Путь

— И вот, мы решили смыть этот позор интересным экспериментом, — вдохновенно вещала она. — Мы приехали в лагерь, где содержали самых яростных националистов. Их выстроили на плацу перед нами — угрюмых, в серых тюремных одеждах. Страшноватое впечатление, знаете ли. Поставили большой монитор, и повернули его к ним, чтобы каждый мог видеть свой результат. Мы брали у них пробу слюны, тут же помещали её в секвенатор Щелудкова, и уже через несколько секунд он давал полную генетическую карту человека. Конечно, нас интересовали гаплогруппы, точнее сказать, принадлежность каждого к национальности. И вот оказалось, что самый главный у них — вы не поверите — наполовину семит. А он думал, что чистокровный скандинав. И знаете, это повлияло на них. Произошла переоценка ценностей. Хоть, к сожалению, и не у всех. И не так, как нам этого хотелось.

Она чуть сбилась, но продолжила.

— Дальше мы стали приезжать в разные полисы Союза и массово брать у их жителей анализ ДНК; благо, что сейчас это быстро и дёшево. Кстати, грант на исследования мы получили благодаря дожу Аквилеи сеньору Микеле Морозини, он здесь, спасибо ему огромное!

Женщина повернулась куда-то в зал и захлопала, а в зале громко подхватили. Выступающая дождалась, когда шум стихнет, и вновь продолжила:

— Мы брали пробы и у вас в Аквилее, и в Ганзе, и в Ахее и в других полисах. Но самое главное, что за год мы проехали всё северное Фракийское побережье, и везде проводили исследования. А через некоторое время выкатили тот самый портал «ДНК-регистратор», который многие из вас знают. Для тех, кто, возможно, не слышал об этом, поясню особо. Система работает очень просто: сначала сдаётся проба слюны, которая обрабатывается, и данные заносятся в общую базу, через некоторое время система выводит результат расшифровки ДНК и показывает ближайших родственников, Те, кто использовал это приложение, бывало, полностью меняли свою жизнь. Эти люди вдруг осознавали, что они не англичане, к примеру, а наполовину галлы, на четверть скандинавы и на оставшуюся четверть имели общую ДНК с жителями Нижней Саксонии. И вот тогда у человека происходила переоценка, он выходил на улицу и понимал, что нет никаких национальностей, есть всеобщее, всепланетное братство.

Конечно, нашу систему тут же стали критиковать, но крупнейшие научные сообщества неоднократно проверяли алгоритмы и выносили вердикт: всё верно. И вскоре скептики затихли. Да, и как вы помните, именно благодаря «ДНК-регистратору» тогда снизилась напряжённость в возрождавшихся союзных полисах. Кто, кстати, проходил ДНК-перепись? О! — обрадовалась женщина множеству поднятых рук. — Я очень рада! Вы тоже ощутили в себе корни десятков народов? — спросила она громче. — Вам повезло, друзья, ведь вы испытали это счастье знать, что за вашими спинами сотни и сотни поколений; понимать, что вы находитесь прямо на переднем крае восхитительного процесса эволюции, объединяющего народы, виды и царства…

Она вскинула вверх обе руки, наклонила голову и триумфально закончила выступление. Раздался шквал аплодисментов. Слово сразу же взял конферансье в костюме с бабочкой:

— Спасибо большое госпоже Рози Франк за столь интересное и поучительное выступление, за её тяжёлую работу по снижению межнациональных конфликтов, за вклад в развитие науки о ДНК! Спасибо вам, Рози, за это! А теперь, дамы и господа, прошу. Три традиционных вопроса из зала. О, да у вас будет нелёгкий выбор, — усмехнулся он.

Александр заметил, как только в той части зала, которую он мог видеть со своего места, взметнулось с десяток рук.

— Вот тот молодой человек был первым, — показала Рози куда-то в зал. — Давайте ваш вопрос.

Через несколько секунд в зале раздался сухой мужской голос.

— Здравствуйте, госпожа Франк. У меня, как бы, короткий вопрос. Вот вы рассказывали, что проводили эксперимент в колонии, где держат, как бы сказать, националистов. Всё замечательно, конечно.

