Путешествие из Неопределенности в Неизвестность

– Деревня деревней, – пристал ко мне еще один высокий в лаптях, – а какая у него обувь господская!

У меня инстинктивно вырвалось:

– А я должен в лохмотьях ходить и в лаптях, как некоторые?

Иногда полезно помолчать, памятуя о том, что молчание – золото.

Вздыхая и вытирая выступившую из носа кровь от удара кулаком высокого в лаптях, я отошел на шаг назад.

– Буржуйская морда! – закричал высокий в лаптях.

– Кто?

– Да вон кровь стирает со своей морды, – кричал высокий в лаптях, – я ему врезал сейчас… Ему мои лапти не нравятся! А сам в каких красивых ботинках ходит.

– Отстаньте от меня, пожалуйста, – попросил я, намереваясь идти к выходу, но меня остановили двое в фуражках, которые первыми заметили меня:

– Стоп, товарищ, – сказали они почти одновременно, подхватывая меня весьма цепко з а локти, как и ранее.

– Пустите меня, я шел в ресторан!

– Какие могут быть рестораны, товарищ, когда сейчас решается судьба мирового пролетариата! Вы что, из буржуев?

– Нет…

– Если из буржуев, мы его тут же расстреляем!

– Нет, я менеджер.

– Чего? Кем работаешь, товарищ?

– Я в магазине…

– Он буржуй, – закричал подошедший снова ко мне низенький в сапогах, – у него свой магазин!

– Бить этого буржуя! – заорал высокий в лаптях.

– Нет у меня своего магазина, я в нем продавцом работаю…

– Всё равно, – кричал низенький в сапогах, – вражеский элемент, он у купцов помощником работает!

– У каких купцов? Нет у нас в магазине купцов.

– Да, нехорошо, товарищ, – укоризненно произнес один в кожаной фуражке, продолжая крепко держать меня за локоть, – пришли к нам на митинг, а потом вдруг убегать от нас стали, нехорошо! Не по партийному себя вы, товарищ, ведете!..

Будем переучивать, обучать нашей партийной грамоте.

– Знаю я всё, – ответил я, – учился в школе.

– В школе?

– Да, о революции, о Ленине, меньшевиках и тому подобное из этой кухни…

– Чего он там несет? – негодующе выкрикнул высокий в лаптях. – Он якобы о нас всё знает и учил всю историю нашу в школе!

Низенький в сапогах покрутил пальцем у виска, посмеиваясь.

Оба в кожаных фуражках покосились на меня, странно глядя.

– А какой год у нас? – спросил меня один в кожаной фуражке.

– Год?

– Да, пусть он скажет, какой год сейчас, какое число и какой месяц сейчас, – усмехнулся низенький в сапогах.

– Чего от меня хотите?

– А ботинки какие у него красивые! – завистливо сказал высокий в лаптях. – Пусть он мне отдаст его буржуйские ботинки!

– Какой год у нас, товарищ?

После короткой паузы я ответил:

– Наступил 2007 год.

Лица коммунистов рядом со мной неестественно вытянулись, услышав мой честный ответ. Кое-кто засмеялся, шепотом произнеся: «Он псих!»

– Конечно, конечно, – снисходительно похлопал меня по плечу один в кожаной фуражке, – а у нас другие данные относительно нашего летоисчисления. Но все равно… да, нам люди нужны… Нужны даже такие, немножко больные, ничего, вас немного подлечат…

– Я шел в ресторан, – упрямо продолжал твердить я, надеясь все-таки на спасение, – я кушать хочу…

– Чего изволит наш барин? – с издевкой в голосе спросил высокий в лаптях, со смехом кланяясь передо мной. – Расстегаев, икры черной и красной, рябчиков с ананасами, антрекотов али еще чего изволите?

– Шампанское еще забыл!

– Да, правильно, но они только кушать хотят-с, а не пить шампанское-с, – продолжал изгалаться высокий в лаптях.

– Воблу тухлую ему! – кто-то закричал у меня за спиной.

– Товарищи, потише, потише, пожалуйста, – попросил один в кожаной фуражке, продолжая держать меня за локоть, как и его соратник с такой же кожаной фуражкой, – прекратите свои прения! Сейчас будем слушать речь нашего…

Я прослушал фамилию долгожданного оратора, так как получил удар кулаком в лицо.

– Товарищ, зачем? – укоризненно изрек один в кожаной фуражке. – Я же просил закончить наши прения.

На сцену поднялся человек в черном костюме, который стал весьма возбужденно говорить и махать руками, явно кому-то грозя.

Я почти ничего не слышал его, так как было не до этой речи: утирал кровь после удара кулаком. Люди с красными флагами кричали, хлопали, топали, начинали подпрыгивать от восторга, внимательно слушая оратора.

Рядом со мной вновь появился низенький в сапогах и высокий в лаптях.

– Ну, весело тебе? – спросил, посмеиваясь и замечая кровь у меня на лице, низенький в сапогах, – весело, как я погляжу?

– Вас всех, буржуев таких, бить надо! – вдруг заорал высокий в лаптях.

– А красивые у него ботинки! – завистливо молвил низенький в сапогах.

– Да, красивые, ну, снимай ботинки, – потребовал высокий в лаптях, – мне они нужны больше, видишь, нет у меня таких ботинок, как у тебя.

– Тихо, ведь товарищ Окунев просил закончить прения!

– Может, дать ему еще по морде?!

– Нет, хватит… Прения закончены.

– Это такие у вас здесь прения? – спросил я. – Кулаком по лицу?

– А как иначе?

– Да, иначе коммунисты не могут, – с издевкой в голосе ответил я, но ее никто рядом, к моему счастью, не поняли.

– Всё, прения, как сказал товарищ Окунев, закончены. Эх, не опаздать бы к раздаче!

Приведя себя в порядок, я спросил:

– О какой раздаче идет речь?

– О какой? О той, какую все трудящиеся и пролетарии всего мира ожидают довольно давно.

– А когда раздача добра будет? – спросил высокий в лаптях.

– Когда рак на горе свистнет, – усмехнулся я, поняв, о чем идет душещипательный разговор.

– И скоро?

– Что скоро?

– Скоро он свистеть будет? – не поняв моего юмора, спросил низенький в сапогах, продолжая завистливо смотреть на мои ботинки. – Когда же делить будем имущество богатеев? Успеть бы к раздаче, а то ведь все остальные растащат!

– Да, я-то успею, – ответил высокий в лаптях, – я успею… И его красивые ботинки успею стянуть, когда он спать будет!