Путь королей
Шрифт:
Твлакв начал с первого фургона, и Каладин запустил пальцы в самодельный пояс, проверяя, на месте ли спрятанные листья. Они послушно захрустели, жесткие и сухие, царапая кожу. Каладин по-прежнему не знал, что собирается с ними делать. Он схватил их случайно, когда получил дозволение выйти из фургона и размять ноги. Наверняка никто в караване не узнал черногибник – три узких листочка на острие шипа, – так что риск был невелик.
Каладин рассеянно вытащил листья и, держа их на ладони, потер указательным пальцем. Перед использованием черногибник нужно было высушить. Зачем он их взял? Хотел дать Твлакву и тем самым отомстить? Или держал на всякий случай,
«Я ведь не пал так низко», – подумал он. Это был всего лишь инстинкт – хватай оружие, если оно рядом, и не важно, что необычное. Вокруг царила ночная тьма. Салас – самая маленькая и тусклая из лун, и, хотя ее фиолетовый цвет вдохновил бесчисленных поэтов, она не позволяла даже как следует разглядеть собственную руку вблизи от лица.
– Ух ты! – раздался тихий женский возглас. – А это что?
Полупрозрачное существо размером с ладонь выглянуло из-за края телеги рядом с Каладином, а потом забралось внутрь фургона, будто вскарабкалось по высокой скале. Спрен ветра принял облик молодой женщины – спрены побольше могли менять форму и размер – с острыми чертами лица и длинными развевающимися волосами, которые у нее за спиной превращались в туман. Она – Каладин вдруг понял, что воспринимает спрена ветра как «ее», – была сочетанием бледно-голубого и белого и носила простое платье, белое и струящееся, длиной до середины икры, словно девочка-подросток. Как и волосы, у подола оно растворялось в тумане. Ноги, руки и лицо были очень четкими, телосложение – изящным.
Каладин нахмурился, разглядывая духа. Спрены жили повсюду, б'oльшую часть времени на них просто не обращали внимания. Но этот явно отличался от остальных. Девушка-спрен поднималась словно по невидимой лестнице, пока не достигла высоты, откуда могла смотреть на ладонь Каладина, – и он сжал пальцы, пряча черные листья. Она обошла его кулак по кругу. Хотя дух мерцал, словно послеобраз солнца, ее тело не излучало собственного света.
Спрен наклонилась, разглядывая его руку с разных сторон, будто ребенок в поисках спрятанного леденца.
– Что это такое? – Ее голос был тихим, как шепот. – Ты можешь мне показать. Я никому не расскажу. Это сокровище? Ты отрезал кусочек от покрывала ночи и спрятал его? Это сердце жука – маленькое, но сильное?
Он ничего не сказал, и спрен ветра надула губы. Взмыла в воздух, хоть у нее не было крыльев, и, зависнув перед его лицом, уставилась прямо в глаза:
– Каладин, почему ты делаешь вид, будто меня нет?
Он обомлел:
– Что ты сказала?
Спрен лукаво улыбнулась и отпрыгнула, превратившись в длинную синевато-белую светящуюся ленту. Заметалась меж прутьев, кружась в воздухе, будто кусочек ткани, пойманный ветром, а потом шмыгнула под фургон.
– Забери тебя буря! – воскликнул Каладин, вскакивая. – Дух! Что ты сказала? Повтори!
Спрены не называют людей по именам. И вообще неразумны. Большие – вроде спренов ветра и реки – могут подражать голосам и мимике, но на самом деле не умеют думать. Они…
– Вы это слышали? – спросил Каладин, поворачиваясь к собратьям по клетке.
Он мог здесь встать в полный рост. Остальные безвольно лежали, ожидая своей порции воды. Парень не получил ответа, если не считать бормотания, призывающего вести себя тише, и кашля больного в углу. Даже недавний «друг» Каладина не обратил на него внимания. Раб впал в оцепенение, уставившись на свои ноги и время от времени шевеля пальцами.
Может, они и не видели спрена. Возможно, эти негодники
могли делать себя видимыми лишь тем, кого мучили. Каладин опять уселся, выставив ноги наружу. Спрен действительно назвала его по имени, но, несомненно, она только повторила то, что слышала раньше. Хотя… никто из находившихся в клетке не знал, как его зовут.«Возможно, я схожу с ума, – подумал Каладин. – Вижу то, чего нет. Слышу голоса».
Он глубоко вздохнул и открыл ладонь. От сжатия листья помялись и сломались. Надо спрятать, пока не…
– Интересные листочки, – сказал тот же женский голос. – Они тебе очень нравятся, да?
Каладин подпрыгнул и огляделся по сторонам. Девушка-спрен висела в воздухе прямо рядом с его головой, и белое платье трепетало на неосязаемом ветру.
– Откуда ты знаешь мое имя? – требовательно спросил Каладин.
Спрен не ответила. Прошла по воздуху к прутьям, выглянула наружу и посмотрела на Твлаква-работорговца, который поил последних рабов в первом фургоне. Потом снова перевела взгляд на Каладина:
– Почему ты смирился? Ты раньше боролся. А теперь перестал.
– Тебе-то какое дело, дух?
Она склонила голову набок:
– Не знаю. – Судя по голосу, сама удивилась. – Но мне и впрямь есть дело. Странно, да?
Это было более чем странно. Что ему следует думать о спрене, который не только использует имена, но, похоже, помнит то, что сам Каладин делал много недель назад?
– Каладин, ты ведь знаешь, что люди не едят листья. – Она скрестила полупрозрачные руки на груди. Потом опять склонила голову набок. – Или едят? Я не помню. Вы такие забавные – пихаете в рот всякие штуки, а потом другие штуки из вас выходят, когда вы думаете, что никто не видит.
– Откуда тебе известно мое имя? – прошептал он.
– А тебе?
– Оно… мое. Мне дали его родители. Не знаю.
– Ну, так и я не знаю. – Она кивнула, словно одержала победу в серьезном споре.
– Ладно, – сказал он. – Но почему ты называешь меня по имени?!
– Потому что это вежливо. А ты не-веж-ли-вый.
– Спрены не знают, что это такое!
– Ну вот, – сказала она, тыкая в него пальчиком. – Невежливый.
Каладин моргнул. Что ж, он далеко от родных краев, ступает по чужеземному камню и ест чужеземную еду. Может быть, обитающие здесь спрены не похожи на тех, кого он видел дома.
– Так почему ты перестал бороться? – спросила она, спорхнув на его ноги и глядя снизу вверх. Каладин не почувствовал ее веса.
– Я не могу бороться, – тихо проговорил он.
– Раньше мог.
Парень закрыл глаза и уткнулся лбом в прутья клетки:
– Я так устал…
Он не имел в виду физическое изнеможение, хотя восемь месяцев на объедках почти лишили его силы, приобретенной за время войны. Каладин просто чувствовал… усталость. Даже когда удавалось выспаться. Даже в те редкие дни, когда он не был голоден, не мерз и не приходил в себя после побоев. Он так устал…
– Ты и раньше уставал.
– Дух, я потерпел поражение. – Каладин плотно зажмурился. – Зачем ты меня так мучишь?
Они все мертвы. Кенн и Даллет, а до них – Таккс и Такерс. И Тьен. И до Тьена – кровь на его руках и тело девочки с бледной кожей…
Рабы поблизости забормотали, решив, похоже, что товарищ по несчастью сошел с ума. Кто угодно мог привлечь внимание спрена, но всем с детства было известно, что общаться с ними бессмысленно. Может, он и впрямь обезумел? Стоило этого желать – в безумии можно спрятаться от боли. Но почему-то оно его ужасало.