Путешествие Магеллана (с илл.)

При приближении к ним наших людей они пустились в пляс и начали петь, поднимая палец к небу. Они показали нашим белый порошок, изготовляемый ими из корней одной травы и сохраняемый в глиняных горшках; этот порошок служит им пищей, ничего другого у них нет. Наши знаками пригласили их на корабли, обещая помочь им перенести туда все их пожитки. Но мужчины взяли только свои луки, в то время как их жены, словно мулы, нагрузили на себя все остальное. Женщины не такого высокого роста, как мужчины, зато гораздо более тучные. Их вид нас крайне поразил. Груди у них длиною в полтора локтя, они раскрашены и одеты так же, как и мужчины, но спереди кусок меха прикрывает их срамные части. Они вели за собой четырех детенышей упоминавшихся уже животных, связанных ремнями наподобие поводьев. Охотясь на этих животных, они привязывают детенышей к терновому кусту. Взрослые животные приходят поиграть с детенышами, и туземцы убивают их стрелами из своих укрытий.

Наши люди привели к кораблям восемнадцать туземцев, мужчин и женщин, и расставили их по обеим сторонам бухты, чтобы они изловили нескольких животных.

Спустя шесть дней наши люди, занятые рубкой дров, заметили другого великана, раскрашенного и одетого точно таким же образом. В руке у него были лук и стрелы. Когда наши приблизились к нему, он прежде всего коснулся руками головы, лица и туловища, и то же самое проделали и наши, и затем поднял руки к небу. Извещенный об этом, капитан-генерал приказал привезти его на маленькой лодке. Его привезли на островок в бухте, где нами был выстроен дом под кузницу и кладовую для хранения некоторых предметов с кораблей. Великан этот был даже выше ростом и еще лучше сложен, чем остальные, и столь же смирный и добродушный, как и они. Он плясал, подскакивая, и при каждом прыжке ноги его вдавливались в песок на целую пядь.

Он прожил у нас много дней, так что мы его окрестили и дали имя Хуан. Он повторял за нами слова «Иисус», «Отче Наш», «Ave Maria» и «Хуан» столь же отчетливо, как и мы, но необыкновенно громким голосом. Капитан-генерал дал ему рубаху, шерстяную куртку, суконные штаны, шапку, зеркало, гребенку, погремушки и всякой всячины и отослал его так же, как и его сотоварищей, домой. Он покинул нас счастливый и веселый. На следующий день он привел к капитан-генералу одно из упомянутых больших животных, взамен чего ему дано было много вещей, с тем чтоб он привел животных побольше, но с той поры мы его не видели больше. Мы решили, что сотоварищи убили его за то, что он общался с нами.

Спустя две недели мы увидели четырех таких же безоружных великанов: они скрыли свое оружие в кустах, о чем нам стало известно от двух взятых нами в плен. Каждый из них был раскрашен по-разному. Двоих из них, помоложе и лучше сложенных, капитан-генерал захватил при помощи очень хитрой уловки для того, чтобы повезти их в Испанию. Если бы он употребил для этой цели другие средства, то они легко могли бы убить кого-нибудь из нас. Уловка же, к которой он прибегнул для того, чтобы их захватить, состояла в следующем. Он дал им много ножей, ножниц, погремушек и стеклянных бус; всем этим заняты были обе руки великанов. Капитан при этом держал две пары ножных кандалов и делал такие движения, как если бы хотел передать их великанам, которым эти вещи пришлись по вкусу, так как они были из железа, но они не знали их назначения.

Им очень не хотелось отказываться от этого подарка, но им некуда было положить остальные подарки, да они еще должны были придерживать руками меха, в которые были укутаны. Другие два великана собирались было помочь им, но капитан не разрешил им этого. Видя, что они не склонны отказываться от кандалов, капитан знаками показал им, что может прикрепить их к их ногам и таким образом они могут их унести с собой. Они кивнули головами в знак согласия, и в ту же минуту капитан наложил кандалы на обоих одновременно. Когда наши приступили к запору замков на кандалах, великаны заподозрили что-то недоброе, но капитан успокоил их, и они продолжали стоять неподвижно. Однако, увидев, что обмануты, они рассвирепели, как быки, громко крича: «Сетебос» [35] – и призывая его на помощь.

35

Как известно, Калибан в «Буре» Шекспира также взывает к Сетебосу, что свидетельствует о знакомстве Шекспира с работами, в которых описывались патагонцы.

