Путь один- в глубь себя
Шрифт:
Ошо, пожалуйста, объясни нам свои слова. Они загадочны. Почему такая возможность выпадает только раз в тысячи лет, с приходом будды, и почему она исчезает с его уходом? Еще объясни, пожалуйста, почему нам не удается увидеть сущее в человеческом обличье; почему мы не обращаем внимания на его голос и уходим в себя, в свое внутреннее убежище.
Здесь следует разобраться в нескольких моментах. Во-первых, достичь состояния будды очень сложно. Пробудиться — это значит достичь почти невозможного. Полное пробуждение — это явление, которое не происходит, да и не может происходить ежедневно, поскольку состояние сна очень притягательно и комфортно. Во сне на тебе не лежит никакой ответственности. Не имеет значения, сколь велики страдания, не важно, сколько
Хирургам это явление хорошо известно. Если ввести в организм дозу морфия или другого обезболивающего, ты сможешь вынести любую боль. Можно перепилить тебе кости, поломать ноги, вырезать внутренние органы, заменить их на новые, а боли ты чувствовать не будешь. Бессознательное состояние есть способ — и самый испытанный — переносить боль. Страдания многочисленны, и мы придумали, как их выносить; для этого мы держим себя в состоянии неосознанности, бессознательности.
По мере увеличения осознанности растет и сила страданий. Осознанности в нас становится больше, и мы острее ощущаем боль от укола шипа — а ведь в нас уже вонзилось множество шипов, тысячи шипов. БуЬЬовость означает способность полностью, до конца переживать невзгоды жизни, смело смотреть в лицо любой боли, не убегая от нее. И пусть твоя жизнь превратилась в ад, ты встречаешься с ним лицом к лицу, ты не поворачиваешься к нему спиной.
Именно переживание ада открывает врата рая.
Те, кто не готов пройти через ад, лишают себя рая. Все мы хотим попасть в рай, но дорога в рай проходит через ад, а мы не желаем идти по этой дороге. Поэтому мы придумали простой трюк: хоть мы и живем в аду, у самих ворот ада, мы продолжаем видеть сны о рае. Из-за этих мечтаний ад по-прежнему скрыт от нас, а чтобы видеть сны, нужно спать.
Так что у сна есть две пользы: первая, он не дает нам полностью почувствовать боль страданий; вторая — он позволяет нам видеть сны. Вот почему так сложно достичь состояния будды. Придется прервать свой сон, а в ту секунду, когда сон остановится, прекратятся и все наши сновидения.
Мы так много вложили в свои сны, мы так много поставили на карту! Наши сновидения — это единственная наша отрада в этой жизни. В реальности мы никогда не видели никакого счастья; только во сне нам становится немного комфортнее, все те богатства, которые мы называем своим счастьем, получены нами в сновидениях. И когда кто-то говорит о том, что сон нужно прервать, нам это не нравится. Даже в нашем походе за буддовостью нами движет одно желание: мы хотим, чтобы сбылись наши мечты. Даже если мы хотим освобождения, это всего лишь наша последняя мечта; наша последняя надежда на счастье. Так что мы хотим спать, ведь во сне возможны сновидения, во сне не чувствуешь страданий.
Время от времени, может, раз в тысячу лет, кто-то просыпается. А когда просыпается один человек, открывается дверь, которая обычно заперта, — открывается даже для тех, кто все еще спит. Вот мы здесь собрались, нас здесь так много. Представьте, что все мы спим, кто же тогда разбудит нас? Если проснется хоть один из нас, откроется дверь для пробуждения всех остальных, — ведь тот, кто уже не спит, может разбудить спящих, он может потрясти их, чтобы они проснулись.
Другое дело, что ты можешь так и не проснуться, ты можешь перевернуться на другой бок и спать себе дальше, ты можешь остаться глух к словам. Призывы пробужденного могут затеряться в твоих снах или даже стать их частью. Мы столь поднаторели в искусстве сновидений, что без труда вплетаем в свои сны даже внешнюю реальность.
