Путешествие к исцелению. Как найти себя, когда потерял всё

Мы отчалили. Каноэ отплывало от берега к главному каналу реки. Течение подхватило узкую лодку и толкнуло ее вниз по реке, из-за чего отец ругнулся.

– Черт возьми. Греби, Брэд.

Я начал грести.

Следующие тридцать секунд вышли комичными, хоть в то время мне так не казалось. Папа, с которым я сидел в лодке лишь однажды, не мог справиться с управлением. Нас мотало из стороны в сторону, резко вверх-вниз, пока каноэ не поплыло по течению. Я взглянул на песчаный бор, где над нами посмеивались остальные отцы с детьми. Не то чтобы они справлялись лучше. Все лодки впереди и позади нас выписывали круги.

Когда наша лодка наконец выпрямилась, отец напомнил мне о том, что повторил сегодня раза четыре.

– В тебе сила, Брэд. Если не будешь активнее грести, я не смогу вести нас.

– Хорошо-хорошо.

Я опустил весло в воду и начал грести сильнее. Позже я несколько лет буду работать вожатым лагеря в Мэне, научусь правильно управлять каноэ в одиночку и пойму, что папино изречение было неверным. Человек, сидящий позади, обязан знать, как вести каноэ самостоятельно, неважно, как гребет тот, кто спереди.

Но в тот день я сконцентрировался на том, чтобы грести побыстрее. Это было моей работой, а я, как ребенок серьезный, планировал сделать все на высшем уровне. И, как любой другой сын, хотел, чтобы отец гордился мной.

Утро мы провели в каноэ, как Лорел и Харди [3] . Плавание по речным порогам сопровождалось постоянными возгласами: «Греби быстрее!»

К обеду я приноровился. Греб так сильно, как мог. Возможно ли, что отец не понимал, что делает? Мне не хватило смелости задать этот вопрос. Поэтому я продолжал грести и уверять его, что делаю все максимально быстро.

3

Стэн Лорел и Оливер Харди – британо-американские киноактеры, комики, одна из наиболее популярных комедийных пар в истории кино.

На обед мы вернулись к бору, а затем снова взялись за каноэ. Мы подплыли к потопленному дереву, которое упало весной во время проливных дождей, и пришвартовались у него, а после снова вернулись на воду. Как и утром, нас понесло течением из стороны в сторону. Только в этом месте река текла быстрее и была глубже.

– Греби сильнее, Брэд. Твоей силы недостаточно, чтобы управлять лодкой.

Я со всей силы опустил весло и провел им по воде.

Но нас продолжило мотать. Течение подняло правый борт каноэ, гравитация потянула его обратно вниз, и вода хлынула через борт, сначала медленно, затем быстро. Не успел я перевести дух, как лодка перевернулась. Мои яйца сжались, я не мог отдышаться. Со временем тело привыкло к ледяной воде. Пока меня несло по течению, мне казалось, что я не вешу ни грамма. Папа поплыл к берегу. Я увидел его выбирающимся из воды на четвереньках. Но, отплывая дальше от отца, я почувствовал себя свободным.

Вдруг какой-то массивный толчок накрыл меня с головой. Мне стало страшно, что я умру прямо там. Но мне удалось всплыть. Я успел сделать глубокий вдох до того, как снова оказаться под водой. «Ладно, а вот теперь точно все», – подумалось мне. Но мне опять посчастливилось всплыть, и на этот раз окончательно. Я ничего не понимал. Мне хотелось обернуться, но спасательный жилет мешал. Что-то твердое прижалось к груди. Как оказалось, это было то самое потонувшее дерево с острыми сломанными ветками. Я сложил дважды два и пришел к выводу, что мой спасательный жилет зацепился за затопленное бревно. Стало дико больно. Течение прижимало мое тощее двенадцатилетнее тело к дереву, не давая шанса спастись. Я обернулся посмотреть на отца. Он стоял на берегу, бесстрастно глядя на меня.

Мне было спокойно. Почему? Время остановилось, словно все происходило в параллельной вселенной.

Следующие пару минут я провел в этом состоянии дзена. Но меня снова охватили чувства – страх и раздражение. Я посмотрел на отца. Он все так же стоял на берегу. «Ты ничего не сделаешь?» Он словно замер, тоже охваченный страхом. Я надеялся, что именно это и послужило причиной его бездействия. Другую причину, по которой он предпочел не спасать своего сына, было бы слишком сложно понять.

