Путь Моргана

«Неужели с возрастом мы вынуждены навсегда расстаться с мечтами молодости? Может, их разрушает сама жизнь? И именно это случилось с Пег и со мной? Раньше я часто мечтал о коттедже в Клифтоне, среди заросшего цветами сада, о маленьком пони, чтобы ездить в Бристоль, о повозке, чтобы возить семью в Дердхэм-Даун на пикники, о дружбе с доброжелательными соседями, о десятке детишек, о тревогах и радостях, которые они доставляют родителям, постепенно взрослея. Я был уверен, что Господь благ и милосерден, добр ко мне и ко всем людям. Но мне уже тридцать два года, а мои мечты остались мечтами. У меня есть маленькое состояние в Бристольском банке И единственный ребенок, и я обречен провести в отцовском доме всю жизнь. Мне никогда не стать себе хозяином, ибо моя жена, которую я слишком люблю, чтобы обидеть, страшится перемен. Она боится потерять свое единственное чадо. Как объяснить ей, что этот страх — искушение Божие? Давным-давно я понял, что неприятности приходят к тем, кто слишком много веселится, и что лучший способ избежать их — вести тихую жизнь, не привлекая к себе внимания».

Его любовь к Уильяму Генри неуловимо изменилась при виде болезненной привязанности Пег к сыну. Мысли о том, что ребенок заболеет или заблудится, стали для нее постоянным источником страха. Если Уильям Генри переходил с шага на бег, даже в таверне, Пег останавливала его и спрашивала, куда он так торопится. Когда Дик брал Уильяма Генри на ежедневную прогулку, Пег увязывалась за ними, и мальчик был обречен идти за руку с дедушкой и матерью, которые ни на минуту не спускали с него глаз. Стоило ребенку приблизиться к пристани и начать считать корабли (а он уже умел считать до ста), Пег поспешно уводила его прочь, упрекая Дика в беспечности. Но хуже всего было то, что мальчик не сопротивлялся, даже не пытался завоевать независимость, в чем обычно преуспевают шестилетние мальчишки.

— Я поговорил с сеньором Хабитасом, — сказал Ричард однажды долгим летним вечером, когда «Герб бочара» уже закрылся. — Поток заказов для мастерской пока не иссякает, но мы настолько вошли в ритм работы, что могли бы уделить внимание новому ученику. — Он сделал глубокий вздох и взглянул в глаза Пег. — Отныне я буду брать Уильяма Генри с собой в мастерскую.

Он хотел объяснить, что это ненадолго, что мальчик отчаянно нуждается в новых впечатлениях и лицах, что ему присущи терпение и способности к механике, которые так высоко ценятся людьми, собирающими оружие. Но он не успел выговорить ни слова.

Пег разрыдалась.

— Нет, нет, нет! — пронзительно выкрикнула она с таким ужасом, что Уильям Генри вздрогнул, съежился, сполз со стула и уткнулся головой в отцовские колени.

Дик стиснул кулаки и хмуро уставился на них, поджав губы, а Мэг схватила со стойки кувшин с водой и выплеснула его содержимое в лицо Пег. Та умолкла, хватая ртом воздух.

— Я же просто предложил, — объяснил Ричард отцу.

— Лучше бы ты промолчал, Ричард.

— Но я думал… ну, ну, Уильям Генри! — Ричард обнял сына, усадил его на колени и взглядом пресек возражения Дика. Дик считал, что его внук уже слишком взрослый, чтобы льнуть к отцу. — Все хорошо, Уильям Генри, все хорошо.

— А мама? — пролепетал побледневший ребенок, глаза которого стали громадными.

— Мама разволновалась, но вскоре она успокоится. Видишь? Бабушка знает, что делать. Просто мне следовало промолчать. — Ричард поглаживал сына по спине, сдерживая желание рассмеяться — не от веселья, а от горечи. — Вечно я все делаю не так, отец, — добавил он. — Но я не хотел огорчить Пег.

— Знаю, — отозвался Дик и дернул за хвост деревянного кота. — Вот, выпей, — велел он, подавая Ричарду кружку. — Знаю, ты не любишь ром, но сейчас он тебе не повредит.

