом и добавил: – Князь, Государь – это ведь во многом сакральные роли. И если убрать из них трансцендентальное, то останется всего лишь слово, которое, по сути, не будет ничем отличаться от таких слов, как «президент», «председатель совета директоров» или «генеральный секретарь». Но ведь вы-то теперь понимаете, что на самом деле это не так.
– Хорошо, – подала голос Барабанщица после того, как в головах у всех немного улеглось, – но я что-то не поняла, это же выходит, что крестьянин может стать богаче князя?
Рат задумался.
– Знаешь, я попробую привести такую аллегорию. Представь себе, что в неком затерянном месте самым дорогим является… ну, скажем, древесина. Лес. И, как совершенно понятно любому по-житейски умному человеку, чем больше у тебя древесины, тем ты более богат и тем крепче, так сказать, стоишь на ногах. То есть ты более успешен, скажем, более завидный жених или просто, как сейчас модно говорить, спонсор… И тем больше к тебе уважения со стороны таких же по-житейски умных людей, знающих, что на самом деле имеет в жизни ценность, а что – глупости, бредни…