С трудом связали мы руки остальным двум и отправили их с девятью нашими на берег, с тем чтобы они указали место, где спряталась жена одного из захваченных нами великанов, так как этот последний выражал сильное горе по поводу того, что она осталась одна, судя по знакам, которые он делал и по которым мы поняли, что речь идет именно о ней. Пока они находились в пути, один из великанов высвободил свои руки и пустился бежать с такой быстротой, что наши вскоре потеряли его из виду. Он прибежал на то место, где остались его сотоварищи, но не нашел там одного из них, который остался с женщинами и отправился на охоту. Он немедля отправился в поиски за ними и рассказал ему обо всем случившемся. Другой великан делал такие усилия освободиться от уз, что наши вынуждены были ударить его, слегка ранив при этом в голову, и заставили повести их, несмотря на его ярость, туда, где находились женщины.

Кормчий и предводитель нашего отряда Жуан Каваджо порешил не уводить женщин ночью, а заночевать на берегу, так как уже вечерело. В это время появились два других великана. Увидев своего сотоварища раненым, они заколебались было, но ничего не сказали. Однако на рассвете они сообщили об этом женщинам, и все они бросились тотчас же бежать, покинув все свои пожитки, причем те, что были ростом поменьше, бежали быстрее других. Двое из них обернулись и выстрелили в наших из луков. Один уводил с собою животных, предназначенных для охоты, как описано было выше. В этом бою один из наших был поражен стрелою в бедро и вскоре умер. Увидев это, великаны побежали еще быстрее. Наши были вооружены мушкетами и самострелами, но не могли ранить ни одного из великанов, так как во время сражения великаны не стояли на одном месте, а кидались в разные стороны. Наши похоронили убитого товарища и сожгли все имущество великанов, оставленное ими. Действительно, эти великаны бегают быстрее, чем лошади, и весьма сильно ревнуют своих жен.

Когда у туземцев болит желудок, они, вместо того чтобы очистить его, засовывают в глотку стрелу на глубину двух и более пядей и изрыгают смешанную с кровью массу зеленого цвета, так как они употребляют в пищу какой-то вид чертополоха. Если у них болит голова, они делают порез на лбу; порезы делают они также на руках, ногах и на других частях тела, чтобы выпустить побольше крови. Один из тех, которых мы захватили и содержали на нашем корабле, объяснил нам, что кровь отказывается оставаться дольше (там, где чувствуется боль), отчего и причиняет им страдание.

Волосы у них острижены, как у монахов, в виде тонзуры, но они длиннее [36] . Голова охвачена хлопчатобумажным шнурком, к которому они, отправляясь на охоту, прикрепляют стрелы. Когда кто-нибудь из них умирает, появляются десять или двенадцать раскрашенных с головы до ног демонов и затевают веселую пляску вокруг трупа. Один из них, утверждают они, выше всех остальных, он и кричит и веселится громче всех. Они и окрашивают себя на тот же лад, что и появляющиеся им демоны. Самого большого демона они называют именем Сетебоса, а других – Келуле. Великан знаками дал нам знать, что он сам видел демонов с двумя рогами на голове и длинными волосами, висящими до пят; они изрыгают пламя изо рта и зада. Капитан-генерал назвал этот народ патагонцами. Одеты они в шкуру упомянутого уже животного, и других жилищ, кроме как из шкур того же животного, у них нет; в этих домах они кочуют с места на место, подобно цыганам. Питаются они сырым мясом и сладким корнем, называемым ими «капа». Каждый из захваченных нами великанов съедал по корзине сухарей и залпом выпивал полведра воды. Они едят также крыс вместе с кожей.

36

Подобный способ ношения волос практиковался у племени тупи.

В этой бухте, названной нами бухтой Св. Юлиана [Сан-Хулиан], мы пробыли около пяти месяцев. Тут имело место немало происшествий. Дабы Ваша светлость знал некоторые из них, расскажу, что, как только мы вошли в бухту, капитаны остальных кораблей замыслили измену с целью убийства капитан-генерала. Заговорщиками были смотритель флота Хуан де Картахена, казначей Луис де Мендоса, счетовод Антонио де Кока и Гаспар де Кесада. Заговор был раскрыт, и смотритель был четвертован, а казначей умер от ударов кинжала. Спустя несколько дней после этого Гаспар де Кесада вместе с одним священнослужителем был изгнан в Патагонию. Капитан-генерал не захотел убить его, так как сам император дон Карл назначил его капитаном [37] . Корабль «Сантьяго» потерпел крушение во время экспедиции, предпринятой для исследования побережья страны. Экипажу удалось спастись каким-то чудом, никто даже не промок. Двое из них, испытав множество трудностей, явились к нам и рассказали о случившемся. Тогда капитан-генерал послал несколько человек с запасом сухарей на два месяца. Они нуждались в пище, так как каждый день собирали обломки корабля. Дорога туда была далекая, 24 лиги, или 100 миль, весьма неровная и заросшая колючим кустарником. Наши моряки провели четыре дня в дороге, отдыхая по ночам в кустах. Воды найти нельзя было, и они утоляли жажду льдом, что усугубляло их трудности [38] .

