Путь на Хризокерас

Бородатый тут же отошел во вторую линию, выставив шестерку мечников в качестве заслона. Сам же выкрикивал какие-то команды, явно требуя держать строй и определяя цели для арбалетчиков. 'Ничего, и до тебя доберемся!' - толчками билась мысль, едва прорываясь сквозь пелену боевого безумия. Отвод, удар, надо же, успел подставить щит, собака... Еще удар, обводка вокруг клинка, укол - острие палаша, легко пропоров кольчугу открывшегося на мгновение мечника, сантиметров на десять вошло ему в грудину. Рывок палаша на себя... в этот момент мощный удар чуть было не опрокинул господина Дрона на спину. Арбалетный болт, выпущенный в упор - все же страшная вещь! Даже если доспех и держит удар.

Взревев от ярости, почтенный депутат принял меч следующего противника на левый клинок, правым снеся ему руку по локоть. Толчок заваливающегося тела, и вот он уже внутри боевого порядка. Все, дальше пуатьевинцы, дышащие ему в спину, сами справятся. Так и есть: ворвавшись за ним в круг, латники тут же разобрались по двое на каждого обороняющегося мечника. Конец - здесь у бедолаг никаких шансов! Видя такое дело, арбалетчики побросали оружие и упали на землю, моля о пощаде.

Все, здесь порядок. А ему нужен командир. Ох, как нужен!

Тот же, отойдя к самому валуну, прикрылся щитом. Прижатое к кромке щита острие тяжелого меча было едва заметено. 'Не стрелять, он мне нужен живой!' - прорычал господин Дрон, и эхо гулко поскакало по крутым склонам. Скользящий шаг, другой... Рот главаря ощерился в щербатой ухмылке. Он также сделал шаг вперед, и в это мгновение арбалетный болт, вонзившись в правую глазницу, опрокинул его навзничь обратно на поросший мхом камень.

– Какая с-сука-а-а?!!
– владелец заводов-газет пароходов в ярости обернулся к рассыпавшимся по кустам гасконцам, пытаясь отыскать стрелка. Но все арбалеты были опущены, никто из его арбалетчиков явно не собирался нарушать полученный приказ.

Внезапно метрах в ста выше по склону, где-то на самом гребне послышалось ржание коня, а затем дробный перестук подкованных железом копыт по каменистой россыпи. 'Не догнать', - понял господин Дрон. Этот кончик нити обрублен. И обрублен качественно...

***

На разборку переднего завала ушло больше двух часов. Сваленные в кучу древесные стволы, вперемешку с камнями и щебнем, образовали здесь вполне приличную баррикаду. Три-четыре десятка ее защитников вполне могли обороняться здесь против превосходящих сил запертого в ловушке противника - учитывая поддержку находящихся сверху стрелков. Пойди все как задумано, те могли быстро и беспрепятственно расстреливать атакующих сверху, сведя к нулю их преимущество в численности и вооружении.

Пока нижний отряд разбирал завал, господин Дрон с оставшимися на ногах наемниками искал подходящий склон, дабы спуститься вниз. Нужно было эвакуировать убитых и тяжело раненных. А их набралось немало. Нет, среди гасконских арбалетчиков потерь фактически не было. Пара легко раненных - не в счет. А вот пуатьевинцам досталось! Шестеро убитых и пять тяжелых, не способных передвигаться самостоятельно. Да и остальные получили по полной. Всего трое из них могли похвастаться после боя совершенно не попорченной шкурой!

Практически все основные потери его отряд понес в стычке у валуна. Ох, как корил себя почтенный депутат за то, что не успел вовремя среагировать на изменение обстановки и не предотвратил атаку пуатьевинцев! А ведь, стоило приказать им оставаться в укрытии - да просто за стволами деревьев - и можно было расстрелять сопротивляющихся издалека!