Прошло еще несколько минут. Испуг перерос в ярость. Я поднял глаза к небесам и молил Бога о помощи. Ничего. Конечно же, Бог меня не спасет: он не спас собственного сына, когда того повесили на кресте. Бревно подо мной сдвинулось. Мне стало страшно, что меня снова утащит вниз. Глаза и рот закрыты, руки безрезультатно пытаются за что-то ухватиться. На удивление я продолжал дышать и видеть, но все еще был в ловушке. «Где мой папа? Он зовет на помощь?» Я чувствовал одиночество и безнадежность. Меня загнали в угол. Бросили. Оставили одного.

Спустя тридцать три года я помню все так же четко. Воспоминания никуда не делись. Я слышу, как борт лодки врезался в дерево и как голова ударилась о воду. Чувствую, как по плечам и спине бьют струи воды. Слышу, как кричит папа моего друга Билла. Вижу, как он тянется ко мне, но промахивается. А затем – свобода. Чувствую свободу. Свободнее, чем когда-либо. Голова болит. Бок болит – только позже я замечу синяки и царапины, которые продержатся недели. Но ничего из этого не имело значения, ведь я был свободен.

Сейчас я уже понимаю, что именно имел в виду отец, когда говорил, что во мне сила: «Я понятия не имею, что делать с этим каноэ. Не знаю, как им управлять. Не понимаю, как читать реку. Так что, сынок, ты за главного. Ох, и знаешь что? Если мы перевернемся – виноват ты».

Рон Моррис, главарь нашей группы, подхватил плачущего меня и усадил в лодку. А затем прозвучали слова отца: «Вставай, сынок. Все в порядке».

С какой-то стороны, он был прав. На мне всего лишь были порезы и синяки, которые потом жутко болели, но со мной не было ничего в порядке. И с того дня никогда не было.

В ту ночь, сидя у костра, Рон Моррис поблагодарил Господа за то, что тот спас меня от гибели. Я уставился на огонь, в глазах стояли слезы. Мне не казалось, что все в порядке. Теперь мне было неспокойно на природе. Да мне даже в собственном теле было тревожно. Фрейд писал, что мы бессознательно тянемся к вещам, которые причинили нам когда-то боль. Стараемся, стараемся и стараемся, дабы получить из этого хороший опыт. Я стал писателем приключенческого жанра, хоть у меня и были сложные отношения с природой. Пытался пересилить себя, свое тело. Когда я оглядываюсь назад, это кажется мне космическим шагом. Я поставил себя в ситуацию, которая могла травмировать меня, чтобы исцелиться. Временные походы на бездорожье. Полет на самолете в далекие места, где мне не хватит контроля сдержать панику. Травма на травме. И здесь я уже превратился в психиатра. К несчастью, у этого человека была не лучшая репутация и склонность накачивать клиентов лекарствами. Пилюля за пилюлей – пока количество таблеток не превысило двадцати за день, а я не перестал выходить из дома.

Не хочу бросать отца под автобус в своей же истории. Даже пройдя через все это, могу заявить, что он не плохой человек, хоть и не воспринимает правду. Даже сейчас, несмотря на многочисленные просьбы поговорить, мы так и не смогли разобраться в переживаниях и воспоминаниях о том дне. Но ложь, которая задела меня сильнее всего, прозвучала в тот же вечер по возвращении домой. Я побежал рассказать матери о случившейся трагедии – тех минутах в засаде, когда мне казалось, что я умру.

– Милая, Брэд преувеличивает. Ничего такого. Его рубашка зацепилась за веточку.

Рубашка зацепилась за веточку. Я знал, что это неправда. И если уж так, то почему отец не удосужился забраться в тихие воды и отцепить рубашку? «Рубашка зацепилась» стало его мантрой последующие сорок лет. Спустя лет десять я получил подтверждение своим опасениям, когда натолкнулся на Рона Морриса на игре бейсбольной команды «Канзас-Сити Ройалс». Он-то поведал, в каком ужасе находился, наблюдая за тонувшим мальчиком.

Я понимал, что версия отца ложная, но никогда этого не признавал. Он был моим папой. И мне не хотелось его стыдить. Я любил его. Все еще люблю.