Путь на Грумант

— Отец! Степан… — с криком бросился Ваня к Федору, стараясь, сколько хватало сил, приподнять его.

Из горницы выбежал Алексей. Одним прыжком он очутился около Федора и, взмахнув ножом, перерезал ремень. Федор без сознания рухнул на пол.

Больного бережно перенесли в постель. Степан долго прикладывал к его голове холодный снег, растирал грудь. Наконец Федор очнулся.

— Братаны, милые… Зачем?.. Зачем это? Хотел, чтобы лучше было.

Мореходы, сжав зубы, еле сдерживали слезы.

Когда обессилевший Федор задремал, Алексей сказал шепотом:

— Теперь, Степан, за ним следить надо. Погубит он себя!

Шарапов кивнул головой. Они понимали, что сейчас Федора мучит не только болезнь, — ему тяжела была жертва, принесенная ради него товарищами.

И друзья всячески помогали Федору успокоиться, забыть про сгоревший в печи карбас.

Унылое завывание пурги, наконец, прекратилось. Снега за это время намело столько, что с трудом прокопали в сугробах выход из избы. Получился длинный коридор со стенами в полторы сажени. Прежде всего проложили дорогу к дровяному складу. Затем пришлось рыть траншею к пещере: запасы мяса и светильного жира в сенях тоже подходили к концу. Все это потребовало многих дней труда.

Когда стало посвободнее, Шарапов, Ваня и Алексей пользовались каждым тихим днем для охоты на песцов. Охота была удачной: почти каждую неделю в кладовой прибавлялось по полтора-два десятка шкурок белого и голубого песца.

— Зверек этот, Ваня, не только ценная добыча, — говорил Алексей. — По песцу поморы-промышленники примечают, когда на море тяжелым льдам быть. Перед холодным, трудным для промысла годом песец к югу уходит. За песцом и волки и другой зверь подается. Помнишь, как «Ростислав» в море выходил, мезенские охотники сказывали, что песец уходить стал. Не к добру, дескать.

— А как же зверь узнает, когда льдистому году быть?

— Тут, сынок, не столь песец, сколь мышь тундровая чует холодный, тяжелый год. Снимается мышь эта со своих мест и вся к югу переходит, а песец уже за ней идет. Мышь-то трудно другой раз приметить, а песца сразу видно по добыче: совсем тогда промыслу нет в иных местах.

Почти ежедневные, дальние охотничьи походы действовали бодряще, укрепляюще: к концу зимы никто из троих поморов не страдал даже назубицей. Сделали свое дело и салата, оленья кровь, сырое мясо. Вяленое мясо шло в небольшом количестве, вместо хлеба.

Что касается Федора, то никакие просьбы и требования товарищей не приводили ни к чему.

С восходом солнца началась охота на тюленей. Когда пришло время промышлять, Степан напомнил мальчику:

— Ну-к что ж, Ванюха, попробуем мишку к делу приставить. Помнишь, в тот год собирались?

Как и предполагали Ваня с Шараповым, медвежонок благодаря хорошему чутью помог им.

Трудно найти зверя подо льдом, покрытым толстым слоем снега; это Ваня знал уже по своему опыту.

Степан говорил:

— Ведь нерпа, лысун и всякий морской зверь дышать должен. Пока лед нетолстый, он его головой прошибает, чтобы воздуху хватить. Спит когда, так ведь и сонный все равно кверху идет дышать. Ну, а как лед толще становится, тут зверь прошибить его не может. Он тогда маленькую луночку, всего в ладонь, прогрызает. Всю зиму не дает в продушине льду намерзнуть. Оттаивает своим теплом. В толстом льду под лункой целое логовище образуется. Внизу оно широкое, и зверь в нем свободно помещается. Сверху лунка тонким ледком покрыта, а поверх чуть снегу лежит. Ежели нужен воздух лысуну, подымется он к лунке, лед выдавит и воздуху набирает. Таких лунок зверь десяток и больше себе делает. От медведя стережется. Вот и поймай его. Только не устережется. Там, где наш мишка лунку учует, надо шестом щупать. Как дыру найдешь, вынимай шест, а лунку опять снегом засыпай. Ежели свет виден будет, зверь в обязат ту лунку бросит.

— Ну, а как я-то лысуна увижу, ежели лунка под снегом? — удивился мальчик.

— Тут, Ваня, своя примета нужна. Возьми спицу тонкую деревянную и поставь в лунке: один конец — подо льдом, а другой — на глазах. После жди тихо. Как толкнется в лунке зверь, спица сверху подымется. Тут и бей в лунку кутилом. Аккурат в голову зверю попадешь.

Охота эта очень увлекала и Шарапова и Ваню.

Нужно было много терпенья, сноровки и ловкости, чтобы выследить и добыть тюленя через маленькую дырку.

Мишка хорошо справлялся со своими новыми обязанностями. Найденную медвежонком продушину брал под наблюдение один из охотников, а другой шел с мишкой дальше. И ему медвежонок указывал зверя. Долго приходилось стоять, не спуская с деревянной палочки глаз. Но вот спица качнулась… Охотник с силой метал кутило и, крепко держа в руках обору, понемногу потравливал ее за раненым тюленем. Когда зверь утомлялся, его тащили кверху. Подтянув тюленя к продушине, поморы обкалывали топором лунку, чтоб была шире, и вытаскивали добычу на лед. Иногда же охота бывала неудачна, и, промучившись на морозе целый день, друзья возвращались ни с чем.

Глава двадцать четвертая ТЯЖЕЛЫЕ ВРЕМЕНА

Весна была холоднее прошлогодней. Вот уже второй месяц держались лютые морозы. Во время последней охоты Ваня обморозил щеки и нос и теперь не выходил из избы, смазывая лицо оленьим жиром. В становище поморов опять стучалась цинга. Почувствовал слабость Алексей: как и прошлой весной, у него стала болеть голова, кровоточили десны. Он похудел и ослаб. Цинга не тронула ни Вани, ни Шарапова, Федор был по-прежнему плох и не вставал с постели.

Прошло две недели с тех пор, как был убит последний тюлень. Запропали куда-то и песцы. Когда Степан отправлялся на охоту, его ждали с особым нетерпением, надеясь, что на этот раз поход окажется удачнее.

Вот и сейчас Алексей и Ваня настороженно прислушивались к звукам, доносящимся снаружи: Шарапов ушел по ближним ловушкам. Время томительно тянулось. Наконец послышались далекие шаги по звонкому снегу. Алексей по походке чувствовал, что Степан торопился. Громыхнула щеколда. Степан громко затопал в сенях, отряхивая снег.

Охотник вошел в избу и молча стал раздеваться. Он долго возился, снимая малицу. Мороз крепко приклеил бороду к оленьему меху.

— Нет зверя, пусто, — еле двигая онемевшим подбородком, сказал Степан. — Хотел было дальше идти, за Черный камень, да мочи нет, мороз не пустил.

С помощью Вани он разделся и стал отогревать замерзшие ноги и руки. И говорил и раздевался Степан, не поднимая головы.

— Ничего, Степа, повременю, перебьюсь. Авось потеплеет, не век морозу жить, — бодрился Алексей.