Путешественник из ниоткуда

Я поблагодарил Нилову за содействие и вместе с Амалией удалился.

– В самом деле, потерянные деньги – серьезный мотив, – говорил я, спускаясь по лестнице. – Сколько драм происходит из-за наследства – не счесть.

Амалия поежилась.

– Как вы считаете, полковница и ее муж в самом деле обворовывали племянницу? – внезапно спросила она.

– А что? – Я даже остановился. – Вы разве подозреваете почтенную даму?

– Нет, – вздохнула Амалия. – Пока я подозреваю, что забыла наверху свои перчатки.

Мы вернулись к двери полковницы. Дверь, как и в прошлый раз, открыла ее компаньонка, блеклая, бесцветная, неопределенного возраста женщина в некрасивом и немодном платье. Видно было, что жизнь для нее – тоска и рутина и что в тоске до самой смерти не будет никакого просвета. Амалия объяснила, почему мы вернулись. Компаньонка поглядела в передней и на столике действительно обнаружила забытые баронессой перчатки.

– Простите, Вера Илларионовна, я ужасно рассеянна, – сказала моя спутница.

Лично я подумал, что ее можно упрекнуть в чем угодно, только не в рассеянности, но промолчал. Амалия поманила блеклую особу к себе и понизила голос:

– Насколько я понимаю, вам известно, зачем мы пришли?

Компаньонка робко оглянулась на дверь в гостиную и кивнула.

– Значит, вам должно быть известно, что утаивать правду от полиции нехорошо, – внушительно проговорила баронесса Корф. – Боюсь, у вашей хозяйки будут неприятности.

Вера Илларионовна потупилась. В следующее мгновение в пальцах Амалии что-то сверкнуло и легло в ладонь компаньонки. Вера Илларионовна изумленно взглянула на это «что-то», и глаза ее загорелись блеском, который я даже не мог подозревать в такой далеко не блестящей особе. Она вспыхнула до корней волос, еще раз оглянулась на дверь и спрятала золотую монету в карман, после чего дала нам знак выйти наружу. Мы повиновались, и Вера Илларионовна притворила дверь.

– Я слышала, что она вам рассказала, – горячо прошептала компаньонка, глядя на мою спутницу. («Еще бы ты не слушала, – подумал я. – Наверняка у тебя в жизни других развлечений нет».) – Клавдия Сергеевна – добрейшая женщина, но ее тоже можно понять. Не хочет бросать тень на семью, а как же иначе?

Вера Илларионовна сглотнула и продолжала:

– Я до сих пор помню, как они ссорились. Аннушка ей одно, Клавдия Сергеевна – другое, Аннушка давай перечить, а полковница тогда кричит: «Молчи, душегубка! Убийца!» Вот так.

– Убийца? – в оцепенении переспросил я, но Амалия послала мне предостерегающий взгляд.

– Полковница ее все время душегубкой называла, – прошептала компаньонка. – И было за что. Ведь она, когда ей годков пятнадцать было, и удавила Петрушу.

– Брата? – мрачно спросила Амалия.

– Да. – Вера Илларионовна несколько раз кивнула. – Подушкой удавила. И никто бы ни о чем не догадался, если бы доктор в пальцах ребенка перо не нашел и не сказал отцу.

Перо! Так вот оно что!

– Аннушка его всегда ненавидела. И свою мачеху – тоже. Только и думала, как бы им навредить. Ну и... вот. Доктор хотел поднять шум, довести дело до суда, но семья предпочла замять. Только Лев Сергеевич после той истории тяжко заболел, да так и не оправился. Очень скоро умер-то, и года не прошло.

Так вот почему Анна Львовна наотрез отказалась называть сына Петром и окрестила его Павлом! Она не хотела, чтобы имя напоминало ей об убийстве, которое она совершила – и которое так и осталось безнаказанным.

– Когда потом был суд из-за наследства, – добавила компаньонка, – мачеха Аннушки пыталась обвинить ее в убийстве, но тому доктору дали хорошую взятку, и он под присягой заявил, что ребенок умер естественным путем. Тем дело и кончилось.

– Ясно, – сказал я. – Вы не знаете, что потом стало с той женщиной? С матерью Петруши?

Но Вера Илларионовна лишь покачала головой:

– Мне только известно, что она получила какие-то деньги и уехала. Больше не объявлялась, и никто ее не видел.

Я искренне поблагодарил компаньонку за содействие. Полковница из глубины квартиры несколько раз позвала Веру Илларионовну, и та поспешила обратно, а мы с Амалией стали спускаться по лестнице.

– Ну что, теперь ищем Марию Петровну Киселеву, бывшую певичку, вдову тверского дворянина Льва Сергеевича Маркелова? – спросил я.

– Разумеется, – хмуро ответила Амалия. – И, по правде говоря, я думаю, нам стоит поспешить.

– Почему?

– Потому что у Анны Львовны еще двое детей. Если наши предположения верны, убийца вряд ли их пощадит.

Она была совершенно права, и я задумался. А затем предложил:

– Можно отправить телеграмму в N. Предупредить, чтобы Ряжский был настороже. Конечно, сами Веневитиновы тоже будут начеку, но лишняя предосторожность не помешает.

– А я пока постараюсь отыскать одного человека, – сообщила Амалия. – Он знает все об актрисах и певицах за последнюю четверть века. Если он согласится нам помочь, это будет гораздо быстрее, чем наводить справки через официальных лиц.

ГЛАВА XLIV

– А то был еще такой случай, сударь вы мой. Была у премьера Дымкина жена, актриса Денисова. И страсть как она невзлюбила драматурга Зырянского, который с труппой сотрудничал. И вот, можете себе представить...

В маленькой квартирке стоял удушливый чад. Пахло керосином, прокисшими щами, нестираным бельем и старостью. Всюду – на полу, под столом, на подоконнике – были навалены как попало кипы газет и книг, выпущенных давным-давно и забытых, верно, всеми, исключая разве что авторов. Одно стекло в окне было надтреснуто, а в углу в клетке сидел, нахохлившись, старый облезлый попугай неопределенного цвета с ободранным хвостом. Под стать ему был и хозяин унылого жилища – согбенный старичок с хитрыми серыми глазками и маленьким заостренным носиком, Игнат Максимович Колокольников, театральный рецензент, завсегдатай всех премьер и великий знаток богемной жизни.

Признаться, мне хватило нескольких минут общения для того, чтобы я пожалел, что вообще познакомился с ним. Не то чтобы он был глуп и действовал раздражающе, как иные старики, – нет, он был хитер и до крайности разговорчив, но беседовал обо всем, кроме того, что нас интересовало. Похоже, Игнату Максимовичу доставляло удовольствие испытывать наше терпение, и он наслаждался тем положением, в которое мы попали, явившись за обыкновенной справкой и тем самым поставив себя в зависимость от него.