Путь солнца

Ротный ушёл, а Игорь, сколь можно было, привёл одежду в порядок, расстегнувшись, убедился, что крестик на месте, и окопами, потом лесополосой, отправился в тыл.

Городок находился в трёх километрах от их позиций, а церковь, про которую говорил Николай, была там одна из трёх и действительно располагалась через две улицы от окраины. Опытный взгляд военного человека, не раз бывавшего в разведке, моментально определил по свежеистоптанной земле, что внутрь зашло не менее четырёх десятков человек, в том числе в берцах. Обтерев обувь о траву, Игорь снял шапку, перекрестился и вошёл. Опыт разведчика пригодился ещё раз: в церкви было темно, почему-то не горели даже свечи, люди стояли совершенно неподвижно, а священник, невысокий и худощавый, потому малозаметный, стоял спиной к молящимся, и только справа слышалось негромкое и торжественное чтение. Игорь понял, что это один из тех моментов службы, когда нельзя ходить, разговаривать, а только слушать и молиться, потому втиснулся в храм почти незаметно, как будто что-то угрожало его жизни, и застыл, сделав только один шаг.

Едва успокоив мысли и чувства, он попробовал разобрать слова молитвенного чтения. Голос чтеца был не хуже дикторского по телевизору и звучал вполне ясно. Однако ещё раньше, чем уловился смысл слов, сердце охватил тот настрой, который шёл от интонации и от всей обстановки в церкви: до полусотни человек, половина из которых военные, а другая - местные старики и старухи, стояли с такими выражениями лиц, словно для них уже начался Страшный суд. "Значит, сейчас надо думать о грехах и каяться", - понял Игорь, но вспомнил не свои прегрешения за последние месяцы, а недавнее "погребение" под землёй от взрыва. Тело будто снова ощутило невозможность пошевелиться, тяжесть земли, мучительную невозможность открыть глаза. Монотонное, но чувственное чтение, растекавшееся по церкви и болью оседавшее на раскрытое сердце, усилило страх, смятение и осознание конца, пережитые пару часов назад. "... положиша мя в рове преисподнем, в темных и сени смертней", - вдруг

чётко услышал Игорь и не поверил сразу, что слова были произнесены на всю церковь. Ведь это только про него. Он даже вздрогнул от мысли, что вся сегодняшняя служба будет упоминать события его утра, и огляделся: не знают ли об этом окружающие люди. Но лица было плохо видно, и каждый скорее всего думал о своём.

Понадобилось несколько минут, чтобы захватившие всё тело волны эмоций улеглись обратно в сердце, и разум вернулся к спокойному восприятию службы. Священник что-то громко сказал, певчие запели красиво и с радостным воодушевлением. Оказалось, что в храме есть электричество. Включили большую люстру, висевшую над головами молящихся, десятками огоньков запылали, сливаясь, подсвечники. Сделалось светло и немного уютнее: отопление здесь не работало, и только присутствие десятков людей согревало помещение. Игорь посочувствовал священнику в лёгком облачении. Пока шёл в церковь, поражался жестокости вражеских обстрелов: не встретилось ни одного целого двора. Где дом, где сарай или гараж стояли полуразрушенными или сгоревшими; жёлтые трубы газоснабжения были перебиты во многих местах, будто какой-то сильный, высокий человек прошёлся по улицам и с озлоблением рвал их, получая удовольствие от того, что маленьким людям будет плохо. Батюшка, наверняка, замерзал.

Певчие стали что-то красиво читать, а Игорь уже не старался угадывать слова и фразы. Он поднял голову кверху и, в обаянии святых слов, улыбаясь сам себе, всматривался в небо, в настоящее Небо, населённое апостолами, ангелами, ещё кем-то, кого он по своей церковной малограмотности, не знал. Все они, несмотря на высоту своего положения, будто собрались прослушать праздничную службу вместе с другими молящимися и замерли и молчали только потому, что произносились слова, особые как для земного мира, так и для горнего.

... Священник прошёл с кадилом, запели что-то радостно-возвышенное, и Игорь окончательно вошёл в состояние умиротворения и беззаботности. Комья земли, окоп, печка землянки ещё мелькали где-то по краю сознания, но превратились в малозначительные детали, которые не рождали никаких эмоций. И когда стали читать Евангелие, он с удовлетворением подумал, что воспринимает его, как положено: спокойно и уважительно. А ещё подумалось, когда снова запели, что правильно поступает церковь, в каждой

своей службе вспоминая одни и те же великие события, ибо всё, что произошло после - мелкая суета жадных и честолюбивых властителей и прозябание в нищете и страданиях простых людей. Главное уже произошло. Произошло ТОГДА. И вот он, Игорь, словно пронёсся сквозь два тысячелетия во времена, когда было сказано и сделано то, важнее чего уже никто не скажет и не сделает. "Слава Тебе, Боже наш..." - повторял он за певчими, с удовольствием крестился и низко кланялся на "Слава", "И ныне", совсем забыв, что из-за подорванной в шахте спины не любит долго стоять на месте, что одежда его сыровата, а голова не покрыта и замерзает...

