Путь Моргана

На следующий день лейтенант Шарп и врач Балмен спустились в кормовой люк — неуклюже, но сумев сохранить достоинство. Пока Шарп и Балмен ходили по проходам, держась за края нар, двое рядовых унесли труп Роберта Джеффриса. Шарп старался не коснуться руками следов рвоты. Распоряжения остались прежними: заключенные должны были мыть пол, опустошать ведра, содержать в порядке нары, даже если им нездоровилось. Испачканные рвотой одеяла, тюфяки и одежду следовало немедленно стирать.

— Если они каждый день будут осматривать камеру, она засияет чистотой, — усмехнулся Коннелли.

— Не надейся, — осадил его Ричард. — Это решение Бал-мена, а не Шарпа, но Балмену недостает последовательности. Желудки у всех уже пусты, самое худшее, что нам предстоит, — понос. Половина заключенных не в силах встать, многие из них ни разу в жизни не стирали одежду. Мы остаемся опрятными только благодаря моему кузену Джеймсу и моей настойчивости да еще тому, что остальные заключенные боятся меня пуще воды. — Он усмехнулся. — Но если бы они привыкли мыться, в камере стало бы гораздо чище.

— Ты странный человек, Ричард, — задумчиво произнес Уилл Коннелли. — Можешь возражать сколько душе угодно, но ты — прирожденный вожак. — Он закрыл глаза и прислушался к своим ощущениям. — Мне уже лучше, попробую почитать. — Он уселся на скамью возле среднего стола, под открытым люком, разложил рядом три тома «Робинзона Крузо», нашел страницу, на которой остановился, и вскоре погрузился в чтение, забыв о качке.

Ричард присоединился к нему с географическим справочником. После побелки стен в камере действительно стало светлее.

К тому времени как «Александер» миновал Плимут, большинство каторжников оправились от морской болезни — исключение составляли только Айк Роджерс и еще пятеро несчастных. Постепенно узники привыкали передвигаться по проходам между столами, не обращая внимания, что палуба то и дело уходит из-под ног. Упражняясь в этом искусстве, Ричард познакомился с Джоном Пауэром, еще одним прирожденным вожаком.

Пауэр был стройным молодым мужчиной, гибким и ловким, как кот, с горящими темными глазами и странной привычкой бурно жестикулировать во время разговора. Он напоминал француза или итальянца, по только не англичанина, голландца или немца. Казалось, его постоянно гнетет неиссякаемый запас энергии и энтузиазма. Судя по глазам, ему нравилось рисковать.

— Ричард Морган! — воскликнул Пауэр, когда Ричард проходил мимо его нар, расположенных в углу, возле носовой переборки. — Ты на вражеской территории.

— Я тебе не враг, Джон Пауэр. Я мирный человек, который занят своим делом.

— Вот и занимайся им — возле левого борта. А ты и вправду чистюля. Таких я встречал только в Бристоле.

— Да, я родом из Бристоля. Если хочешь, приходи к нам и посмотри, как у нас чисто. Мы содержим себя в порядке. Но никто из нас не говорит на тюремном жаргоне.

— А моим соседям он по душе, хотя сам я не переношу его и матросы тоже. — Пауэр пружинисто спрыгнул с нар и подошел к Ричарду. — А я думал, Морган, что ты гораздо моложе.

— Мне уже тридцать восемь лет, но я не чувствую себя стариком, Пауэр. За пять месяцев, проведенных на «Александере», я немного ослабел, но в Портсмуте нам удалось поработать, и теперь я снова в форме. Нам, бристольцам, пришлось вычерпывать грязную воду из трюма — мы привычны к зловонию. А куда увозили вас — на лихтер, «Твердыню» или «Удачливого»?

— На лихтер. Среди матросов «Александера» у меня много приятелей, поэтому мне и моим товарищам не довелось побывать в Портсмуте — нам хватало места на лихтере. — Он вздохнул и продолжал, размахивая руками: — Если повезет, скоро меня возьмут в команду. Мистер Боунз, третий помощник капитана, пообещал мне. Вот тогда ко мне и вернутся силы.

— А я думал, все время плавания мы проведем на нижней палубе.

— Вряд ли, если мистер Боунз не ошибся. Губернатор Филлип не допустит, чтобы мы сидели без дела, — ведь по прибытии в Ботани-Бей мы сразу должны взяться за работу.

