Путанабус. Трилогия
Шрифт:
Наконец остановился и решил, что хватит мне впустую круги нарезать, пора работать. Поехал к диспетчеру и заявил себя на утро рейсом в Одессу.
Захотелось увидеть коголибо из своих.
Не мог я в таком состоянии быть один.
Новая Земля. Российская конфедерация.
Город Новая Одесса.
22 год, 21 число 10 месяца, вторник, 9:30.
– Ну мне Бульку, что ли, вызывать, чтобы ты проснулся? Жора, имей же совесть. День на дворе. Завтрак стынет.
– Ааа, чтооо? Нууунах!
– Вставай,
– Неээ, – замычал я и снова упал в объятия Морфея.
Новая Земля. Российская конфедерация. Город Новая Одесса.
22 год, 21 число 10 месяца, вторник, 9:57.
Вас никогда не будили минетом?
Много потеряли.
Новая Земля. Российская конфедерация.
Город Новая Одесса.
22 год, 21 число 10 месяца, вторник, 10:20.
Мы шли по красивому бульвару, засаженному каштанами и выложенному каменной брусчаткой «веером» – старинное, почти забытое современными строителями искусство.
– Это Французский бульвар, – пояснила Иванова, когда мы вышли на него из переулка, в котором помещалась ее мастерская.
Тут она решительно взяла меня под руку. И мы стали похожи на прогуливающуюся влюбленную пару. Если бы меня еще не мучило похмелье, то совсем похоже.
Французский бульвар, что меня удивило, был пешеходной зоной со сплошной стеной маленьких магазинчиков. Напротив, впритык к бульвару, проходила односторонняя дорога, за которой все пространство отдано заборам с редкими воротами в них.
– А это дачи наших купцов на первой линии прибоя с частными пляжами, – кивнула Фиса головой в их сторону.
Прогуливающегося населения было мало. Видно, поэтому на бульваре так поздно открывались лавочки со всякой всячиной, выставлялись поперек движения рекламные стремянки. Посередине движения десяток разнополых художников устанавливали мольберты, к которым пристраивали столики с рисовальными принадлежностями. В основном карандаши, соус и цветные мелки. Одна девушка в берете времен Ренессанса набекрень, лосинах с разноцветными штанинами и топике работала акварелью. Шикарная рыжая ее шевелюра, распущенная по плечам изпод берета, колебалась ласковым бризом. Пока не было заказчиков, она неторопливо выписывала акварелью угол бульвара с переулком, на котором находился весьма живописный дом. По тому, как ее движения при этом были уверенными и отработанными, я понял, что эту композицию она продает каждый день.
Проходя мимо художников, Анфиса с некоторыми из них здоровалась, но, не вступая в беседы, уверенно тащила меня дальше к одной ей известной цели. Этой целью явилось уличное кафе под зонтиками напротив тяжелых железных ворот очередного олигархического поместья. Даже не кафе, а скорее буфет. Сам буфетчик, с колоритными пышными усами сидел на стульчике в дверном проеме деревянного домика, даже не домика – бытовки по размеру.
На веранде всей публики – только два парня кавказской наружности, которые пили чтото безалкогольное, судя по зеленому цвету. Свои американские винтовки они прислонили рядом к ограждению кафешки. Навороченные винтовки со всеми возможными приблудами, о которых другим можно только мечтать. Что свидетельствует только о том, что этим,
именно этим перцам некуда девать и время, и деньги.– А ты говорила, что с длинностволом по городу вроде как ходить нельзя, – спросил я свою спутницу.
– Так это охранники, им можно.
– А что они охраняют?
– Ворота. Те, что через дорогу.
– Засадный полк, значит, – попытался я сконструировать шутку юмора. – Ждут, пока им засадят?
Анфиса фыркнула, и по ее знаку мы уселись за такой знакомый по староземельной Москве белый пластиковый стол, стоящий под тенью, отбрасываемой каштаном. На такие же белые пластиковые стулья. Стул под моей тушкой слегка разъехался ножками. Привычное, я бы сказал, ностальгическое ощущение.
Как чертик из табакерки, у стола нарисовался колоритный тип из домика. Типичный азербайджанецторгаш средней упитанности.
– Анфисаджан, тебе сегодня с кексом? – спросил он у моей спутницы вместо приветствия.
И лыбится.
– Нет, сегодня по диете мучное исключается, – ответила Фиса ему, улыбаясь.
Видно это были отголоски какойто старой шутки, понятной только им. И такие намеки доставляли им взаимное удовольствие.
– А вам, уважаемый, – повернулся он ко мне.
– Мне пива. Литр.
– Какого пива, уважаемый? У Гурбана много пива, и все разное. Есть в бутылках. Есть в бочках. Есть местное, есть с островов, есть немецкое и валлийское…
Он явно наслаждался перечислением того, что у него есть в его маленьком павильончике.
– Холодное пиво есть?
– А как же, уважаемый? Обижаете.
– Тогда неси валлийский эль красный в литровой кружке. И побыстрее. Труба горит.
Анфиса в это же время когото вызванивала по мобильнику. И когда буфетчик ушел за нашим заказом, сказала, глядя мне в глаза:
– Их нет.
– Кого?
– Кого, кого… Жор, ты совсем мозги пропил? Вчера же сам просил устроить тебе встречу с Альфией и Булькой.
– Я просил?
– Ты просил.
– Зачем?
– Откуда я знаю, ты не сказал.
– Не помню.
– Меньше пить надо. – Анфиса обиженно от меня отвернулась.
Тут Гурбан принес Фисе маленькую чашечку кофе на блюдечке и узкий стакан с холодной водой. И мне большую кружку эля.
– Угощайтесь, уважаемые. Если что нужно будет, только рукой махните.
И ушел.
Я сделал солидный глоток холодного эля, который пролетел по пищеводу с ощущением, что пью наждак. Но во рту стало мягче и мокрее.
– Так что там с Булькой и Алькой?
– Я же тебе вчера все рассказала.
– Не помню.
– Алкаш.
Мы замолчали и пили свои напитки. Я – большими глотками. Анфиса – микроскопическими, явно наслаждаясь этим процессом.
Парни с другой стороны веранды стали говорить громче.
– Заткнись, малек. Ты еще баб не имел, а туда же… – Это старший.
– Я баба не имел? – горячился младший. – Я два баба имел. Вот!
И гордо вскинул подбородок. Говорили они между собой порусски. Старший – чисто, младший – с акцентом.
– Уйти, уйти, уйтити. Всегото? Врешь небось.
– Я четыре баба имел!
– Гигант, маленький гигант маленького секса. Когда только успел, – насмехался над ним старший.
Младший набычился и, повысив голос, почти крикнул:
– А ты… а ты… а я… Знаешь, сколько я баба имел? Крупа мелький знаешь?
Старший покровительственно кивнул.