Путаный след

— Романовна, уйми пса! — послышался со двора зычный голос.

Виталькина мать выглянула во двор и увидела Граммофониху.

— Незваный гость — хуже татарина! — прогудела та. — На минутку, не бойся. Уйми собаку! Ух и злющая, хуже моих. Чистый волк.

В доме, усевшись на скрипнувший стул, Граммофониха спросила воды.

— Селедок наелась, — объяснила она, оглядываясь. — И не знаю, чего это я так селедку люблю!

«Зачем она пожаловала?» — настороженно думала Дарья Романовна.

Граммофониха оглядела всё кругом и продолжала:

— Люблю солёное. И горькое люблю. А сладкое ни-ни. А пришла я к тебе, Романовна, насчет парня твоего. Сердце у меня за тебя болит. Жаль мне вас обоих, — вздохнула она, горестно качая головой.

— Ты про Витальку? — тревожно подалась Дарья Романовна.

— Про него, про него. Такой орел, хоть караул ори! А где он у тебя?

— Ещё не вернулся с базара.

— Да базар-то давно закрыт! Он с базара ещё днём улетел. Не по душе ему там стоять!

— Что натворил? Говори, Никоновна, — взволновалась Виталькина мать. — Я на работе целый день.

— Понимаю, Романовна. Когда тебе ребёнка воспитывать! Так вот. — Граммофониха понизила голос, словно кто-то мог подслушать. — Орел твой сегодня шесть вёдер в столовую стащил…

— Господи, в какую ещё столовую?!

— В комбинатовскую. Ведь это ж убыток, Романовна! В столовой цена жесткая, государственная!

— Не знаю, что и думать. Никогда не обманывал…

— А кто виноват? Зачем ты ему с дедом Артюшкой позволяешь водиться?

Дарья Романовна пожала плечами:

— Ничего плохого от Артемия Артемьича мы не видели. Тихий такой старик. Всё что-то мастерит. Часа не посидит без дела!

— Хитрый он, Романовна, а не тихий! Людей сбивает. Васеньку не хочет осчастливить!

— Какого это Васеньку, племянника твоего?

— Его — сироту, — Граммофониха шмыгнула носом. — Из-за него Васенька наш в общежитии живет. Ни отца у него, ни матери, ладно хоть тетя есть.

— Опять ничего не пойму. Старик-то при чем?

— Не знаешь ты ничего, Романовна. Старик этот какой участок занимает, а?

— Такой, как все. Двенадцать соток, — не понимала Виталькина мать.

— Во! — закивала головой торговка. — А куда ему столько, а? Он и в сторожке может пожить. Всё равно ходит школу караулить. Плохо ли в сторожах? Я б и то пошла, да забот полон рот.

— Постой, а куда же дом с садом? — всё ещё недоумевала Дарья Романовна.

— Пускай мне продаст, — поджала губы собеседница.

— У тебя же свой есть! Говорят, лучше всех, — испытующе поглядела на нее Дарья Романовна. Граммофониха никогда не приглашала к себе.

— Лучше… конечно, лучше всех! Сколько труда положила! Не себе хочу купить, а Васеньке. Теперь поняла? Всё равно продавать придётся, я наведу комиссию! Мне надо своего сироту пристроить! А Вася оженится сразу. Детки народятся, и я в няньки пойду. Всё равно добьюсь! Такой шум подниму — сам отступится, — заверила она, вставая. Отворив дверь, похвалила Рекса: — Ишь! Рычит… Прибери-ка его. Вот бы мне такого, вот бы мне… мои-то что кошки!

Виталька поздно вернулся домой. Весь вечер они помогали Артюше. Дед приготовил специальные ящики, выложил их деревянной стружкой. В ящики он укладывал яблоки.

Ай да молодцы мы,

Ну и молодцы! –

напевал он.

Машина придёт,

А у нас все готово!

Грузите и везите.

— Как думаете, понравится наш подарок?

— Еще бы!

— И я так думаю.

Хорошо было у Артюши.

Погладив Рекса, Виталька осторожно открыл двери дома.

Мать не спала. Она искоса взглянула на сына и отвернулась.

— Ужин на столе, — коротко бросила она. — Деньги где?

