Путь мистика

Ум не может быть свидетелем.

Ум и есть темнота.

Ум составляет всю проблему, а решение стоит прямо за дверью и ждет, когда же ты поймешь, что ты не внутри, а снаружи.

В свидетельствовании содержимого ума приходит момент, когда ты внезапно осознаешь, что все твое существо всегда было снаружи - даже в самые темные ночи ты никогда не был внутри. На тебя нисходит такая великая радость: экзистенциально невозможно, чтобы ты был внутри. Хорошо, что ты не находишь двери; иначе ты войдешь вовнутрь!

Никакой двери нет. Ум остается внутри; ты остаешься снаружи. Ни ум не может выйти, ни ты - войти. Но привязанность к уму возможна без всякой двери. Отождествление с умом возможно без всякой двери.

Ты просто забыл себя.

Ничто не потеряно, ничто не упущено, ничто не должно быть найдено. Просто вспомни. Просто вспомнить... самое простое - всегда труднее всего, это правда, - а это самая простая вещь.

Ни одна из проблем не принадлежит тебе. Что касается тебя, никакая проблема не может в тебя войти, но ты можешь отождествиться с чем-то, что не является тобой.

Я помню одну историю. У одного человека загорелся дом. Дом горел; этот человек положил всю жизнь, чтобы построить этот прекрасный дом. Собрались тысячи людей, но ничего нельзя было сделать. Слишком сильным был пожар. Можно понять этого человека: по его лицу катились слезы. Вся его жизнь сгорала у него на глазах. Вдруг прибежал его сын и сказал:

– Отец, почему ты плачешь? Мы ведь вчера продали этот дом. Мы снаружи... но мы продали этот дом. Пусть теперь кто-то другой плачет и рыдает, но не ты. Мы получили за него достаточно денег.

Этот человек тотчас же утер слезы и стал зрителем, точно как все остальные. Отождествления, невидимого отождествления «это мой дом», больше не было. Не было ни боли, ни страдания, совершенно никаких проблем. И где-то он был даже рад: «Теперь мы построим дом еще лучше». Он чувствовал облегчение; дом горел; он чувствовал облегчение.

Тогда прибежал второй сын. Он сказал:

– Да, правда, мы договорились о продаже, но бумаги не были подписаны, деньги не были перечислены. Так что этот горящий дом - наш, а ты выглядишь так, словно ты просто зритель!
– И снова потекли слезы, снова его сердце стало разрываться. Видимо ничто не изменилось: дом горел, как и раньше, этот человек стоял рядом. Но люди, приносящие сообщения, изменили все! Отождествившись, он сам горит вместе с домом. Разотождествившись, с облегчением он чувствует, что не имеет ничего общего с этим домом; это какой-то чужой дом.

Единственное, что нужно помнить, - это что ты уже снаружи, и по самой природе нет никакой возможности оказаться внутри. Ты можешь верить, ты можешь воображать... и все же будешь снаружи. Сидя на ступеньках собственного дома, ты пытаешься найти дверь, чтобы из него выйти. Ты никогда ее не найдешь, ее нет; доступно все небо. Просто встань и иди в любом направлении; не нужно открывать никакой двери.

Но ты привязан к уму, ты отождествлен с умом, который внутри и у которого нет никакой возможности выйти наружу. Он не может существовать на свету. Вот ситуация: свидетельствование всегда снаружи и не может оказаться внутри; оно может существовать только на свету, оно не может существовать в темноте. Ум всегда внутри; он может существовать только в темноте, он не может существовать на свету.

Находясь между этими двумя абсолютно разными вещами, ты отождествлен, привязан, и это создает для тебя проблемы.

Поэтому вспомни: ты снаружи. Если не можешь сделать этого сразу, сделай постепенно, часть за частью. Когда приходит гнев, наблюдай его, и ты увидишь, что гнев внутри, а ты снаружи.

