Путешествие маленькой лягушки или Как правильно встретить Новый год

Сидеть долго я не могла — надо ж было побывать везде, поэтому я вышла, окунулась в холодный бассейн и зашла в следующую парную, точнее, арома-комнату. Здесь была небольшая круглая комнатка, по периметру которой располагалась лавка, посередине стоял большой сосуд с солью, а с потолка светили лампы тусклым зелёным цветом. С левой стороны одна бабуля посапывала, лежа на лавке, и я, последовав её примеру, примостилась с правой стороны, подстелив большое полотенце, а маленьким накрыв горевшее лицо. Цвет ламп постепенно менялся, из тёмно-зелёного он стал салатовым, потом сменился на голубой и тёмно-синий, потом на красный, оранжевый, жёлтый, а потом опять на зелёный. Лежать так было действительно приятно, это расслабляло, а монотонность ламп вводила в дрёму. Но я ещё не всё обошла! Поэтому к концу второго круга чередования ламп, я вышла из комнаты и решила немного посидеть в бочке. За счёт высоких бортов можно было откинуть голову назад, закрыть глаза и думать о приятном. Кожей лица и рук я чувствовала порывы теплого ветра, дующего с моря. Здесь было слышно, как шумят волны, пальмы, и взлетают самолеты.

Открыв глаза, я заметила, как женщины уходят за угол с надписью «Глубокий бассейн». Мне стало интересно, что это за бассейн, и почему он в таком закутке, и я последовала за ними. Оказалось, что этот бассейн, глубиной в один метр двадцать сантиметров просто отгорожен от остальной террасы, и, спускаясь в него, будто попадаешь на балкон с видом на море. Дно «балкона» выложено мелкими камушками, приятными для ступней, по бокам в некоторых местах есть отверстия, откуда бьет вода, массажируя тело, если подойти к нему поближе. Я оперлась руками на балкон, положила голову на ладони и любовалась морем, наслаждаясь тем, как ветер играет моими волосами. Девушки о чём-то болтали и смеялись, и я очень жалела, что не понимаю их. Мне стало скучно без компании, не будешь же приставать к ним со своим корявым английским. Дома в деревне я всегда ходила с тётей в баню обязательно каждую неделю по четвергам. Наш рекорд составил четыре часа — именно столько мы парились, скрабились и плескались. В общем, баню я очень люблю, а тут и поговорить не с кем, и спину никто не потрёт. Я решила пройтись по кругу ещё разок и закругляться.

В раздевалке имелся также закуток с фенами, тут можно было воспользоваться и расческой, и кремом для тела, и даже маслами. Увидев себя в зеркало, я ужаснулась: кожа с лица свекольного цвета, начала слезать и отваливаться кусками. «Ну и чудище, — испугалась я. — И как только Хидемаса на такую позарился?» Девушки вокруг бросали на меня недоуменно-сочувствующие взгляды. Наверное, они подумали, что мне стало плохо от горячих ванн и парных. Не объяснишь же им, что это последствия жестокого зимнего солнца. Уходить из тёплого здания совсем не хотелось. Я немного посидела в холле, и обнаружив, наконец, вай-фай, отправила Хидемасе сообщение, что скоро вернусь.

Идти всё же пришлось, и пока я шла под холмом, было довольно сносно, но выйдя на мост, я едва держалась на ногах: ветер буквально сносил меня, к тому же добавилась неприятная морось. Я со всех ног припустила в сторону города, и как только я вышла на знакомую трассу, я увидела небольшую забегаловку и решила перекусить горячим там, пока меня совсем не продуло. Кафе пустовало, хоть оно и было намного больше всех тех, что мы уже посетили. Девушка не понимала меня совсем, она позвала старичка, которому я кое-как сумела объяснить, что я хочу. Мне принесли большое блюдо с горячими рулетиками из мяса и чего-то ещё. К нему прилагалось несколько видов соусов, большая тарелка нашинкованной капусты и горшочек с квашеными овощами. Вдобавок к этому можно было выбрать гарнир и суп, но я отказалась, решив сильно не наедаться на вечер. Было фантастически вкусно и, орудуя во всю палочками, я с ужасом заметила, что время близится к шести часам. Мне очень хотелось домой, поэтому, залив съеденное горячим чаем, я расплатилась и понеслась дальше.

