Путь волшебника

— О господи, — сдаваясь, простонал Нкем и расслабился. — Моя жизнь — сплошное дерьмо.

И поднял глаза к небу, страстно желая, чтобы оно обрушилось. Там снова парил растреклятый орел — должно быть, ему тоже нравилось наблюдать за суетой, но сверху. Огаади глянула на Нкема с явным презрением.

— Ненавижу слабаков, — сказала она.

— Мне плевать на твою ненависть, — дернулся он.

— Тебе не идет быть слабаком.

— А что ты обо мне знаешь? — Нкем снова оттолкнул ее. — Да слезь с меня, черт побери!

Одна из птиц, будто получив личное оскорбление, повернулась и уставилась на него. Нкем, нахмурившись, не отводил взгляд. Эму издал глубокий горловой звук, а потом покачал головой. В его глазах плескалась молочная белизна.

— Вот… вот же гадство… — прошептал Нкем, в то время как птица, наклонив голову, решительно шагнула вперед.

Нкем следил за трехпалыми сильными ногами. Мощные когти как будто для того и созданы были, чтобы выпотрошить человека. В любом случае смерть неизбежна. Он удвоил усилия, отчаянно извиваясь.

— Да слезь с меня! Бико! [7] Туда смотри!

Огаади не двинулась с места, задумчиво глядя на приближающегося страуса. Потом подняла руку.

— Остановись! — приказала она.

Эму покачал головой и неуклюже уселся. Затаив дыхание, Нкем следил, как глазам птицы возвращается их естественный красновато-коричневый цвет. Он ощущал зуд, будто на волосок приблизился к пониманию чего-то очень и очень важного. Кровь стучала в ушах, а пот стекал по вискам.

7

Пожалуйста (игбо). — Прим. ред.

Огаади наклонилась над ним, лицо к лицу.

— Что ты с ним сделала? — спросил Нкем. — Ты видела его глаза? В этих глазах…

— Я… — Она принюхалась. — Я чую от тебя этот запах… — Нахмурилась. — Ты не отсюда.

— Что? — прошептал Нкем.

Огаади склонилась еще ниже, почти касаясь его губами. Он не шевелился. Вблизи она пахла тоньше — скорее не как грейпфрут, а как цветок грейпфрута. Женщина-птица втянула воздух ноздрями.

— Обанджа, — прошелестела она. И выпрямилась. — Ты?

Нкем хотел ответить, но спазм стиснул горло.

— Даже не знаешь об этом? — спросила она.

Он медленно покачал головой. Комары кусали его за голые ноги, струйки пота стекали между лопаток.

— Откуда? — Он на миг зажмурился, пытаясь сосредоточиться. — В детстве меня трижды едва не убили. И всякий раз нападали животные, взбесившиеся животные. — Нкем все еще не открывал глаз. Если бы он видел проклятых страусов или столпившихся зевак, то сбился бы с мысли. — Мама… говорила что-то такое в шутку, но…

— Ты всегда стремился вернуться в мир духов, — загадочно заявила Огаади. — Да… — Она кивнула. — Теперь все ясно. Это не совпадение. — Протянув руку, она пощупала карман Нкема.

— Эй! — возмутился он, отбрасывая ее руку. — Ты что себе…

— Что лежит в твоем кармане? — спросила она, снова щупая.

Нкем хлопнул ее по запястью. Она ударила в ответ.

— Достань сейчас же! — приказала она.

— Хорошо, достану. — Он вытащил кусочек кварца, который был вовсе не таким прозрачным, как раньше, когда лежал на дороге.

Он сиял как золото, чистое золото. Огаади вцепилась в камешек и поднесла к глазам.

— Что это… — прошептала она, глядя на талисман так, будто видела его впервые. Лизнула, а потом сплюнула. — Где нашел?

— Это с тебя свалилось, когда я тебя подбирал, — ответил Нкем. — Когда ты была страусом эму. Мертвым страусом эму.

— И что ты с ним сделал?

— Ничего.

— Ничего?

Он закатил глаза.

Вокруг толпа все росла, собралось уже три десятка человек. Они глазели, щелкали фотоаппаратами, болтали по телефону.

— А что это? — спросил Нкем. — И почему оно стало золотым?

— Это что, шутка такая? Ты же не ребенок… — озадаченно проговорила она. — Я хотела ребенка.

— Э-э… — Нкем растерянно смотрел на нее. — Я не… В смысле, я…

— Я надеялась получить ребенка!!! — выкрикнула Огаади, залепив ему пощечину.

— Эй, прекрати! — воскликнул он, отчаянно пытаясь ее сбросить.

Если она ударит еще раз, он не будет терпеть. И плевать, сколько людей пялится. Только бы на ноги встать…

— Я… прости… — Она снова посмотрела на кусочек золота. — Я не ожидала… Ты?

— Что — я? — Нкем стукнул кулаком оземь. — Мать твою! Да слезь же с меня!

— Обанджа жаждут воли, — сказала Огаади, оставаясь на месте. — Они всегда в поисках освобождения. Мой дядя — один из них. Вот почему я и в тебе это чувствую. Если только найду его… Нет, я его обязательно найду и сразу превращу в самого маленького зверька, посажу в железную клетку. — Она сжала кулак. — Ты тоже обанджа. Если животные пытаются тебя убить, значит ими завладели твои друзья-духи, которые стремятся вернуть тебя домой. Они ощущают твою слабость. Всегда чувствуют, когда такой, как ты, хочет умереть.

Вот так номер! Значит, он обанджа?!

На своем веку он наслушался сказок про обанджа, а вот теперь оказался одним из них. Нкем позволил пониманию впитаться в душу, и жизнь как будто начала обретать смысл. «А ведь я был везучим мальчишкой, — подумал он. — Они в самом деле хотели меня прикончить».

«Друзья» детей-обанджа редко бывают настоящими друзьями. Это духи — спутники человека, живущие в тонком мире. Сущности завистливые, они бы очень хотели обитать в мире физическом, но не могут, а потому и Нкему мешают наслаждаться жизнью.

Всякий раз, едва он слабел, друзья-духи пытались утащить его в тонкий мир. Когда нападали куры, мальчишка страдал от малярии. Перед атакой козы Нкем испытал глубокую душевную травму — в то утро умерла его любимая собака. И лошадь подгадала время, когда он почти не ел два дня и едва на ногах держался. Таким образом, все встало на свои места. В дни покушений он бывал или болен, или подавлен, или ослаблен каким-нибудь иным образом. Все просто и понятно. До сегодняшнего дня.

Нкем поглядел на зевак. Потом на страусов и на «ягуар», превратившийся под ударами их клювов в кучу дерьма.