Путь улана. Воспоминания польского офицера. 1916-1918
Шрифт:
Начальник станции пообещал, что мы без особых трудностей доедем до передовой. По его словам, самый ужас творится в поездах, которые идут на восток, с фронта. По его сведениям, с фронта ежедневно уезжают тысячи солдат. Однако есть и те, кто стремился на запад.
Наш полковник был всерьез озабочен полученной информацией. Он отдал команду выставить сторожевые посты в дверях вагонов и установить пулеметы на площадке последнего вагона и на тендере локомотива.
Во время остановок караульные с винтовками должны были стоять на ступеньках вагона и не подпускать никого ближе чем на десять метров.
Очень скоро мы поняли, что начальник станции ничего не преувеличил. Когда мы прибыли
В этой безумной толпе не было ни одного человека, кто бы представлял, что следует делать, что вообще происходит, кто есть кто. Группы солдат готовили на кострах еду, пели, пили, заигрывали с женщинами, кричали, ругались. Все подразделения смешались в одну кучку. Офицеров никто не слушал. Когда подходила очередь садиться в вагоны, на посадку затрачивались часы. Небольшие патриотически настроенные воинские подразделения пытались сохранять дисциплину, но таких было совсем немного. Их показная дисциплинированность действовала на толпу как красная тряпка на быка.
Ночью наши два поезда подошли к зданию вокзала. Нам объяснили, что до отправки придется подождать несколько часов. Решительные лица уланов, стоявших с винтовками в дверях вагонов, произвели серьезное впечатление на толпу. Кое-где солдаты пытались влезть к нам в поезд, но вскоре отказались от своих попыток. По возбужденной толпе пробегали волны страха. Даже уланы, не терявшие чувство юмора в любой ситуации, весельчаки и острословы, притихли и с изумлением смотрели из дверей вагонов на кружащуюся в каком-то безумном танце человеческую массу.
После долгих споров один из поездов, на котором ехал наш полк, отошел от станции. Второй поезд пока остался в Раздельной. В состав поезда входили офицерский вагон, штабной вагон и вагоны, в которых размещался уланский эскадрон, боеприпасы, амуниция, продовольствие и пулеметные расчеты. Я находился на тендере вместе с пулеметчиками, охраняющими локомотив, и завороженно следил за непрерывным движением людей на длинной привокзальной платформе.
В детстве, разворошив муравьиную кучу тонкой палочкой, я любил наблюдать за действиями муравьев. Картина первых секунд растерянности, когда муравьи, не ожидавшие нападения, бессмысленно мчались в разных направлениях, создавая жуткий хаос, оказывала на меня гипнотическое воздействие. Уже через несколько секунд муравьи приходили в себя и начинали совершать организованные действия. Этот процесс не вызывал во мне никакого интереса, и я опять ворошил палкой муравейник, наблюдая за паникой маленьких насекомых, оказавшихся перед лицом непонятного катаклизма. Их раздражающе-бессмысленная энергия, конвульсивный бег, метания из стороны в сторону заставляли меня сдерживать дыхание и дрожать от волнения. Именно эти чувства я испытывал сейчас, глядя на толпу. Мне даже пришло в голову, а не расшевелить ли толпу стеком, возможно приблизив ее движение к упорядоченности.
Я лежал на куче угля, наблюдал за толпой и пытался услышать, о чем говорят эти люди. В воздухе стоял непрерывный гул, из которого можно было вычленить только отдельные слова, крики, возгласы, редко отдельные предложения.
– Дай пинка!
– Ой, живот…
– Ха-ха-ха!
– Революционная совесть…
– Черт побери…
– Проклятый
офицер…– Она дала ему…
– Белогвардейская шкура…
– Готовьтесь, товарищи…
– 114-й полк…
Неожиданно раздалась песня:
– «Мы жертвою пали в борьбе роковой…»
Но, перекрывая вокзальный шум, вдруг раздался пронзительный, пьяный крик:
– Вот поезд, дорогая. Ну-ка, давай сюда. На нем ты доедешь домой… Ура! С нами Бог…
Совершенно нелепая пара пробивалась к поезду, расталкивая на своем пути людей и размахивая руками.
Солдат 8-го драгунского полка, в шинели, наброшенной на плечи, в сдвинутой на затылок фуражке, с винтовкой, саблей и револьвером, держал под руку женщину средних лет. Ее ярко накрашенные губы искажала кривая ухмылка. Лицо обрамляли пряди грязных, сальных волос. У нее почти не было шеи, и голова болталась чуть выше огромных дряблых грудей, прикрытых лифом платья какого-то грязно-зеленого цвета. Драгун упорно тянул ее за собой, пьяно качаясь из стороны в сторону. Он не переставая говорил, и его пронзительный голос был наполнен безумным волнением. Женщина пыталась по-своему кокетливо спорить с ним, заливаясь глупым смехом:
– Они не пустят меня, дорогой… Ну, не будь глупее глупого…
– Все будет хорошо, все будет хорошо, моя голубка. Я найду для тебя местечко.
– Нет, ну нет же, дурачок, – держась за него, чтобы не упасть, и заливаясь пьяным смехом, говорила она.
– Я любого смахну со своего пути… Я докажу тебе, дорогая. Вон с моего пути, паршивый ублюдок! – заорал он и с такой силой отбросил в сторону молодого станционного работника, что у того слетела с головы фуражка. – Ты что, не видишь, мой друг и товарищ, гражданка шлюха идет садиться на поезд. Освободите дорогу, товарищи. Пошли, мое солнышко.
Драгун остановился, нежно обнял и поцеловал женщину и опять потянул ее к нашему поезду.
Солдаты смеялись и поддразнивали нелепую парочку, которая проталкивалась через толпу к поезду. Когда они подошли к двери вагона, в котором располагался штаб полка, драгун принялся прощаться с сердечной подругой.
– Теперь, любимая, посмотри на этот прекрасный вагон. Ты замечательно проведешь время в дороге.
Женщина визгливо рассмеялась и нежно отерла пот с его лица.
– Мне жалко, – продолжал драгун, обнимая ее за талию, – что я не увижу тебя несколько дней. Эй, приятель, – обратился он к побледневшему улану, стоявшему в дверях. – Отодвинься и пропусти гражданку шлюху в вагон.
Улан, понимая, что имеет дело с пьяным солдатом, категорически отказался впустить женщину. Он принялся спокойно объяснять, что поезд идет на фронт и в соответствии с приказом он не имеет права впускать в вагон посторонних.
– Эй, приятель, черт с ним, с этим фронтом! – с трудом удерживаясь на ногах, заорал драгун. – Пришла свобода. Познакомься, это гражданка шлюха. Она хочет вернуться домой, а раз наступила свобода, то почему бы ей не воспользоваться этим поездом?
Толпа ревела от хохота, а слова «гражданка шлюха» вызвали бурю восторга. В то же время раздались голоса, что свобода, в конце концов, касается каждого. По общему мнению, женщину были просто обязаны впустить в вагон.
– Впусти ее, товарищ! – раздался крик из толпы.
– Черт возьми, она поможет вам скоротать время в пути. Иди, любимая, поезд битком набит парнями. – Обезумевший от оказанного сопротивления драгун вытолкнул вперед женщину и вплотную приблизился к улану. – Вы что, собаки… не дадите мне посадить ее в поезд? Белогвардейская тварь! Отойди в сторону… Черт тебя побери!
Улан ударил драгуна прикладом винтовки, и тот свалился на землю.
– Убийца! – завизжала женщина, поворачиваясь к толпе.