Путешественница. Книга 1. Лабиринты судьбы

– Всякие, Клэр, всякие! – отрезал Джейми. – Я не хочу говорить о таком здесь.

Наконец я услышала пение мистера Уиллоби. Не в подвале, так в мусорном баке! Казалось, что фразы, произнесенные им нараспев, содержат просьбу, обращенную к нам. Однако Джейми отреагировал на нее очень резко.

– Ты, проклятый червяк! Если ты не закроешь рот, то я сам потопчусь по твоей физии! Узнаешь, каково это.

Бак, доселе певший голосом мистера Уиллоби, прервал мурлыканье и издал пьяный смех, а после этого умолк насовсем.

– Неужели ему нравится, когда ходят по его лицу? – удивилась я.

– Вот именно. И он хочет, чтобы это сделала ты.

Джейми раскраснелся: ему было неловко за товарища.

– Он думает о тебе не то, что следовало бы. Я не успел ему объяснить, извини.

– Он знает английский?

– Немножко. Правда, говорит очень путано и непонятно. Поэтому между собой мы говорим на его родном языке.

Я не поверила.

– Ты и китайский знаешь?!

Джейми слегка улыбнулся, словно извиняясь.

– Не так хорошо, как китайцы. На самом деле я говорю по-китайски так же, как он по-английски. Но поскольку я один из немногих шотландцев, кто может поговорить с ним на родном языке, он не прочь послушать меня.

Я наконец перевела дух и смогла дышать не задыхаясь. Дождь все не прекращался и противно моросил, поэтому я натянула на нос капюшон, опершись о телегу.

– Но ведь Уиллоби – это не китайское имя. – Я продолжала расспросы.

Китаец, видимо, занимал заметное место в жизни Джейми. Интересно, кто он и откуда, а особенно как они познакомились. Кем они были друг для друга? Все это было занятно, но я не знала, можно ли напрямик спрашивать об этом. Джейми долгое время жил своей жизнью, и он не был обязан отчитываться мне в том, как и с кем проводил эти годы.

– Конечно не китайское. Он – И Тьен Чо, «Склоняющийся перед небом». – Джейми потрогал нос.

– Э, да вот оно что! Твои соплеменники – обыкновенные лентяи и не могут выговорить его настоящее имя!

Местные шотландцы совсем не интересовались проблемами произношения иностранных слов и, конечно, упростили имя китайца, назвав его по своему разумению.

Джейми не был типичным шотландцем: его знание языков давало фору многим.

Улыбнувшись, он поправил меня:

– Так, да не так. При желании можно и выговорить, и даже правильно произнести. Только… Его имя по-гэльски называет нехорошую вещь. Ты понимаешь меня. Лучше было бы назвать его по-другому; я и предложил «Уиллоби».

– Угу. – Я не до конца поняла, что за нехорошая вещь скрывается под певучим именем китайца, но не стала продолжать расспросы.

Выглянув из-за телеги, я не заметила ничего подозрительного. Джейми уловил мое желание и встал на ноги.

– И правда, пойдем. Они отправились допивать свой эль.

– А… мы ведь опять будем проходить трактир? Или существует какая-то другая дорога? Джейми, есть кружные пути до печатни?

Перспектива нарваться на очередную или, быть может, на ту же самую пьяную компанию и снова давать деру в потемках совершенно не улыбалась. Впрочем, как и пробираться эдинбургскими задворками, кишащими крысами.

– Э-э-э… Мы не пойдем туда.

В этом быстром смущенном объяснении прозвучало что-то такое, что заставило меня встревожиться. Значит, Джейми имеет не одну комнату и живет в тиши печатни не всегда, только время от времени. Где же тогда его постоянное место жительства? Какая-то съемная квартира? Возможно, даже дом? Дом, где он живет со своей семьей… Как же я не подумала об этом! Я приняла уединенную типографскую келью за его жилище, но… Я совершенно не знала его. Я не ведала, что он делал все это время без меня и что он собирался сделать, не появись тут я. Я успела только рассказать о Брианне.

Радость Джейми от первых мгновений встречи со мной обнадеживала. Но чем объяснить эту меланхоличность, овладевшую им сейчас? Он был мрачен и задумчив – с чем это связано? С моим появлением и связанными с этим неудобствами или с происшествием в таверне?

Джейми в это время общался с мистером Уиллоби, наклонившись над баком – бочкой, выполнявшей функцию мусорного бака. Шотландский акцент ли был тому причиной, но он издавал удивительные, не похожие ни на что звуки. Правда, их можно было сравнить с пищащей волынкой, которую отчаянно пытаются настроить.

Я не знала смысла слов Джейми, адресованных бочке, но та с готовностью отвечала, издавая еще больше разнообразных звуковых колебаний, чирикая, хихикая и фыркая. Разговор, судя по всему, закончился, потому что мистер Уиллоби стал вылезать из своего укрытия. Фонарь, один из немногих, бывших на следующей улице, слабо освещал происходившее: китаец покинул бочку, спрыгнув на землю, и пал ниц передо мной.

Я опешила от такого знака внимания и отшатнулась, отойдя от греха подальше. Джейми поспешил успокоить меня:

– Не бойся. Он не причинит тебе вреда. Он извиняется, потому как ничего не знал о тебе и принимал тебя не за ту женщину.

– Ммм… да.

Я не представляла, как нужно реагировать в таком случае, да еще и согласно правилам поведения в китайском обществе. Коленопреклоненный мистер Уиллоби рассыпался в извинениях, и эта подлинно китайская церемония тянулась без конца. Не зная, что мне делать, я погладила его по голове, осуществив этим, как мне казалось, разрешение. Интуиция меня не подвела – обрадованный мистер Уиллоби поднялся и принялся кланяться уже стоя на земле. Джейми рассердило это пристальное внимание к мелочам, и он заставил прекратить представление. Мы пошли в сторону столь полюбившейся нам сегодня Королевской Мили.

Над церковью Пушечных Врат в тупичке размещался наш будущий приют на эту ночь. Внизу, в четверти мили, был дворец Холируд с освещенным входом – наш бывший приют. Месяц с небольшим мы жили в нем, когда Карл Стюарт одерживал первые свои победы.

Именно здесь почил в бозе Колум Маккензи, дядя Джейми. Я вспоминала все это, пока нам не открыли дверь. На пороге стояла невысокая элегантная брюнетка, держа свечу. Рассмотрев, кто стучал, она радостно воскликнула и принялась целовать щеки Джейми. Я не находила себе места, пока не услышала, как он обращается к ней. Мне казалось, что худшие мои опасения подтвердились и что это и есть тот самый семейный дом. «Мадам Жанна» – вряд ли это может быть жена или любовница.

Я принялась рассматривать ее. Она была непохожей на других женщин как своей внешностью, так и поведением. Скорее всего, она родилась во Франции либо прожила там долгое время. Хотя и ее английский был на высоте. С другой стороны, многие эдинбуржцы, живя в портовом городе, были космополитами в этом смысле и могли свободно изъясняться по-английски. Скромное платье, придающее ей шарм, облегало фигуру тяжелым шелковым коконом. Кстати, шотландки обыкновенно употребляли намного меньше пудры и румян, нежели она. Словом, я нервничала, да и она увидела во мне соперницу и не скрывала неприязненного выражения лица.