Они дошли до кормовой переборки и бочки с морской водой, а потом повернули обратно. Пауэр искоса бросил взгляд на Уилла Коннелли, склонившегося над сочинением мистера Дефо.

— Вы что, все умеете читать? — с завистью спросил он.

— Нет, только шестеро, в том числе пятеро бристольцев — Краудер, Дэвис, Коннелли, Перрот и я, а еще Билл Уайтинг, — объяснил Ричард. — В Бристоле множество школ для бедняков.

— А в Лондоне таких почти нет. Но я всегда считал, что учиться грамоте — только зря терять время, ведь по любой вывеске сразу можно определить, какой товар увидишь в лавке. — Руки Пауэра словно вели собственную жизнь. — Но теперь я был бы не прочь научиться читать. Книги помогают убить время.

— И отвлекают от мрачных мыслей. Ты женат?

— Еще чего! — Пауэр пренебрежительно отмахнулся. — Женщины — это опиум.

— Нет, они такие же люди, как мы. Среди них попадаются порядочные, коварные и равнодушные.

— А ты повидал всяких? — полюбопытствовал Пауэр, обнажая в улыбке крепкие белые зубы. Он явно не злоупотреблял спиртным.

— Больше хороших, чем плохих, и ни одной равнодушной.

— И был женат?

— Если верить бумагам — дважды.

— Как говорит лейтенант Джонстоун, никаких бумаг здесь нет. — Пауэр злорадно стиснул кулаки. — Представляешь? Филлип так и не удосужился потребовать наши бумаги, поэтому никто здесь не знает, за какие провинности мы отправлены на каторгу и на какой срок. Я воспользуюсь этим шансом, как только мы окажемся в Ботани-Бей.

— Похоже, в министерстве внутренних дел царит такой же хаос, как в бристольском акцизном управлении, — заметил Ричард. Тем временем они подошли к нарам Пауэра, и тот взобрался на них одним плавным движением. Подвижностью он не уступал Стивену Доновану, общества которого Ричарду так недоставало. Конечно, Донован посматривал на него маслеными глазами, но был образованным и свободным человеком, с которым приятно поговорить.

В задумчивости Ричард направился к своим нарам. Любопытно: никто из представителей власти на корабле не знает ни провинности каторжников, ни сроки, которые они должны отбыть… Возможно, Пауэру действительно удастся обмануть губернатора, но может случиться и так, что Филлип сам примет решение и обречет всех заключенных на четырнадцать лет каторги. Зачем везти в такую даль тех, у кого срок заканчивается через шесть месяцев или год? Только теперь Ричард понял, зачем их обыскивали в Портсмуте. Билет на корабль, отправляющийся обратно в Англию, должен стоить недешево, а в планы парламента вовсе не входило платить каторжникам жалованье. Кто-то в свите Филлипа наверняка догадался, что многие каторжники припрячут несколько монет, надеясь вернуться домой. «Вам следовало бы поучиться у мистера Сайкса, майор Росс! Но вы не так жестоки, иначе искали бы деньги совсем в других местах. Я вижу вас насквозь: приверженец кодекса чести, рьяный патриот и защитник подчиненных, шотландец-пессимист, раздражительный, с острым языком, в меру тщеславный и подверженный морской болезни».

Двадцатого мая, пока «Александер» покачивался на невысоких волнах под моросящим дождем, каторжников стали по несколько человек выводить на верхнюю палубу, чтобы снять с них ножные кандалы. Первыми вывели больных, в том числе и Айка Роджерса, который был так слаб, что врач Балмен велел давать ему дважды в день по стакану крепкой мадеры.

Когда Ричард поднялся на палубу, подул ветер, сквозь серую пелену дождя едва просматривались серые волны с белыми гребнями, но небеса изливали свежую, пресную, настоящую воду. Ричарду велели сесть на палубу, вытянув перед собой ноги. Двое моряков сидели рядом на скамейках; один подсунул широкую стамеску под железный браслет, второй молотком принялся сбивать заклепку. Боль была невыносимой, вся сила удара передавалась в кость, но Ричард терпел. Подставив лицо дождю, он чувствовал, как капли стекают по коже, и жадно смотрел на серые рваные тучи. После еще одного ужасающего взрыва боли была освобождена и вторая нога. Ричард ощутил легкость и головокружение, он промок насквозь, но был блаженно счастлив.