Путешествие длиною в жизнь
Шрифт:
– Постарайся угадать.
– Неужели норд?
– Норд-ост. Держим шестьдесят градусов.
– Значит, и впрямь к Инду?
Океан наконец-то объявил свою волю. Не Мадагаскар, не Африка - нас ждала долина Инда. Тур сиял и важничал, словно это он сам заставил небесную канцелярию обеспечить нам выгодный маршрут...
Говорил с Москвой, давал интервью Вадиму Белозорову и предложил организовать радио-контакт "Тигриса" с орбитальной станцией "Салют-6". Это было бы прекрасно - беседа "прошлого" Земли с "будущим". Во мне зашевелился телевизионный журналист.
Наши радиомосты держали, как атланты,
– Юра, все у нас хорошо! Дома - хорошо, на работе - хорошо, у бабушек - хорошо!
Понимал, что Ксюша читает по бумажке, бережет эфирное время. Перечисляла знакомых: у того-то большой успех, у того-то большая радость. Привет от тех-то, тех-то и тех-то - целый список, как в деревенском письме: "А еще кланяется тебе..." Важно было никого не пропустить, чтобы человек знал, что его помнят. Совсем не смешной обычай.
– Звонили со "Славска" из Басры, интересовались делами на лодке, передали привет и лучшие пожелания. Не волнуйся ни о чем, у нас все хорошо!
– Прекрасно понял, прекрасно понял. Все хорошо. Шумы, трески.
– Юрий, ответьте на вопросы журналистов. Чем заниматься приходится? Кем себя больше чувствуете - врачом или матросом?
– Делаю то, что делают остальные. Все - матросы, включая Тура.
– Самое яркое впечатление со дня выхода в океан?
– Мы еще не в океане.
Мы шли из Омана к пакистанским берегам, и я конспирировал, связанный запретами консорциума:
– Шестьдесят три градуса восточной долготы! Как поняли? Идем по градусу и завтра-послезавтра упремся в берег!
"В Карачи идут, в Карачи идут", - делились догадкой Ессентуки и Москва.
– Лекарство получили?
– Да, получили, спасибо!
Заказать для Карло облепиху и мумие, уточнить метеопрогноз, переправить весточку на орбиту космонавтам, попросить помочь с транзитными визами... Как бы мы жили без Валерия и Кости? Просто не представляю!
– Тур и Карло просят позвонить в Италию и сообщить, что все хорошо. Ксюша, диктую номер. Лекко: Леонид - Елена - Константин - Константин...
Трески, шумы...
– Юрий, передайте Норману: тысячи людей каждый день просятся на частоту.
К концу плавания у нас насчиталось 350 собеседников из 43 стран. Не так уж мало.
– Семьдесят три, Юрий, от всех нас.
– Вас понял, семьдесят три. Будем заканчивать. Надо ставить парус, ветер поднялся. Все хорошо!
– Все отлично!
Как заклинание, как припев с обеих сторон...
26 января мы были на широте Карачи, в четырех-пяти десятках миль от побережья и шли вдоль него на восток. Тур послал радиограмму - через Бахрейн в Норвегию - с просьбой получить для нас разрешение на визит в Пакистан. Ответ пришел быстро. Нам дозволялось посетить любой пункт пакистанской территории.
Мы должны были ступить на землю близ устья великого Инда. Там, где причаливали некогда камышовые прапращуры "Тигриса", откуда стартовали, возможно, и прародители шумеров, отправляясь заселять и цивилизовывать Двуречье.
Далее наш путь должен был продолжиться посуху,
в глубь материка, к занесенному песками, сенсационно обнаруженному, таинственному, когда-то многолюдному, доарийскому, протоиндийскому городу Мохенджо-даро (на языке синди - Холм мертвых)...Я не археолог, не филолог и не очень-то разбираюсь в этнографических проблемах. Но увиденное там меня потрясло. Мы приехали поздно вечером, переночевали в гостинице - и на утренней заре увидели город.
Он огромен, прекрасно распланирован. Широченные улицы, мощенные кирпичом. Кирпичные дома. Бани, бассейны, почти под стать нынешним. В городе была даже подземная канализация и водопровод. И всему этому великолепию - пять тысячелетий! И одновременно - немногим более полувека. Потому что именно в 20-е годы начались сенсационные раскопки в этой местности.
В музее Мохенджо-даро собрано множество любопытного, добытого при раскопках. Блюда, кувшины, украшения, каменные гири, статуэтки, оружие... И сотни амулетов-печатей.
Тур шел по музею, как собака по следу. Потом он хвастался, что его вело предчувствие. И предчувствие не обмануло. В витрине под стеклом лежала печатка, на которой различалось изображение плетеной лодки, с хижиной на палубе, с загнутыми кверху носом и кормой, - вылитый "Тигрис"!
Тур, завидев кораблик, аж задрожал. Немедленно сфотографировать! Зачем же мы сюда ехали, если не за этим? Но тут возникли сложности: печатка лежала в витрине, под стеклом. А стекло бликовало, мешало съемке.
Мы попросили открыть витрину. Нам ответили, что это совершенно невозможно, категорически запрещено правилами. Санкционировать отступление от правил мог только лично министр туризма, и никто иной. Позвонили в министерство. Там не отвечали. Была пятница, выходной, о чем нам вежливо и напомнили.
Но ведь Хейердал в Мохенджо-даро - ситуация не совсем ординарная. И наши сопровождающие это прекрасно понимали. Они посоветовались и предложили такой план: мы выйдем на время из зала музея, а хранители откроют витрину и приблизят экспонат к ее стеклу. Затем витрину опять закроют, мы войдем в зал и начнем снимать.
Тур, ободренный частичным успехом, попробовал его развить: "Давайте мы заодно сфотографируем печать в ваших руках". Но здесь уж работники музея не уступили. Мы покинули зал и вернулись в него через несколько минут. Печать лежала теперь, прижатая вплотную к стеклу витрины. Видно ее стало намного лучше.
Карло вынул свои фотокамеры, специальные объективы, удлинительные кольца, фильтры для уничтожения бликов... Снимок был сделан. Тур торжествовал: одолел-таки бюрократизм.
Еще когда мы ехали в Мохенджо-даро из Карачи, то остановились - мало ли зачем - у какого-то болотца, заросшего камышом.
– Узнаете?
– заулыбался Тур.
Действительно, в болоте рос иракский берди! Феноменально! Способность Тура натыкаться на искомое поистине внушала мистический трепет.
– А может, камыш здесь исконный житель?
– То-то и оно, что нет. Берди, насколько помню, в долине Инда не растет.
– Что ж, ты хочешь сказать, что...
– Именно! Его сюда завезли. Высеяли ненароком или намеренно, и он прижился!
– И пять тысяч лет дожидался встречи с нами, - пробормотал скептик Карло, но ввязываться в полемику не стал.