Виталька положил выручку на стол:

— Пятнадцать рублей восемнадцать копеек. Шестьдесят копеек прообедал.

— Ешь сперва. — В голосе матери слышались недовольные нотки.

Виталька сразу думал рассказать ей, что продал яблоки в столовую. Он хотел и про то рассказать, как ему было стыдно встретиться с учительницей…

— Чего молчишь, мам? — осторожно спросил он, усевшись за стол.

Она сердито двинула стулом.

— Чего молчу? Скажи, ты сад растил? Ты его поднимал? Для того надрывался отец, чтобы ты потом своевольничал, а? Молчишь? Ты что думал, не узнаю, куда ты яблоки дел? А ведь и не узнала бы — спасибо, Никоновна предупредила. Всё мне понятно и без твоих слов. На рынке постоять надо, потерпеть на солнце, а тут раз-два и айда к своему деду! Хоть бы посчитал, сколько мать из-за твоих фокусов денег потеряла!

— Всего-то три рубля, — простодушно ответил Виталька. — Зато как быстро! А то стой целый день, как бобик!

— Всего! Я тебе дам «всего». Ишь, добрый какой! Кто это тебя научил? Старик? Не зря Никоновна говорит, что он тебя с толку сбивает. Сам небось так не сделает!

— Ничего ты о нем не знаешь…

— И знать не хочу, — перебила мать. — Запрещаю ходить к нему, вот и всё!

— Нет, пойду.

— Что?! — крикнула мать и неожиданно хлестнула сына по щеке.

Она тут же отдернула руку, но было поздно. Виталька уже вскочил из-за стола, глаза его были полны слёз. Ни слова не говоря, он метнулся к двери.

— Куда? Смотри, если к Артюшке! Пожалуюсь, куда надо! Чему он вас учит? Тоже мне учителя нашел!

Виталька повернулся:

— Граммофониха твоя — натуральная спекулянтка! — Голос у него срывался, лицо горело. — А дед свои яблоки интернату совсем даром отдал!

— Ну вот! Ну вот! Сам чудит и других подбивает. Правильно Никоновна рассудила.

— За наши в столовой заплатили. Туда, я слыхал, плохие несут, а получше на базар.

— Тебе что, лучше других быть хочется?

— Да там же рабочие обедают, — упорствовал Виталька. — Раньше ты и так яблоки дарила, а теперь, вроде Граммофонихи, побольше содрать хочешь!

— Замолчи! — крикнула мать. Но Витальки уже не было в комнате. Он выскочил на улицу. Навстречу ему радостно кинулся Рекс.

КЛЕОПАТРА-ИЗОЛЬДА, РОБИН ГУД И ВИТАЛЬКА

Тусклым предательским светом горит осветительная ракета. То и дело ухают гранаты. На бруствере окопа яростно стучит пулемет. За пулеметом Андрейка Горикин. Олег не может пошевелиться. Бинты крепко стягивают раненую грудь. Он умоляет Горикина бросить его и поскорей уходить к своим. Андрейка не слушает и продолжает строчить. «Отобьемся, — кричит он, — а потом ты меня примешь в футбольную команду!» На Олега так и сыплются пустые горячие гильзы. Но врагов много. Они всё ближе. Уже слышатся их шаги. «Уходи, — повторяет Олег. — Оставь мне гранату». Но Андрейка строчит. Вдруг пулемет умолкает. «Всё, — говорит Андрейка. — Кончились патроны. Вставай, пошли врукопашную!» Он поднимает Олега. Обнявшись, они идут на врагов. Прямо на их выстрелы. «Это есть наш последний и решительный бой», — запевает Андрейка, и Олег подхватывает…

Олег проснулся. Протер глаза. Как это он уснул в кресле? Ну и сон! Сколько же времени? Он поглядел на будильник. Девять. Что-то он должен сделать… А-а, вспомнил.

Забежав в кухню, он отломил от батона добрую половину, взял из сахарницы два куска сахару и выскочил на улицу.

Вскоре он был у старого дерева.

Самое главное — выяснить, кто же проживает за этим высоким забором. Олег снова постучал, но опять никто не появился из массивной калитки. Вот странный дом!

Иногда из-за забора доносился лай и рычание собак. Интересно, сколько их там? Олег запустил разок камнем в забор, и собаки потом долго лаяли.