Он неестественно покашлял.

— Но почему-то вы не упомянули, что после вашего исследования, там, как бы сказать, произошёл бунт. Заключённые быстро поделились по, как вы говорите, гаплогруппам и стали друг друга убивать. Произошёл бунт, настоящий бунт. А главарю, о котором вы упомянули, насколько мне известно, отрезали голову струной. Почему-то об этом вы решили, как бы, не рассказывать.

А вопрос у меня такой — не кажется ли вам, что вы, как бы сказать, лично несёте ответственность за смерть тех десятков людей? Вы сейчас стоите, улыбаетесь, а моего старшего брата зарезали в том месте, в той колонии. И он не был заключённым, он был охранником, который, как бы, просто оказался не в то время и не в том месте. Если бы не вы, то он был бы, как бы сказать, жив. А сейчас его нет, и больше никогда не будет.

Голос говорящего задрожал:

— Скажите мне, чувствуете ли вы себя виноватой в их гибели? Не стыдно ли вам улыбаться, когда ваши руки в крови?

Он закончил. В воздухе повисла звенящая тишина. Было видно, как Рози молча смотрела куда-то в зал. Лицо конферансье выражало удивление и оторопь. Он в упор, поджав губы, поглядел на женщину — та стояла не шелохнувшись, крепко сжав зубы. Молчание затягивалось. Секунды текли медленно, очень медленно. Где-то в зале скрипнуло кресло. Александр чувствовал, как и его сердце бешено заколотилось. «А как тогда приходится ей, под тяжестью тысяч взглядов?», — подумалось ему.

И тут, вместо ответа на вопрос, Рози резко повернулась и твёрдой походкой, чеканя шаг, в пугающей тишине устремилась за кулисы. Пройдя мимо Александра и его неэмоционального спутника, она негромко произнесла: «Не в это время и не в этом месте» — и, глядя куда-то перед собой, направилась к выходу.

На сцене заиграла музыка, конферансье что-то успокаивающе заговорил в микрофон, по всей видимости, успокаивая публику и подготавливая её к следующему докладчику.

— Что же, дамы и господа. Предлагаю почтить память павших и продолжать дальше. А нашим следующим гостем будет Александр Церебраун, с животрепещущей темой «Современный взгляд на жизнь», — говорил он, размахивая левой рукой. — Всего через пару минут, оставайтесь с нами.

— Современный взгляд на жизнь! — взорвалось у Александра в голове. — Что мне говорить то им?! Где эта баба?! Куда она, малака, запропастилась? Наверно, надо валить отсюда, пока…

— Приготовьтесь, через пару минут ваше выступление, — громким бесцветным голосом опять прервал его мысли молодой человек. — Сейчас музыканты проиграют, и ваш выход, последний в первом акте. Через сорок минут всё закончится, потом вопросы, часовой антракт и затем второй акт.

— Сколько, говорите, длится выступление? — переспросил его Александр.

— Тридцать минут выступление и десять мнут ответы на вопросы обычно, — безэмоционально произнёс Принцип. — Итого сорок. А вы разве этого не знали?

— Знал, знал, конечно, — потёр виски Алекс, — это я так разгружаюсь перед выступлением, пытаюсь шутить. То есть, это примерно как урок младшем в ликее?

В памяти зашевелились какие-то неясные воспоминания, он задумчиво потеребил пуговицу и повторил.

— Урок. Обычный урок.

— Впрочем, иногда ответы на три вопроса занимают больше десяти минут, иногда меньше, когда… — продолжал Принцип.

— Извините, — раздражённо прервал его монолог Алекс, намекая, что тому пора бы заткнуться.

— За что? — по-видимому, с распознаванием интонаций у Принципа, действительно, было туго. — За что извинить?

— А можно мне одному побыть, мысли в кучу собрать? — как можно спокойнее ответил ему вопросом на вопрос Алекс.

— Да, да, конечно, а почему вы спрашиваете? — округлил глаза Принцип, но тут же добавил: — А, я понял, я понял, простите.

И щеголеватый молодой человек подчёркнуто вежливо отошёл шагов на десять.