Путь

Шоссе тянулось над рекой. Внизу, у воды, какие-то люди выгружали из пикапа каяк. Спокойно, без спешки. Я вдруг подумал, что и мне некуда спешить. Впервые оценил простоту своей новой жизни. Никаких «предельных сроков». Никаких встреч и собраний. Из моей жизни исчезли электронная почта и телефонные конференции. Теперь меня заботило лишь необходимое: вода, пища, сон и иногда — кров над головой.

Дорога терялась в дымке. Я только не мог понять, то ли туман опускается с неба, то ли поднимается снизу, от асфальта. Несколько миль подряд дорога шла вверх, причем довольно круто. Вскоре я остановился, завороженный красотой этих мест. К северу от меня шумел каскад водопадов, на юге катила свои воды река Скайкомиш. Наверное, природа действительно лечит, но ее не назовешь лекарством мгновенного действия. Красивые пейзажи лишь на время отвлекли меня от моего далеко не радужного настроения.

Около десяти утра я вновь пересек границу округа Кинг и очутился в городишке Баринг, где в придорожной забегаловке великолепно позавтракал яичницей с жареными колбасками. День обещал быть тихим, сереньким и влажным. Но если бы и светило солнце, его лучи застревали бы в густом хвойном лесу. Внизу ярко зеленели пятна мхов и лишайников. Лишайники покрывали даже бетонные ограждения мостов.

Ближе к вечеру я подошел к туристскому лагерю Мани-крик. Там я устроил себе привал, съел яблоко, немного вяленого мяса и пару горстей «дорожной смеси».

Дорога становилась все уже и опаснее. В очередном городишке, через который я проходил (я даже не прочитал его названия), терпеть не могли медленно едущих водителей. Я увидел любопытное предостережение, грозящее штрафом, если за вашей машиной скопится еще пять. Водителям предлагалось двигаться «плечом к плечу», что таило явную угрозу для пешеходов и велосипедистов. Не дай бог оказаться в подобном месте, когда стемнеет (по крайней мере, если вам еще не надоело жить).

Так я добрался до города Скайкомиш. Единственным местом, где можно было более или менее прилично поесть, была «Небесная закусочная». Жители, скорее всего, верили, что название их города связано с небесами, хотя оно, как и многие подобные названия, было просто вывернутым на англоязычный лад названием исчезнувшего индейского племени. Поскольку соседний городишко находился достаточно далеко, я решил подкрепиться основательнее и заказал себе рагу, спагетти и чесночный хлеб. Поев, немного посидел, давая пище утрястись в желудке, а затем вернулся на дорогу.

Очередной дорожный столб встретил меня цифрами 56. Значит, я прошел почти двадцать пять миль и все — в гору. На них появилось указание высоты над уровнем моря. Еще ощутимее свидетельствовали о ней ноющие икры ног. Первой была отметка в 1500 футов. Там же я впервые увидел на дороге снег.

К вечеру мои ноги гудели, и каждый шаг отзывался болью. Я начал присматривать место для привала. Дорогу окружали крутые лесистые склоны. Забираться на них и искать ровный пятачок, чтобы ткнуть туда палатку, мне не хотелось. Я продолжал ковылять и через час серьезно задумался над тем, сколько еще протяну. Отругал себя за то, что не остановился раньше. Даже появилась дурацкая мысль вернуться назад, туда, где я в последний раз видел место для стоянки. Но идти назад целых семь миль я был не в состоянии. К тому же эти мили дорого мне достались. И я потащился вперед, надеясь на удачу.

Очередной дорожный столб сообщал, что теперь я нахожусь на высоте 1800 футов над уровнем моря. Всего триста футов, а снежный покров на дороге и окрестных горах стал заметнее. К моим ногам были применимы все эпитеты усталости. Они горели, саднили, ныли. Я тяжело дышал, выдыхая ртом и выпуская струйки пара. Еще немного, и я просто рухну на обочину. И вот тут-то я в сумерках увидел щит палаточного лагеря Десепшн-Фоллс. Я облегченно вздохнул.

Я перешел на противоположную сторону дороги и перешагнул через цепь, загораживающую вход. Объявление извещало, что в это время года лагерь закрыт. Стоянка пестрела знаками «Вход воспрещен», но ничто не могло меня остановить. Моим ногам было плевать на правила. Ночь я проведу здесь.