Когда Гурджиеву было только девять лет, у него умер отец. Отец был беден. Умирая, он подозвал Гурджиева поближе и сказал ему:

– Мне нечего оставить тебе в наследство. Я беден, и мой отец тоже был беден, но он дал мне только одно, и это сделало меня богатейшим человеком в мире, хотя снаружи я остался бедным. Я могу передать тебе то же самое.

Это определенный совет. Может быть, ты слишком молод и не сможешь последовать ему прямо сейчас, но запомни его. Когда ты сможешь действовать согласно этому совету, действуй. Совет прост. Я повторю его, и поскольку я умираю, слушай внимательно и повторяй за мной, чтобы я умер удовлетворенным, что передал послание, которое, может быть, веками переходило от отца к сыну.

Послание было просто. Отец сказал:

– Если кто-то оскорбляет тебя, раздражает, провоцирует, просто скажи ему: «Я понял твое послание, но я пообещал отцу, что буду отвечать только через двадцать четыре часа. Я знаю, что ты в гневе, я это понял. Я приду и отвечу тебе через двадцать четыре часа». И так же во всем. Соблюдай промежуток в двадцать четыре часа.

Девятилетний мальчик повторил, что сказал ему отец, и отец умер, но переданное в такой момент послание запечатлелось навсегда. Когда он повторил послание, отец сказал:

– Хорошо. Пусть будут с тобой мои благословения; я могу умереть в мире.

Он закрыл глаза и умер. И Гурджиев, хотя ему было только девять лет, начал это практиковать. Кто-то оскорблял его, и он говорил:

– Я приду через двадцать четыре часа, чтобы тебе ответить, потому что я пообещал это своему умирающему отцу. Прямо сейчас я не могу тебе ответить.

Может быть, кто-то бил его, а он говорил:

– Ты можешь меня бить; прямо сейчас я не могу ответить. Через двадцать четыре часа я приду и отвечу тебе, потому что я дал такое обещание умирающему отцу.

И впоследствии он говорил своим ученикам:

– Это простое послание совершенно меня трансформировало. Этот человек меня бил, но я не собирался реагировать в этот момент, и мне ничего не оставалось, кроме как наблюдать. Мне нечего было делать: сейчас этот человек меня бьет, а я должен быть просто зрителем. Двадцать четыре часа делать было нечего.

И наблюдение этого человека создавало во мне нового рода кристаллизацию. Через двадцать четыре часа я мог видеть яснее. Мои глаза были полны гнева. Если бы я ответил прямо в тот момент, я стал бы бороться с этим человеком, я ударил бы этого человека, и все было бы бессознательной реакцией. Но через двадцать четыре часа я мог думать об этом более спокойно, более тихо. Либо он прав - я сделал что-то неправильное и нуждался в том, заслуживал того, чтобы меня побили, оскорбили, - либо он был абсолютно неправ. Если он был прав, ничего не оставалось, кроме как прийти к нему и поблагодарить. Если же он был абсолютно неправ... тогда не было смысла бороться с человеком, который так глуп и делает совершенно неправильные вещи. Это бессмысленно, это просто пустая трата времени. Он не заслуживает никакого ответа.

И через двадцать четыре часа все становилось на свои места, и возникала ясность. И с этой ясностью и наблюдательностью в мгновении, Гурджиев превратился в одно из самых уникальных существ этого века. И это было фундаментальной основой всей кристаллизации его существа.

Ты всегда снаружи.

Просто наблюдай.

Ум всегда внутри. Не отождествляйся с ним. Неотождествленный, ты будешь становиться более и более ясным, и ум умрет сам собой.

Смерть ума и рождение наблюдения - это начало твоей эволюции. И свет не будет далеким - это и есть свет. Темнота уйдет, потому что ты есть свет, и тебя не может окружать темнота. Именно поэтому я говорю, что наблюдение - это не техника, это твоя природа. Просто вспомни это.