Воистину, любое ремесло требует постоянного упражнения. А уж управление боем! Не успел оценить ситуацию, не дал вовремя нужную команду и пожалуйста: получите и распишитесь! Шесть трупов. И еще трое явно не доживут даже до вечера.

Впрочем, доносящиеся до господина Дрона обрывки разговоров ничуть не совпадали с его столь низкой оценкой результатов боя. Наоборот, солдаты вполне искренне восхищались его яростной атакой, сокрушившей оборонительный порядок сопротивлявшейся у валуна группы.

Таки да, - отметил для себя почтенный депутат, - в эти славные времена личная доблесть вполне себе искупает командирский кретинизм. Отметил - и решительно задавил столь не вовремя вспыхнувший приступ самокритики. Было откровенно не до этого.

Срочно требовалось отправить вперед разведку на поиски спуска, озадачить гасконцев волокушами для трупов и носилками для раненных, отрядить людей, чтобы поймать оставленных перед атакой коней, чтобы собрать трофеи, связать пленных... Короче, было, чем себя занять и помимо размышлений о собственном несовершенстве.

Когда инвалидная команда Капитана все же сумела спуститься вниз и вернуться к переднему завалу, тот был уже почти разобран. Во всяком случае, проход был достаточен, чтобы по нему могли проехать и всадники, и повозки. Своих погибших почтенный депутат приказал перегрузить в телеги, где уже лежали трупы расстрелянных сверху и раздавленных обвалом - дабы похоронить их в Сузе, на освященной земле. Раненными занялись лекари.

Раздавленных, кстати сказать, оказалось на удивление немного. Как пояснили пленные арбалетчики, расстояние между первым и вторым завалом рассчитывалось, исходя из длинны колонны. Сигнал на спуск камнепада должен был поступить спереди, когда голова колонны подойдет к повороту, после которого станет виден первый завал. Хорошо видимая сигнальная стрела с привязанной к ней промасленной и подожженной веревкой. Камнепад должен был накрыть человек двадцать, не меньше.

Однако, поскольку господин Дрон забрал с собой четыре десятка воинов, колонна оказалась значительно короче. И под камни попало всего трое неизвестно по какой причине отставших наемников. А вот пострадавших от арбалетных болтов оказалось значительно больше. Даже за те пять-шесть минут, которые потребовались верхнему отряду, чтобы вступить в бой, арбалетчики противника успели снять кровавую жатву. Три десятка трупов и вдвое больше раненных!

Страшно было подумать, что бы было - вступи его отряд в бой на пятнадцать-двадцать минут позже! А уж если бы его вообще там, на гряде, не оказалось...

Когда господин Дрон закончил размещение погибших и тяжело раненных по повозкам, к нему подошел Робер де Торнхейм. Сзади сконфуженно топтались Жоффруа Виллардуэн, Мило ле Бребан, Конон Бетюнский, Готье де Годонвиль и весь остальной руководящий состав посольства. На лицах яркими красками было написано смущение и раскаяние.

Де Торнхейм огладил седые усы - сначала левый, затем правый. Похлопал ладонью по запачканному левому рукаву, выбивая оттуда пыль и каменную крошку. Внимательно оглядел всего себя, но более ни одной причины отложить хоть на пару секунд неприятный разговор не нашел.

– Мессир, - твердо начал сенешаль короля Ричарда, - я должен принести вам свои извинения!
– За то, что столь пренебрежительно отнесся к вашим опасениям. Как показали последовавшие события, они были абсолютно обоснованы!

К концу фразы голос главы посольства предательски осип, так что нужно было как следует откашляться. Да и собраться с силами для продолжения.

– А вот я оказался непростительно слеп и самонадеян.
– Слова давались старому воину нелегко, но и другого выхода, кроме как сказать их, просто не было.
– Результатом моей слепоты стали десятки жизней добрых христиан. Мы все сегодня сделались вашими должниками. Если бы не ваша предусмотрительность и отвага, мы были бы уже мертвы.