Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем)
Шрифт:
И её ранили.
— Зачем? — спросил я.
— Надо хоронить наших и идти дальше.
— Зачем? — повторил я. — Всё кончено, Тань.
— Не смей так говорить, — тихо, но упрямо сказала она. — Мы же погибнем без тебя, Олег…
— Пусть ведёт Саня… — я поморщился. — Андрюшка вон Альхимович… А меня оставьте. Я кончился.
— А я? — так же тихо и упрямо спросила она. — Что прикажешь делать мне?
— Что хочешь, — равнодушно отозвался я. — У нас больше ничего не будет, Тань, пойми же ты это. Мы будем идти и идти по этому проклятому миру, убивать, убивать, убивать — и умирать сами… в этом смысл жизни? Потом — придут
— Не смей так говорить! — она топнула ногой. — Я же знаю!.. Мы же люди!..
— Мы не люди, — я вздохнул. — Мы копии. Картинки на экране. Пешки на доске… Настоящие Олег и Танька там. Там. Они там и живут по-настоящему. А мы — мы какая-то еба…ая игра. Просто чья-то игра в войну, Тань… Оставь меня в покое. Всё.
Группа Hi-Fi
Я один —
я как ветер!
Я пью земную благодать.
Гаснет день —
и под вечер
светило тоже хочет спать.
Снова ночь летит раненой птицей,
И дрожит огонь усталой свечи…
Проплывают знакомые лица,
Но им не понять
беспризорной тоски…
Где ты,
Мой ангел-хранитель?
Возьми, если можешь,
Меня к небесам!
Убежал
Я из дома,
Бродил по сказочным мирам!
268.
Я прошу — забери меня, мама,
С улиц городских
Обратно домой…
Я послушным и правильным стану,
Я хочу домой —
А здесь я чужой…
День прошёл
незаметно,
А я на улице опять…
Где же он?
Спит мой ангел…
Я не желаю погибать!!!
Танюшка стояла на том же месте… но словно бы отодвинулась.
— Помнишь. — задумчиво спросила она, — мы говорили о рыцарях?о справедливости. О борьбе?
— А… — я усмехнулдся. — Да. Говорили. Чушь…
— Так вот, — она покусала уголок губы острым белым зубом. — Ради той чуши… Нет, погоди. Я тебя люблю. Просто так люблю. Но ради той чуши, Олег, я ещё и уважала тебя. Ради той чуши стоило жить, — она вдруг по-мальчишески сплюнула и без насмешки сказала: — Жалко смотреть, когда кто-то оказывается недостойным своей же мечты… — она повернулась, чтобы уйти. Но, наверное, ей тоже было больно и тошно, потому что она добавила мне — уже через плечо: — Ну — кто прыгнет выше радуги? Эх, ты!..
Какие-то несколько секунд я смотрел в её удаляющуюся прямую спину. Но за эти секунды перед моим мысленным взором пролетел калейдоскоп картинок. Странно — просто-напросто фрагментов из недавно вышедшего фильма "Выше радуги не прыгнешь", который очень нравился мне… и Танюшке. Словно кто-то продёрнул перед глазами склейку из отдельных ярких кадров. Весёлый такой и немного грустный фильм о… ни о чём… и обо всём… и о нас, и о том, что…
— Тань, что ты сказала? — спросил я в спину. Наверное, что-то такое… ну, такое было в моём голосе. Потому что она обернулась. — Повтори, что ты сказала.
— Кто прыгнет выше радуги? — с вызовом повторила она.
— Да сам же Радуга и прыгнет, — ответил я. Вздохнул. И поднялся. — Ладно. Пошли. Попробуем… прыгнуть выше радуги.
* * *
Убитых мы похоронили в расщелине под скалой недалеко от
места последнего бивака. Им не досталось даже окротких надписей — мы боялись, что негры разроют могилу.Но, пока мы живы, мы их не забудем. Это тоже — памятник.
Никто и не думал жаловаться, когда я объявил, что надо идти дальше. Мне почему-токазалось, что все видели мою слабость, но то ли никто внимания не обратил, то ли не хотели вспоминать.
Кристина была тяжело ранена — не считая мелких "царапин" (которые там уложили бы любого в койку). Ассегай пробил её насквозь в районе солнечного. Ольги с нами больше не было, но и так все понимали — доставать его нельзя. Мне почему-то лезли в голову строчки из "Книги будущих командиров" — как фиванский полководец Эпаминонт был ранен при Мантинее: дротик попал ему в грудь, и он приказал обрезать древко, чтобы оно не качалось и не причиняло лишней боли. Потом, после боя, отдав последние распоряжения, велел вынуть дротик — и после этого умер.
Кристина была без сознания. Иззубренную ландскетту с искорёженной гардой из её пальцев вытащить просто не удалось, так её и нескли на импровизированных носилках. Носильщики менялись, но я не мог — плечо… Мы шли через глумливо перекликающуюся барабанами ночь, словно раздвигая её собой. Шли в тишине, чутко вслушиваясь и сжимая в руках оружие. Шли, стараясь не думать, что где-то лежат, наверное, тела других наших друзей — и их даже похоронить некому…
Что же — может быть, и мы будем скоро лежать так же. Это не причина для скулёжа.
У меня снова начала промокать повязка на бедре. Кровь текла в сапог, и он захлюпал. Вот мерзость…
269.
— Люди впереди, — неслышно подошёл Арнис.
— Люди или негры? — быстро спросил я.
— Я же сказал — люди… Вроде бы наши.
…Вадим шёл первым. Он нёс меч на плече и покачивался, припадая на левую ногу. Следом шёл Джек; потом — Ленка, Сергей, Вильма, Олег…
Мы обнялись — я, Вадим, Сергей… Надолго обнялись. Потом, отстранившись, я хрипло сказал:
— Всех вывел. Молодчина…
— Не всех, — он посмотрел на Саню, который подошёл к нам и остановился чуть в стороне. — Саш, Наташку убили… Игорь, — окликнул он Сморча, — слышишь?
— Слышу, — деревянно откликнулся вместо него Саня.
— Мы на тропинке столкнулись… — Вадим прикрыл глаза, перевёл дух. — Её — ассегаем в горло, она сразу упала… Мы её вытащили, но… — он махнул рукой.
— А где Богуш?! — отчаянно крикнула Наташка Мигачёва.
— Богуш… — Вадим снова прикрыл глаза. — Если бы не он, мы бы все там остались… Они навалились, Джек упал… — я заметил, что у англичанина рассечён висок, волосы слиплись в кровавую сосульку. — А он встал там… с кистенём, и не подпускал… Ему… — Вадим скрежетнул зубами, качнулся, — ему голову смаху… Но он пять или шесть штук успел свалить, и нас прикрыл…
Наташка зарыдала. Ленка Власенкова, подойдя, обняла её. Вот так, а я и не замечал, что она неравнодушна к поляку…
— Где Олька? — спросил Вадим. — Пусть перевяжет, не могу больше…
— Она больше никого не перевяжет, — сказал Сергей. — Её убили… И Кольку, и Игоря, и вообще… — он шмыгнул носом и скривился.
— Я перевяжу, — Ингрид, державшаяся, как всегда, рядом с Басом, подошла к нам. — Я хорошо умею…
— Тогда держи, — Сергей отдал ей Олькин мешок. — Работай.
* * *