Путь офицера

Две трети населения Окситании – реформисты. Со своими войсками, полицией, даже судами и палачами. Но и две трети доходов графства от них же. Убери из города полк, и даже дьявол не предскажет, что может начаться. И не волнует этих нововеров, что кастильцы, как верные сыны Святого Престола, именно по ним первым и ударят. Главное здесь и сейчас дорваться до власти, порушить приходы истинной церкви.

А маршалу на это наплевать, у него, видите ли, приказ и идите вы все…

Конечно, если война, тогда да, тогда полк пойдет в бой, но ведь нет же ее пока и, Господь даст, не будет. Не впервой с западным соседом ругаемся, но до сих пор воевали только на северо-востоке. Так чего раньше времени суетиться?

Черт, черт, черт! Ведь обещал же графине сегодня только веселиться, да куда уж тут. Придется дать старому пердуну аудиенцию. Все равно не отстанет, так лучше побыстрее от него отделаться.

А маршал был зол не менее. Разведка четко сообщает, что от Барселоны выдвинулась армия, двенадцать тысяч человек, все, что может выставить Кастилия. Сейчас они накапливаются в пограничном лагере, отдыхают, но долго стоять не смогут. Армия или воюет, или разваливается, третьего не дано. Значит, решение в Мадриде принято и начнется все со дня на день, если уже не началось, пока он, словно нищий, выпрашивает полк, который и так должен ему подчиняться. Это вместо того, чтобы быть со своей армией, в которой всего девять тысяч человек… Стыд и позор! Было бы смешно, если б не было страшно. Без Окситанского полка дела галлийцев будут плохи. О, его сиятельство изволили сделать приглашающий жест, никак снизошли до аудиенции. Сплюнул бы, но нельзя – галантность, однако, чтоб ее.

В кабинете хозяин пригласил маршала присесть к изящному, тонкой работы столику, на котором стояло блюдо с фруктами. Лично поставил бокалы, налил вино. И собеседники замерли, словно дуэлянты перед схваткой. Хотя какие собеседники – беспощадные бойцы, просчитывающие начало поединка. Ибо после этого разговора кровь будет литься рекой в любом случае. Вопрос только в том, чьей прольется больше.

И едва должна была прозвучать первая фраза, словно первый разведочный выпад, в дверь постучали. Это было неожиданно, нелепо, никто не смел помешать словесному поединку титанов.

– Войдите! – раздраженно воскликнул граф Тулузский.

И в шикарный кабинет вошел военный в измятой, пропыленной дорожной одежде.

– Господин маршал, срочная информация из Перпеньяна. На рассвете кастильские войска вышли из Барселоны по средиземноморской дороге.

– Ну и что теперь делать? Ваше сиятельство, вот что я именно сейчас и именно здесь должен делать? Дождались? Теперь мы успеем, лишь если полк выступит на рассвете.

– Да готово все, маркиз. Он выступит завтра на рассвете, – грустно сказал граф, – если я не хотел выдвигать полк, это не значит, что я ничего не делал. Обоз сформирован полностью, боекомплект, оружие, продовольствие, фураж – все погружено и готово к маршу.

– Я выезжаю немедленно! – воскликнул маршал и с неожиданной резвостью даже не пошел, а скорее побежал, из кабинета. И в дверях, словно на стену, налетел на могучего офицера в форме Окситанского полка.

Пока обалдевший маршал приходил в себя и набирал воздух для резкой и решительной критики наглого богатыря, тот подошел к графу и громовым голосом доложил:

– Ваше сиятельство, срочное сообщение из Сен-Беа. Кастильцы готовят прорыв в районе крепости силами до семи тысяч человек. Вот доклад коменданта крепости, – и передал запечатанный конверт.

Все неласковые слова, приготовленные маршалом, застряли в горле. Он бросился к графу и они прочли:

Командиру Окситанского полка

полковнику де Монфор

графу Тулузскому

Ваше сиятельство!