К собственному изумлению, Ричард обнаружил, что ром и впрямь помог ему, успокоил нервы и приглушил боль.

— Что же мне делать, отец? — спросил он немного погодя.

— Во всяком случае, не брать Уильяма Генри к Хабитасу.

— Значит, она не просто разволновалась?

— Боюсь, что так, Ричард. Но баловать его все-таки не следует.

— Кого? — вдруг вмешался Уильям Генри.

Мужчины переглянулись.

— Тебя, Уильям Генри, — решительно ответил Ричард. — Ты уже вырос, мама напрасно так беспокоится за тебя.

— Знаю, папа, — кивнул Уильям Генри, сполз с отцовских колен, подошел к матери и погладил ее по плечу. — Мама, не волнуйся. Я уже большой.

— Он еще совсем малыш! — выпалила Пег после того, как Ричард отнес ее наверх и уложил в постель. — Ричард, как тебе такое пришло в голову? Взять ребенка в оружейную мастерскую!

— Пег, мы же только собираем ружья, а не стреляем из них, — терпеливо напомнил Ричард. — А Уильям Генри уже подрос, ему необходимы… — он замялся, подыскивая слово, — новые впечатления.

Пег отвернулась.

— Вздор! Зачем ребенку, живущему в таверне, новые впечатления?

— Здесь он каждый день видит одно и то же, — возразил Ричард, старательно пряча досаду. — Его окружают пьянство, хмельные слезы, неосторожные замечания, драки, сквернословие, похоть и отвратительная суета. Ты думаешь, что рядом с тобой все это не повредит ребенку, но не забывай: я тоже сын трактирщика, я хорошо помню, как мне претила жизнь таверны. Откровенно говоря, я обрадовался, когда меня отдали учиться в школу Колстона, а еще больше — когда стал учеником оружейника. Уильяму Генри будет полезно побыть среди трезвых, здравомыслящих людей.

— К Хабитасу ты его не возьмешь! — выпалила Пег.

— Как мне поступать, я решу сам, Пег, и без твоих советов. Но теперь я вижу, — продолжал он, садясь на кровать и кладя ладонь на плечо жены, — что нам давно пора было поговорить. Нельзя до бесконечности держать Уильяма Генри в пеленках только потому, что он наш единственный ребенок. Сегодня я понял, что ему необходимо предоставить больше свободы. Ты должна привыкнуть к тому, что Уильям Генри вырос — на следующий год мы отдадим его в школу Колстона, несмотря на все твои возражения.

— Я не отпущу его! — вскричала Пег.

— Придется. А если ты станешь противиться, Пег, значит, ты заботишься не о нашем сыне, а о самой себе.

— Знаю, знаю, знаю! — пробормотала она, закрыв лицо ладонями и раскачиваясь из стороны в сторону. — Но что я могу поделать? Кроме него, у меня больше ничего нет — и никогда не будет!

— У тебя есть я.

Минуту Пег молчала.

— Да, — наконец согласилась она. — У меня есть ты. Но это разные вещи, Ричард. Если с Уильямом Генри что-нибудь случится, я умру.

Солнце уже зашло; тонкие серые лучики света проникали сквозь щели в перегородке и паутиной ложились на лицо Ричарда Моргана, который неотрывно смотрел на жену. «Да, это не одно и то же», — думал он.

* * *

В школе Колстона получали образование сыновья большинства бристольцев, принадлежащих к среднему классу. Эта школа была отнюдь не единственной в городе: все религиозные конфессии, кроме римско-католической, имели свои благотворительные школы, в особенности много их принадлежало англиканской церкви. Но только в двух школах ученики были обязаны носить форму: мальчики из Колстона — синие сюртуки, а девочки из женской школы — красные платья. Обе школы были устроены при англиканской церкви, но девочкам не так повезло: их учили только читать, но не писать, зато много времени уделяли вышивке шелковых жилетов и сюртуков для знати. За эту работу классным дамам платили, а ученицам — нет. Среди бристольских мужчин было больше умеющих писать и считать, чем в любом другом английском городе, в том числе и в Лондоне. Дети из состоятельных семей получали совсем иное образование.