37

Наваррете на основании ряда современных документов, приводимых им в своем «Сборнике», рисует следующую картину мятежа:

«31 марта, в канун Вербного воскресенья, Магеллан вступил в порт Сан-Хулиан, в котором намеревался перезимовать, в связи с чем распорядился о сокращении рационов. По этой причине, а также потому, что стояли холода и страна была почти безлюдная, люди из экипажа начали убеждать Магеллана либо увеличить рационы, либо вернуться домой, тем более что не оставалось никакой надежды на отыскание края этой страны или какого-нибудь пролива. Но Магеллан отвечал на это, что либо он погибнет, либо выполнит свой обет; что путешествие, которое надлежит ему совершить, он совершает по королевскому повелению; что он будет плыть до тех пор, пока не отыщет страны или какого-нибудь пролива, который непременно должен существовать; а что касается продовольствия, то им не на что жаловаться: ведь в этой бухте обилие вкусной рыбы, пресной воды, птиц и топлива, в хлебе и вине недостатка у них нет и хватит надолго, если только они будут соблюдать меру в потреблении. В числе других доводов он увещевал и убеждал их не утрачивать доблестного духа, который кастильцы обнаруживали и продолжают обнаруживать повседневно в предприятиях еще более значительных. Наряду с этим он обещал им королевские награды.

1 апреля, в Вербное воскресенье, Магеллан пригласил всех капитанов, помощников их и пилотов отслужить на берегу мессу, после чего пообедать у него на корабле. Альваро де Мескита, Антонио де Кока и все остальные съехали на берег. Но не сошли на берег Луис де Мендоса, Гаспар де Кесада и Хуан де Картахена (последний находился под арестом и наблюдением Кесада).

В эту ночь Гаспар де Кесада и Хуан де Картахена явились вместе с 30 вооруженными с корабля «Консепсьон» на корабль «Сан-Антонио», и Кесада потребовал, чтобы капитан, Альваро де Мескита, покорился ему. Он велел матросам схватить его, как они уже это сделали на «Консепсьоне» и «Виктории». Он сказал, что им уже известно, как с ними обращался и обращается Магеллан только за то, что они потребовали от него выполнения королевских приказов. Они сказали еще, что все они погибшие люди и что должно еще раз предъявить Магеллану требования, а в случае если он откажется выполнить их, надо будет его арестовать. Штурман «Сан-Антонио», Хуан де Элорьяга, выступил в защиту своего капитана, а Альваро де Мескита, обращаясь к Гаспару де Кесада, заявил: «Я прошу вас именем Господа Бога и короля нашего дон Карлоса отправиться на свой корабль, теперь не время ходить по кораблям в сопровождении вооруженных людей. Равным образом прошу вас освободить нашего капитана». На это Кесада ответил: «Разве мы откажемся от исполнения нашего долга по милости этого сумасшедшего?» – и с этими словами нанес ему четыре удара обнаженным кинжалом в руку, чем навел большой страх на присутствующих. Мескита был арестован, Картахена отправился на корабль «Консепсьон», а Кесада остался на «Сан-Антонио». Таким образом Кесада, Картахена и Мендоса стали хозяевами на кораблях «Сан-Антонио», «Консепсьон» и «Виктория».

После этого они послали сообщить Магеллану, что в их распоряжении находятся три корабля и малые суда всех пяти кораблей, и потребовали от него исполнения королевских приказов. Они поступили так, объясняли они, дабы в дальнейшем он не мог так дурно обращаться с ними, как раньше. Если он обещает исполнять королевские постановления, они будут подчиняться его руководству, при этом прибавили, что, если до сей поры они относились к нему как к старшему, отныне они будут относиться к нему, как к своему господину, и будут оказывать ему еще большее уважение.

Магеллан послал им сказать, чтобы они прибыли к нему на корабль, где ему удобнее будет выслушать их и сделать все возможное. В ответ они заявили, что не осмеливаются явиться к нему, раз он дурно к ним относится, но предлагают ему прийти на «Сан-Антонио», где все они посовещаются вместе насчет того, о чем гласят королевские приказы.

Магеллан решил, что смелость и решительность в подобных случаях более эффективны, чем мягкость, и решил применить силу и хитрость одновременно. Он взял на свой корабль лодку, которая служила для переговоров «Сан-Антонио», и велел алгуасилу Гонсало Гомесу де Эспиносе скрытным образом отправиться на ялике к кораблю «Виктория», взяв с собою шесть вооруженных людей и письмо к казначею Луису де Мендосе, в котором просил его явиться на флагманский корабль. Пока казначей читал, улыбаясь, это письмо, как будто бы думая при этом: «Этим вы меня не возьмете», Эспиноса вонзил ему кинжал в горло, и в это же время другой матрос ударил его в голову, так что он тут же упал замертво. Магеллан, будучи человеком дальновидным, послал лодку с 15 вооруженными людьми под начальством Дуарте Барбоза, резервиста с корабля «Тринидад», и тот, вступив на борт «Виктории», поднял паруса, причем ему не было оказано никакого сопротивления. Это случилось 2 апреля. «Виктория» подошла ближе к флагманскому кораблю, и оба корабля вместе тотчас же подошли к «Сантьяго».