Докладываю, что в четырех километрах от границы на сопредельной территории мною разведан палаточный лагерь Кастильской армии, рассчитанный на семь тысяч человек. В настоящее время лагерь полностью заполнен – мушкетеры, пикинеры и около тысячи рейтар. В лагере установлено шесть полковых знамен. Также отмечено девять орудий крупного калибра, в том числе, возможно, осадных. Разведку провел лично, достоверность информации – абсолютная.

Расчетное время сдерживания противника силами вверенного мне гарнизона – не более двух суток.

Данный рапорт направлен начальнику штаба Окситанского полка. Еще два одновременно направлены дежурному офицеру и вашему заместителю.

Комендант крепости Сен-Беамайор де Баон

– Доставить сюда курьера немедленно, – приказал де Комон.

Через десять минут в шикарный кабинет шикарного замка вошел усталый капрал в потной, заляпанной дорожной грязью простой солдатской одежде.

– В доставленном тобой сообщении сказано, что ты третий курьер. Тебе известно, где предыдущие посланники? – спросил граф.

– О первом мне ничего неизвестно, а второго я видел на въезде в Тулузу. Убитым.

– Немедленно послать людей. И ты, капрал, поезжай с ними, покажи тело.

Через час посланные вернулись. Тела на дороге уже не было, но в указанном капралом месте обнаружилось присыпанное землей кровавое пятно, а в полусотне метров от него убитая лошадь с уздечкой, на которой стояло клеймо гарнизона Сен-Беа.

А еще через полчаса в том же кабинете за тем же столом сидели те же двое. Полковник и маршал, граф и маркиз. Только не было перед ними бокалов, как и не было враждебности во взглядах. Теперь они были не просто единомышленники. От принятого сейчас решения зависела не просто судьба кампании – судьба страны.

Не могла Кастилия выставить более двенадцати тысяч человек, негде было взять войска. Сейчас там на всю метрополию семь полков и это точно. Полки не создаются за месяц. Значит, один из ударов отвлекающий. И вот здесь не дай бог ошибиться. Если основной удар на Перпеньян, то окситанцев надо выдвигать туда, иначе кастильцы задавят числом.

Но если этот комендант прав, то прорвавшемуся через горы противнику противопоставить будет нечего. Галлийцев зажмут в клещи и раздавят как орех.

Де Баон… А ведь где-то маршал о нем слышал.

– Граф, что можете сказать об этом майоре?

– Ничего особенного не могу, его в Сен-Беа через мою голову ставили. Прямиком из столицы, приказом самого военного министра, лично. Де Баон тогда капитаном был, наглым до невозможности. А через два года стал майором и тоже в обход меня. В полк обращается только по вопросам снабжения и выбивает все до динария. Мои тыловики от него стонут, но сделать ничего не могут. Инспектируют его каждый год – ни одного нарушения. Пытались эти мерзавцы на него в Париж жаловаться, в ответ мне такое письмо оттуда пришло, что до сих пор вспоминать не хочется. Так что я с ним не знаком и знакомиться не собираюсь.

Что же, подумал де Комон, надо принимать решение. Итак, имеем две взаимоисключающие информации, полученные от двух столичных ставленников. Один – от военного министра, другой от де Шутта. И кто из них прав – черт его знает. Проверить бы… Да не выйдет. Даже голубя посылать поздно.

– Давайте еще раз переговорим с курьером, – предложил де Комон, по-крестьянски почесывая затылок, – по крайней мере, поймем, что творится в крепости.

Однако в замке того не оказалось. Оглушенные криками графа и взбодренные зуботычинами маршала адъютанты нашли его, следующего под конвоем на допрос к шевалье де Воргу. Конвоиры, трое хмурых мужчин неопределенного возраста и неприметной наружности, попытались возражать, вроде как они в армии не служат и вообще у них свое начальство, но с уважением отнеслись к пяти направленным на них шпагам. И несчастный капрал, освещая помещение невероятным по сочности синяком, предстал перед могущественными вельможами.