Путь

— Я вполне дружу с лестницами. А какова стоимость номеров?

— У всех одинаковая, за исключением трехкомнатного номера, который я называю «медовый месяц». Вряд ли вы захотите снять его.

— Естественно, мэм. Зачем мне трехкомнатный номер?

— Меня зовут Колин Хаммерсмит. Но вы можете называть меня просто Колин.

— Спасибо.

— Пожалуй, я поселю вас в зеленом номере. Там новый матрас и пуховое одеяло. Я сама выбирала. Будьте любезны, дайте мне вашу кредитную карточку и какой-нибудь документ, удостоверяющий вашу личность.

Я раскрыл бумажник и достал то, что она просила. Колин проверила состояние моей кредитной карточки, затем вернула ее, водительское удостоверение, а также подала листок бумаги и ручку.

— Пожалуйста, распишитесь вот здесь. Вот ваш ключ.

Она достала тяжелый старинный медный ключ.

— Ваш номер — под буквой С. Это у самой лестницы. Ванная в конце коридора. Она одна на два номера, но сейчас во втором номере никого нет. Моя комната — на первом этаже. Пройдете по коридору. Дверь слева, не доходя кухни. Если вам что-нибудь понадобится, пожалуйста, обращайтесь.

— Спасибо. Уверен, мне у вас понравится.

Закончив обмен любезностями, я подхватил рюкзак и двинулся на второй этаж. Номер освещался медным торшером с тусклой лампочкой. Я включил верхний свет.

Номер был чистеньким и очень женским. Его убранство целиком соотносилось с викторианской эпохой. Стены кремового цвета, картины с изображением цветов — лилий и нарциссов, зеркало в золоченой оправе и застекленные витрины со старинными игрушками. В номере был высокий старинный платяной шкаф во французском стиле, круглый столик, обитый рифленой кожей и с ножками в виде когтистых лап, сжимавших шарики. Середину комнаты занимала большая кровать красного дерева. Тут же я увидел пуховое одеяло, о котором говорила Колин. Разумеется, его рисунок состоял из цветов. Поверх одеяла лежали подушки.

Я снял рюкзак и прислонил к стене. Потом сбросил куртку, водрузив ее поверх рюкзака. Любопытства ради подошел к окну и раздвинул жалюзи. Окно выходило на местное похоронное заведение и его стоянку. Я быстро задвинул жалюзи, разделся, повесив одежду на спинку кровати. Мне не требовалось такого количество подушек. Остальные я переправил в дальний угол, после чего улегся. Простыни пахли свежестью. Так они пахли у нас дома, когда Маккейл вытаскивала их из сушильной машины, Я узнал запах: лаванда. Вскоре обнаружился и его источник — мешочек на ночном столике. Мне вдруг вспомнилась дырявая лачуга, где я ночевал несколько дней назад. Я просто лежал и думал.

Стук в дверь застал меня врасплох. Я даже вздрогнул от неожиданности.

— Минутку!

В шкафу висел купальный халат. Я натянул его и открыл дверь.

Миссис Хаммерсмит принесла угощение: корзиночку булочек с черникой, чашку с дымящимся кипятком, пакетики чая, сахар и заменитель сахара.

— Я подумала, что вам, наверное, захочется перед сном выпить чашечку чая.

— Благодарю. Это очень кстати.

Колин вошла в комнату и ловко составила принесенное на ночной столик.

— Чайную ложку вы найдете в выдвижном ящике. — Она улыбнулась мне. — Горячий чай поможет уснуть. — И вернулась к двери. — Не стану вам мешать. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

— Мистер Кристофферсон, забыла вас спросить: в котором часу вы желали бы завтракать?

— В семь. Или в половине восьмого.

— Я — ранняя пташка. К этому времени у меня все будет готово. Я приготовлю оладьи с малиной и яичницу. Вы едите ветчину?

— Да.

— Тогда я сделаю яичницу с ветчиной и сыром.

Колин стала спускаться вниз. Я закрыл дверь на защелку и выключил верхнее освещение. Сел на кровати, взял, не выбирая, пакетик с чаем и опустил в чашку. Пока чай настаивался, я попробовал булочку. Вкус был превосходный, но после мексиканского ресторана есть не хотелось. Дождусь утра. Чай вроде настоялся. Я добавил к нему заменитель сахара, размешал и сделал несколько глотков.

Номер был теплым и уютным, но я бы предпочел спать в холодной палатке. Эта комната напоминала мне о счастливых днях, проведенных вместе с Маккейл. Ночевать здесь одному было все равно что прийти на вечеринку, где отсутствовала хозяйка.

У меня заболело сердце. Я испугался: не повторился бы приступ. Пить чай расхотелось. Я поставил чашку на столик, выключил торшер и укрылся одеялом, надеясь уснуть раньше, чем до меня доберется паника.

Я проснулся около семи часов. Сквозь просветы в жалюзи пробивалось неяркое солнце. Я надел халат, взял чистую смену нижнего белья и чистую футболку и отправился в душ. Вымылся, побрился и вскоре услышал характерные звуки, которые не спутаешь ни с чем. Звуки накрываемого стола. Также из кухни доносились соблазнительные запахи.

Я сбросил халат, оделся, захватил свой дорожный атлас и спустился в столовую. Кроме меня, других постояльцев там не было. Меня приветствовала улыбающаяся миссис Хаммерсмит.

— Доброе утром, мистер Кристофферсон.

— Зовите меня Аланом.

— Хорошо, Алан. У меня племянник Алан. Без пяти минут виолончелист.

— Тогда у нас с ним лишь общее имя. Мои музыкальные способности дальше управления плеером не идут.

Она снова улыбнулась.

— Надеюсь, за ночь вы проголодались. Мне всегда бывает трудно готовить для одного-двух человек. Готовлю больше, чем нужно.

— Я просто зверски голоден. Где позволите сесть?

— На любое понравившееся вам место. Столик у окна просто замечательный.

Я сел за столик у окна.

— Я единственный ваш постоялец?

— Сейчас — да. Семейство Гэндли уехало несколько минут назад. Джиджи не терпелось поскорее вернуться в свой родной Бойсе. Вам налить кофе?

— С удовольствием.

— Вы хорошо спали? Кровать не показалась жесткой?

Спал я плохо, но мой сон не был связан с кроватью.

— Кровать замечательная. Очень мягкая.

— Новый матрас. А как вам номер?

— Уютный. Моя жена… — начал я и осекся.

— Ваша жена?

Хозяйка бросила на меня мимолетный взгляд, затем принесла кофе и налила мне.

— Мне приятно слышать, что номер вам понравился. Должна признаться, некоторые постояльцы жаловались на вид из окна. Им претило смотреть на похоронное заведение. Думаю, эти люди просто боятся смерти.

— Что ж, я их вполне понимаю. Каждый человек боится смерти.