На следующий день Кесада и Картахена попытались выступить на кораблях «Сан-Антонио» и «Консепсьон» в море, но им надо было пройти мимо флагманского корабля, который стоял у выхода. На «Сан-Антонио» подняли два якоря, но так как один якорь был ненадежный, то Кесада решил освободить Альваро де Мескиту, который содержался под арестом на его корабле, и отправить его к Магеллану на предмет ведения мирных переговоров. Мескита, однако, заявил, что из этого ничего путного не выйдет. Наконец они порешили на том, что, когда они двинутся в путь, Мескита выступит вперед, когда они будут проходить поблизости от флагманского корабля, и попросит Магеллана не стрелять и заявит ему, что они намерены остановиться, в случае если переговоры дадут благоприятные результаты.

Не успели поднять паруса на «Сан-Антонио» (была ночь, и весь экипаж спал), как корабль сорвался с якоря и столкнулся носом к носу с флагманским кораблем. С последнего дали несколько выстрелов из пушек и ружей, и матросы повыскочили на палубу, крича: «Вы за кого?», и в ответ им кричали с «Сан-Антонио»: «За короля нашего суверена и за вашу милость» – и сдались Магеллану. Последний велел арестовать Кесаду, счетовода Антонио де Кока и других резервистов, которые перешли к Кесаде на «Сан-Антонио». После этого он послал на «Консепсьон» за Хуаном де Картахена и арестовал его вместе с другими.

На следующий день Магеллан приказал перенести тело Мендосы на берег и четвертовать его, объявляя при этом, что он – предатель. Затем он велел казнить Гаспара де Кесада путем отсечения головы и четвертования с объявлением о нем того же. Казнь эта была выполнена его приверженцем и резервистом Луисом де Молино, который таким образом спас себя самого от повешения, ибо такой приговор уже был над ним произнесен. Магеллан приговорил также Хуана де Картахена и священника Педро Санчеса де ла Рейна, возбуждавшего матросов к мятежу, к оставлению в этой стране. Он простил более 40 человек, которые заслуживали смерти, так как они нужны были для судовых работ, а равно не желая возбуждать недовольства суровыми наказаниями.

38

«После этого, – отмечает Бриту, – они зимовали там три месяца. Магеллан приказал «Сантьяго» отправиться в дальнейшие поиски. Корабль потерпел крушение, но вся команда спаслась».

В этой бухте [Сан-Хулиан] мы находили моллюсков, названных нами «миссилиони». Они несъедобны, но внутри их находятся жемчужины, правда, небольшие. Мы встречали тут также ладан, страусов, лисиц, воробьев и кроликов помельче наших. Мы тут водрузили крест на самой высокой вершине в знак того, что страна эта принадлежит королю Испании, и назвали эту вершину Монте-Кристо.

Покинув это место, мы нашли на 51-м градусе без одной трети в направлении Южного полюса пресноводную реку. Наши корабли тут чуть не погибли из-за яростных ветров, но Бог и святые тела вызволили нас из беды. Мы простояли на этой реке около двух месяцев для обеспечения кораблей водой, дровами и рыбой длиною в один и более локоть, покрытой чешуей. Она очень хороша на вкус, но ее было немного. Перед тем как покинуть реку, капитан-генерал и все мы исповедались и причастились, как подобает истинным христианам [39] .

39

Альбо отмечает в шканцевом журнале: «Мы покинули это место [порт Сан-Хулиан] 24-го этого месяца [августа] и шли вдоль берега между юго-западом и западом. Пройдя 30 лиг, мы нашли реку, названную Санта-Крус, в которую вступили 26-го того же месяца. Мы стояли там до дня св. Луки, то есть до 18 октября. Мы наловили там много рыбы, запаслись топливом и водой. Берег этот тянется между северо-западом и югом и юго-западом и западом. Это превосходный берег с прекрасными выемками».

Наваррете пишет, что Магеллан дал здесь соответствующие распоряжения своим капитанам, «заявив им, что он будет следовать этими берегами, пока не найдет пролива или не достигнет края этого континента, хотя бы ему даже пришлось дойти до широты в 75°, и что после этого он отправился на поиски Молукки на восток и восток-северо-восток по курсу мыс Доброй Надежды и остров Св. Лаврентия».