Путь мистика

Туфли, сандалии, чашки, чайники, все, что только оказывалось у него в руках... а когда никто не смотрел, он бросался вон.

Я привел его к университетскому психоаналитику. Он спросил:

– Зачем ты меня туда ведешь?

– Разве ты не знаешь?
– сказал я.
– У него много хороших вещей.

– Тогда ладно. Я готов. Сколько это займет? Должен ли я ходить каждый день?

– Два раза в неделю.

– Это нехорошо. Нельзя ходить чаще? У него есть хорошие вещи?

– Не волнуйся. У него есть хорошие вещи. А пока он занят психоанализом - я уже объяснил ему, что ты клептоман и ничего не можешь с этим поделать, - все в твоем распоряжении.

И он начал приносить вещи от психоаналитика. Однажды он принес кушетку психоаналитика! И я сказал:

– Это уже слишком! Где ты собираешься ее хранить?

– Мы что-нибудь придумаем, - сказал он, - ведь это такая хорошая кушетка, такая удобная. Я могу лечь, а ты будешь меня анализировать. Или ты можешь лечь, а я буду анализировать тебя.

– Но, - спросил я, - где же психоаналитик?

– Ему пришлось внезапно уйти домой. Ему позвонили, что заболела его жена, и я подумал, что это мой шанс. Небольшие вещи я уже перевез, оставалась только эта кушетка. Теперь его комната пуста. Я пойду еще раз и все осмотрю, пока он не вернулся.

Психоаналитик пришел ко мне в комнату. Он сказал:

– Где этот мальчик? Я все терпел, но это уже слишком! Он унес мою кушетку, а без нее я не могу даже работать.

– Не беспокойтесь, кушетка здесь, - сказал я.

– Я не хочу анализировать этого мальчика, - сказал он.
– Это выше моих сил. Я его анализирую, а он засовывает руку мне в карман - прямо передо мной! И я знаю, что это очень невинно, - если оставить на виду просто оторванную пуговицу, он и ее утащит. Она для него бесполезна. Не поможешь ли ты мне найти мои вещи, которые он сюда принес?

– Не волнуйтесь, - сказал я.
– Как я и обещал, я собирал ваши вещи.

Я отдал ему все его вещи и даже кушетку. Когда вернулся мальчик, он сказал:

– Что случилось? Комната кажется очень пустой.

– Раз ты вернулся, ей недолго оставаться пустой, - сказал я.
– Продолжай. Пришел психоаналитик, и я отдал ему все его вещи.

– Это очень плохо, - сказал он.
– Мне это совсем не нравится. Кушетка стоила мне больших трудов, я нес ее на плечах.

Весь университет это видел, и все знали, что он ворует эту кушетку. От кресла к кушетке - он действительно прогрессировал. Нам пришлось прекратить его психоаналитические занятия.

Я сказал:

– Просто делай, что тебе хочется, в пределах этой комнаты. Все мои вещи доступны, потому что они остаются в этой комнате - просто переходя из одного шкафа в другой.

Все мои полки были пусты. Однажды мой отец пришел меня навестить и увидел, что у меня нет никакой одежды, мои полки были пусты. Он спросил:

– Что случилось? Где твоя одежда?

– Не волнуйся, - ответил я. Я показал ему другую линию полок. Они были переполнены.

– В чем же дело?
– спросил он.
– Не могу поверить, что ты позволяешь этому идиоту воровать у тебя вещи.

– Но он не причиняет никакого вреда. Он просто наслаждается, и это так невинно... но я ему доверяю.

– Что ты подразумеваешь под доверием? Разве это доверие?

– Да, это доверие, потому что каждый раз, когда я спрашиваю: «Шрикант, не дашь ли ты мне на пять минут мою чернильную ручку?», он тут же дает мне не одну из шести чернильных ручек. Он говорит: «Выбирай любую. Если хочешь, можешь взять все шесть».

Он очень любящий человек. Иногда, когда мне нужны деньги, я говорю: «Шрикант, в киоске появилась новая книга, и мне нужно тридцать рупий, чтобы ее купить».

И он говорит: «Не волнуйся», - и дает мне тридцать рупий.

Я спрашиваю: «Где ты их взял?»

«Не беспокойся, - говорит он, - это не твоя забота. Если этот человек меня поймает, это моя ответственность, ты не имеешь к этому никакого отношения. Я просто одолжил их тебе. Купи книгу, а когда у тебя появятся деньги, отдашь. Я всегда собираю вещи, которые ворую...
– а он был великим собирателем вещей, - ...и когда кто-то меня ловит, я просто возвращаю ему эту вещь и говорю: «Я достаточно наслаждался, можешь взять ее обратно»».

Жить с ним было поначалу немного трудно. Мое молоко оказывалось выпитым, завтрак - съеденным.

– Что случилось с моим завтраком, Шрикант?
– говорил я.

– На завтраке не было написано ничьего имени, - отвечал он.
– Он появился, а я был голоден.

– Но, - говорил я, - ты же уже завтракал.

– Это правда. Я уже завтракал, но все же был голоден. Если хочешь, я принесу тебе другой, или два, или три - сколько хочешь - потому что разносчики носят завтраки в другие комнаты гостиницы.
– И он приносил еще один завтрак, сказав разносчику: «Ты совсем забыл про нашу комнату».

Он был очень добрым и любящим, но в этом смысле... Была эта клептомания, но это никогда не заставляло меня ему не доверять. Он никогда не лгал. Если он что-то украл, то так и говорил, что украл; если он не крал, то так и говорил. Это был в этом смысле очень честный человек. Эта клептомания была болезнью, умственной болезнью.

Доверяя какому-то человеку вне зависимости от него, ты почувствуешь совершенно другого рода энергию, нежели чем описывается в ваших словарях и обычно подразумевается под этим словом в мире; это объективно, это достоинство другого человека.

Когда я употребляю слово «доверие», это субъективно. Что бы с тобой ни сделали, это неважно: ты не теряешь доверия к присущей индивидуальности ценности, к ее целостности. Действия этого человека несущественны. У его действий может быть тысяча и одна причина, но ты не принимаешь во внимание его действий. Ты думаешь об индивидуальности, не о ее действиях.

И тогда это доверие, которое является полностью выросшей любовью, где больше нет возможности ненависти, где есть только сострадание.

Но за пределами любви и доверия тоже есть состояние, которое не объективно и не субъективно, которое просто есть. Иногда, сидя здесь, ты можешь упасть в это состояние - и это нечто такое, что никак нельзя назвать.

В существовании есть многие вещи, которые никак нельзя назвать, и это настоящие вещи. То, что можно назвать, - низшего качества, низшего уровня, чем это безымянное молчаливое пространство. Оно содержит любовь, оно содержит доверие - и что-то еще. И это «что-то еще» так безгранично... но это может только прийти, ты не можешь это притянуть.