Путанабус. Лишние Земли лишних

– Щас как дам больно, – возмущенно махнула Аля у меня над головой подносом.

– Ингеборге, обеспечь порядок среди личного состава младших жен. А то они вот уже безобразия нарушают в общественном месте, – пожаловался я притворно.

Прускайте показала Альфие кулак.

Та фыркнула и пошла на свое место, демонстративно вертя попой, как недовольная кошка хвостом.

Надо сознаться, аппетитная у нее попка, красивей, чем у Насти Кински [210] в лучший ее сезон. Знает же, стервь, чем надо вертеть под носом у мужика в полном расцвете сил. Так бы и погладил, да уже далеко ушла. Не дотянусь.

210

Анастасия Кински – американская голливудская актриса.

– Так, – оглядел я снова свой «гарем», – Джамиля, Саида… Тьфу, ты пропасть! – Вздохнул глубоко и продолжил: – То есть: Роза, Татьяна, Ингеборге, Альфия, Анфиса, Ярина, Оксана, Дюлекан, Галина, Екатерина, Сюембюль, Сажи и Наталия. Никого не забыл?

Ответом было вроде бы молчание, но постоянный гул от тихих перешептываний ощущался явно.

– Тогда собрание нашей пионерской дружины имени пионерки-героини Дуни Кулаковой объявляю открытым. Ведущий собрания – пионервожатый Жора.

Шутка юмора про Дуню Кулакову опять не прошла. М-дя, не мужской коллектив.

«Пионерки» отслушали все в пол-уха, лениво дергаясь только на свои имена, и дальше все по новой: бу-бу-бу. Перешептываются, как школьницы на неинтересном уроке.

Ладно, думаю, аудиторию берут не нудными лекциями, а берущими за душу аргументами. Вот такой я каламбурщик. Прикинул к носу, а потом явил свой аспект и поднял атрибут.

– На повестке дня нашего пионерского сбора половой вопрос.

Тут все встрепенулись и даже бубнить перестали.

Ага… Уже интересно? Ну так внимайте.

– Выносится на обсуждение отряда персональное дело пионерок Кончиц Оксаны и Урыльник Ярины.

Сделал паузу.

Слушают уже внимательно. Что же хотели? Классика жанра!

– Итак, дорогие мои, – это уже персонально к Кончиц с Урыльник обращаюсь, – что вы можете доложить родному коллективу о своем проступке? И заодно объяснить, как вы дошли до жизни такой?

Наступила тишина. Тихая такая тишина.

Виновницы торжества глазки в стол попрятали и сидят, как мыши под веником. Будто и не к ним обращаются.

Ну, пошло-поехало, как у Галича: «а как вызвали меня, то сник до робости, и из зала мне кричат: давай подробности!» Не меняется народ от смены политических режимов и изменения экономического уклада. Тем более от простой перемены планеты.

– Ну что молчите? – надавил слегка голосом. – Расскажите всем про вчерашнее. Интересно же народу, зачем его полиция весь вечер вчера трясла и на уши ставила.

– А че рассказывать-то? – ушла в несознанку Урыльник, пряча глаза уже под стол.

Ну прям гимназистка, которая случайно в школьном туалете разбила унитаз, на ковре в кабинете завуча.

Я посмотрел в глаза Ингеборге.

Та ответила понимающим мне взглядом. Вздохнула и попросила:

– А ты с самого начала давай. С того момента, как вы вчера отсюда ушли.

– Да ничего такого и не было. Шли и шли. По сторонам глазели. Потом к нам эти, из крутой тачки пристали. Кататься звали. В ресторан на берегу моря…

Я в это время в упор смотрел на Катю. И напряженно думал: сдаст она хохлушек или не сдаст?

Та поначалу прятала от меня глаза, но потом подняла их и посмотрела с каким-то неясным вызовом.

А я ей взял и подмигнул задорно.

Господи, как мало надо человеку для счастья. Вся аж просияла, как восходящее солнышко, что майским утром разгоняет утренний туман от речки над заливным лугом.

Я искренне улыбнулся в ответ.

Как это приятно – делать человека счастливым, хотя бы на пару секунд.

– А когда мы отказались, то они нас похватали и в машину затолкали, – добавила Оксана.

– Потом привезли в какой-то подвал, отобрали деньги, документы и избили, – заплакала Ярина, утирая глаза рукой, попутно счищая ею тональный крем с синяка. – Ничего не объяснили и сразу бить. По лицу-у-у…

– А что они от вас хотели? – спросила Бисянка.

– А мы знаем? Мы по-ихнему ни бельмеса, – оправдывалась Оксана. – Спросят криком, гыг-гыр-гыр, потом еще что-то крикнут, и по морде кулаком. А за что?! – Она перешла на повышенные визгливые тона. – Потом в подвале сидели, запертые, без сортира. С парашным ведром вонючим. Долго. Потом военные пришли и освободили нас. Вот и все.

– Еще вояки переписали нас, вместе со всеми девчатами, кого оттуда вынули, – добавила Урыльник. – Сказали, что новые айдишки нам выдадут, взамен утраченных. А мы им новые фамилии сказали. Здесь же это можно.

– И как вас теперь называть? – спросила Буля тоном уполномоченного КГБ по району.

– Я теперь Ярина Бандера, а она, – кивнула Урыльник на Кончиц, – Окса фон Штирлиц.

Я, конечно, понимаю, что пять минут здорового смеха заменяют килограмм морковки, но в таких количествах каротель могут потреблять только кролики. Чуть со стула не грохнулся. И был бы тогда, как любит говорить Ругин, «пацталом».

А негр за стойкой, наверное, думает, что мы тут анекдотами друг друга развлекаем. У нас, у русских, жизнь круче любого анекдота.

– А они что? Вам так и не сказали, за что бьют? – спросила Сажи, когда все отсмеялись. – Это же беспредел какой-то.

– Беспредел и есть, – Ярина уже выла, подвсхлипывая, – самый натуральный. А с виду – приличные пацаны. Одеты хорошо. Тачка дорогая. На морду – симпатичные.

– Хочешь сказать, не рыночный вариант, – усмехнулась Альфия.

– Не-а, – сморкнулась Ярина в бумажную салфетку, – совсем не с рынка перцы. Больше на мажоров смахивают. Золотом обвешаны. Гайки [211] на пальцах в два ряда.

211

Золотые перстни (сленг).

– Значит, понравились мальчики? – вставил я свои три копейки.

– Жора, ты издеваешься? – возмутилась Оксана. – Как могут понравиться те, кто тебя бьет?

– А до того? – спросила Роза ласково и участливо.

– До чего «до того»? – переспросила Оксана.

– До того, как били? Когда вас кататься звали? – пояснила Шицгал полет своей мысли.

– Да так… Вполне себе приличный клиент, – проговорилась Кончиц.

– Картина Репина «Приплыли», – констатировал я. – Так вы, значит, вчера на промысел двинули?