Вечером ты отправляешься спать и ставишь будильник, потому что тебе очень нужно проснуться рано утром. Наступает утро, будильник звенит, а тебе видится сон, будто в каком-то храме звенят колокола. Звук будильника исходит извне, но ты принял его за часть своего сна — и тогда все его перезвоны будут напрасны. Итак, ты не проснешься, тебе это ни к чему — ты уже забыл и о часах, и о
том, что тебе пора вставать. То, что было внешним раздражителем, теперь стало частью сна, протекающего внутри тебя. Ум, конечно же, удивительная штука, и он очень изворотлив. Он сотворит сон, в котором будут звенеть колокола; звук будильника был поглощен внутрь, теперь просыпаться незачем.Я слышал историю об одном полковнике, который ушел в отставку. Он вызвал своего ординарца, которого звали Рама, и сказал, что тот будет жить у него. Полковник жил один, у него не было ни жены, ни детей. И вот он сказал Раме: «Твоей единственной обязанностью будет будить меня в четыре утра, как ты делал все эти годы. Годами ты приходил ко мне в четыре утра и говорил: «Просыпайтесь, сэр, пора идти на построение». Все, что я от тебя хочу, — чтобы ты являлся ко мне в четыре утра и произносил: «Просыпайтесь, сэр, пора идти на построение». А я тогда тебе отвечу: «Пусть построение катится ко всем чертям», потом повернусь на другой бок и засну опять. Я мечтал об этом всю жизнь и до сих пор не мог этого осуществить. Я всю жизнь хотел пропустить утреннее построение, но не мог. Теперь я в отставке, так что...»
Таков наш ум. Он хочет спать, и когда приходит время просыпаться, мы получаем еще большее удовольствие от того, что можем поспать еще немного, если выпадет такая возможность. Этот полковник — душевнобольной, но он яркий представитель рода людского. Теперь он может спать спокойно, никто ему не мешает, незачем держать при себе ординарца, который будет будить его в четыре утра. Но на самом деле ему нужно совсем другое: чтобы ординарец старался, будил его, а он повернулся бы на другой бок и продолжал себе спать, не обращая на того никакого внимания. Такого удовольствия не получишь даже от здорового, ничем не потревоженного сна.
Так что, когда с кем-то случается буддовость и этот человек приходит, чтобы пробудить тебя ото сна, твоя заинтересованность в своем сне только возрастает. Ты переворачиваешься на другой бок и продолжаешь спать. И тогда ты превращаешь такого будду в часть своих сновидений. Ты начинаешь видеть сны с его участием, ты не позволяешь ему стать твоим путем, ведущим тебя к пробуждению. Ты превращаешь его в человека, который помогает углубить твой сон.
И все-таки возможность существует. Гурджиев говорил: «Как ты можешь проснуться, если тебя не разбудит кто-то другой?» Твой сон настолько глубок, что, пока не придет другой человек, не потрясет тебя за плечо, ни один сторонний импульс не проберется через барьеры, возведенные твоими снами. А ты настолько умен, что, вполне возможно, затащишь пришедшего разбудить тебя в свой собственный сон.
И все же есть один способ. Гурджиев рассказывал историю, которая хорошо его иллюстрирует. В ней стоит разобраться. Он рассказывал о том, как десять человек шли через густой лес. Они боялись диких животных, рыскающих по лесу, поэтому одновременно спать не ложились; один из них оставался настороже, и этот человек не засыпал, пока не будил следующего. Хотя бы один всегда не спит и охраняет остальных девять, погруженных в сон. Прежде чем отправиться спать, он разбудит одного из них, чтобы тот встал ему на смену. Гурджиев называл это «школьными занятиями».
Именно в этом и состоит предназначение этого места. Это место, где, скажем, сто человек приняли решение пробудиться самостоятельно, но сон, в который они погружены, — глубок и, стараясь в одиночку, человек может забыть свое намерение. Наша способность к забыванию огромна!
Я слышал историю. Жил один человек, который всегда обо всем забывал. Он мог очень решительно настроить себя, что ни в коем случае не забудет, и все равно забывал. И вот он пошел на прием к психологу. Тот посоветовал ему держать при себе нитку, и всякий раз, когда нужно что-то запомнить, повязывать эту нитку вокруг пальца или уха или завязывать узелок на одежде. Тогда, как только он будет видеть этот узелок, сразу обо всем вспомнит.