Он выстоял всю службу, пожертвовал на храм сколько было денег, приложился к кресту и, поздравляя с праздником, пожал руки десятку знакомых из таких же, как он, добровольцев, у кого получилось прийти в церковь. Чувствуя какое-то светлое изменение внутри, Игорь возвращался "к своим" и, боясь растерять это новое, благодатное самоощущение, всё же пытался разгадать, в чём оно состоит. Морозное утро переходило в морозный день, но воздух разъяснился, заблестел и наполнял бодростью.

Мечтатели

В родную деревню приехал космонавт. Когда-то он здесь родился, через восемнадцать лет семья, друзья и соседи проводили его в армию, а потом Валеркина жизнь и жизнь его малой родины пошли по разным направлениям. Деревня пережила развал совхоза, исчезновение клуба, почты и нормальной дороги в город, а Валерий окончил лётное училище, освоился в атмосфере и, став космонавтом, пролетел уже высоко-высоко над Землёй.

Дома он не был давно - с похорон отца два года назад. В духе времени общался с матерью посредством телефона и скайпа, благо женщину с высшим экономическим образованием не затруднило изучить компьютер. Однако возникла проблема, которую через интернет не решишь: сарай, где Нина Сергеевна держала всякую живность, покосился и ясно намекнул, что собирается падать. Мать Валерия только вскользь обмолвилась об этой напасти, прибавив, что наймёт для ремонта кого-нибудь из местных мужиков, но герой России уверил, что имеет возможность приехать на несколько дней и запретил обращаться к кому попало.

Прибыл он во второй половине дня, а засиделись с матерью - за разговорами и воспоминаниями - до полуночи. В прежние времена деревня тут же собралась бы поглазеть на настоящего космонавта, но теперь не все дети знают, что это за профессия, потому матери с сыном никто не помешал.

На следующий день сходили на кладбище, и сарай терпеливо ждал, ни градуса не прибавляя к своему крену. Наверное, даже возгордился перед другими постройками в округе: не какой-нибудь Васька-пропойца будет его поправлять, а известный на всю страну человек. Однако в этот день он своего мастера не дождался: позвонила бывшая классная руководительница Валерия и, упрекнув, что сам не догадался зайти, пригласила выступить перед её седьмым классом. Нина Сергеевна сказала, что надо обязательно сходить, что учительница всегда спрашивает о нём и хвалит за силу воли и способности, и Валерий, испытывая двойную вину - и перед родной мамой, и перед мамой классной - отправился в свою бывшую школу.

Дети оказались хорошими, любознательными, Валерий с удовольствием с ними побеседовал. Потом учитель и ученик долго сидели вдвоём в родном

кабинете, смотрели фотоальбомы, вспоминали прежних выпускников, из которых заметную карьеру сделали только двое - Валерий и его бывший сосед и приятель, окончивший школу годом позже. Колька Осокин стал бизнесменом, единственным в деревне, и владел теперь местным магазином, остатками фермы и ещё много чем по району. Он часто уезжал по своим предпринимательским делам, и теперь - по словам матери - тоже "учухал куда-то".

Вечером к Нине Сергеевне пришёл глава поселения Литвинов с персональным приглашением на завтрашний сход села. Вопросы - по водоснабжению, обкосам придомовых территорий, мусоре - мало касались исследований космоса, но глава настойчиво просил Валерия поприсутствовать: "Может, хоть при вас людям стыдно станет..." И опять чужие аргументы убедили Нину Сергеевну быстрее, чем её сына, потому на следующий день, в 9.45 оба отправились в деревенскую администрацию.

По большей части собрались люди пожилые, и потому ход собрания, нарушая повестку, часто перемежали сопоставлениями с "раньше" да личными выпадами. Валерий заметил, что его земляки соскучились по общению друг с другом, и тоже вспомнил кое-что из их общего прошлого: встречу Нового года в местном клубе, на которую собиралась молодёжь от десяти лет до шестидесяти; гуляния в День сельхозработника, когда вечером на поляну перед клубом сходились не только все деревенские люди, но и добрая половина деревенских псов, из тех, кто не был обременён ошейниками и цепями...