Разумеется, все туалеты были закрыты. Я двинулся по мокрой дорожке. Шум реки и грохот водопадов перекрывали все остальные звуки. Между деревьями весело зеленел мох, кое-где присыпанный снегом. Мох покрывал все. Наверное, если я задержусь тут дольше, чем на одну ночь, он поглотит и меня.

Водопад не отличался высотой, но множество каменистых уступов заставляли воду нестись с каким-то остервенением. На деревянном щите, врытом в землю, указывалась сила, с какой вода падает вниз. Мне эти цифры ничего не говорили. Чуть ниже я увидел цитату:

«Нет ничего слабее воды, но ничто не способно противостоять ее напору».

Лао-цзы

Еще ниже красовались нацарапанные несмываемым маркером слова:

«Все водопады временны. Когда-нибудь исчезнет и этот, и плавное течение реки даже не будет напоминать о нем. Со временем исчезает все».

«Еще один доморощенный философ», — подумал я. Вероятно, он прав, но только за нашу с ним жизнь этот водопад никуда не исчезнет.

Таблички с запретом ставить палатки попадались мне и здесь. Это время года не располагало к пешему туризму в таких местах. Едва ли сюда наведываются какие-нибудь проверяющие. Но чтобы не искушать судьбу, я отошел в сторону и выбрал уголок, который с дорожки не просматривался. Снял рюкзак и принялся устанавливать палатку.

Внутри палатки было значительно теплее, чем снаружи, но звук водопада проникал и сюда. Я расстелил матрас, развернул спальный мешок. Увы, ни о каком мытье ног не могло быть и речи. Я просто разулся и помассировал икры. Водопад заглушал не только звуки, но и мои мысли. Впервые за все эти дни я крепко заснул.

ГЛАВА 26

«Сегодня я случайно столкнулся с человеком, которого по ошибке принимал за своего друга. С иудой Ральфом. Предатели — самые низшие из всех тварей, презираемые теми, кого они предали, и тайно ненавидимые теми, кому служат».

Из дневника Алана Кристофферсона

Меня разбудили странные голоса. Люди говорили не по-английски. Возможно, по-немецки или по-литовски. Как звучит литовский, я вообще не знаю; почему мне так подумалось — тоже. Вскоре голоса смолкли.

Даже после ночи отдыха ноги болели, а я ведь вытянул их настолько, насколько позволял спальный мешок. К утру в палатке стало прохладнее. На синтетических стенках собралась влага, готовая вот-вот упасть крупными каплями. Я сел, стараясь не задевать стенок, но все-таки задел и получил холодный душ.

Очень хотелось есть. Я вытащил «поп-тарты» и умял их все, запивая водой. Мне вспомнились толкиеновские хоббиты, которые съели одиннадцать хлебцев «лембас». У меня вместо них были «поп-тарты». В первый раз я пожалел, что не купил в запас еще какой-нибудь еды.

Я оделся и вылез из палатки. Спустившись к реке и потрогав воду, я отказался от бритья. В конце концов, суточная щетина на моем лице вряд ли особо испугает тех, кто меня увидит.

Я свернул палатку. Ноги побаливали, но у меня не было желания задерживаться. Если верить карте, перевал Стивенс-пасс находился всего в восьми милях от этого места. Уж там-то я наверняка найду туалет с горячей водой, место, где можно передохнуть, и ресторан. Мне очень хотелось поесть горячей пищи, посидеть в тепле и начать спуск по противоположному склону горы.

Пустые бутылки из-под воды и прочий мусор я бросил в ближайшую урну и двинулся дальше по дороге. Внизу неутомимо шумели и грохотали водопады.

Впереди в утреннем свете высилась белая гора. Я шел по ее склону. Рюкзак казался тяжелее, чем вчера, хотя я ничем его не нагружал. Это доказывало, что я очень устал.

На три мили дорога поднялась до высоты в 2600 футов. Ее обочины были густо покрыты снегом. К счастью, по самой дороге успели проехать снегоуборочные машины, иначе я бы быстро промочил ноги. А пока мои серо-коричневые ботинки заметно потемнели, но внутри оставались сухими. Хорошо, что в свое время я не поленился и покрыл их влагозащитным составом.