Навстречу мне пронеслась колонна американских военных на мотоциклах и грузовиках, я презрительно проводила их взглядом: не люблю тиранов и оккупантов. Один бедняга почему-то ехал на велосипеде, наверное, был за что-то наказан. Он крутил педали изо всех сил, но куда ему было угнаться за тяжелой кавалерией? Почему-то мне вдруг показалось, что сейчас он остановится и непременно что-нибудь спросит у меня. Я смотрела прямо в его глаза, он смотрел на меня, но поравнявшись, парень первый отвёл взгляд и промчался мимо, обдав меня потоком холодного воздуха. «Ох, пронесло, — с облегчением подумала я. — Хотя, чего мне бояться-то? Я тут вроде как легально и выгляжу совсем плохо для шпиона». Но какое-то неприятное ощущение осталось.

Вернулась я, когда уже начало темнеть. Я снова успела жутко замёрзнуть, поэтому, придя домой, сразу навела себе горячий чай и пододвинула обогреватель поближе. Хидемаса так и сидел, как я его оставила, за рабочим столом. Я спросила, ел ли он вообще, он ответил, что перекусил лапшой.

— Это мой последний вечер в городе, что будем делать? — спросила я.

— Не говори так, — закивал головой мой друг. — Я надеюсь, что ты ещё вернёшься. А сейчас давай сходим поужинать.

— Я хочу суши. А то как это так — была в Японии и не ела суши!

— Ну ты же знаешь, что это японская еда, а не окинавская. Тут есть несколько японских ресторанчиков, но вполне возможно, что сейчас они будут закрыты. Давай сходим и проверим.

— Давай.

И мы пошли шататься по тёмным закоулкам самого чудесного в мире города. Ни одного японского ресторана мы не нашли, зато нашли много кошек, тупиков, заборов, тусклых фонарей, велосипедных стоянок, закрывающихся ремесленных лавок, манящих теплыми огнями. Я заглядывала в окна домов, пытаясь угадать быт проживающих внутри людей. Я всматривалась в лица прохожих, стараясь запомнить их запах. Я прижималась к другу плечом, а он обнимал меня за талию и направлял в нужном направлении. Иногда я сжимала его руку, чтобы почувствовать переплетенье длинных цепких пальцев. Некоторые улочки были настолько узкие, что нам приходилось прижиматься к стенам домов, пропуская редкие машины. Я чувствовала удивительно единение со всем этим местом, я больше не могла представить себя где-то ещё и с кем-то другим. Было легко и свободно. Ощущение тоски, в последнее время мучавшее меня в России, наконец, отпустило, и я была счастлива.

В поисках суши мы вышли на ту самую торговую улицу, которая была полна не только магазинчиками, но и всевозможными закусочными и барами. Вечером здесь царил оживленный ажиотаж. Торговцы зазывали покупателей в свои лавки, официанты стояли возле своих кафе и предлагали ознакомиться с меню прямо на улице. Мы спрашивали у каждого зазывалы, есть ли в их меню, суши, но все разочарованно качали головами. И вот, когда мы уже почти отчаялись найти что-то подобное, нам встретилась забегаловка с окинавско-японским меню. Обрадовавшись, мы поспешили занять столик. В меню был всего один набор суши, зато был также большой выбор рыбы и всяких морских животных, даже черепаху можно было заказать. Еще одной фишкой заведения была барная карта. Можно было взять абонемент на час или два и пить всё, что есть в меню в течение этого времени. А выбор был большой. Мы, конечно, взяли такой абонемент и засекли время. За час мы успели выдуть по стакану пива и по четыре различных коктейля. Если мне какой-то не нравился, я отдавала его Хидемасе, а он заказывал мне новый. Суши, точнее сусими, были неплохи, особенно мне понравился с кальмарчиком сверху, но наесться одним набором было никак нельзя, поэтому мы заказывали еще различные закуски — и мясо, и креветки, и какую-то странную рыбку, которую я попробовать не отважилась. Я предложила попробовать одну из окинавских цветных рыб, но Хидемаса сказал, что она отвратительна на вкус, и лучше брать японскую, «нецветную». Пока нам наливали, мы успели обсудить дела на Украине, поспорить о плюсах и минусах эмиграции, вспомнить события второй мировой войны и труды Ремарка. Лично мне высказывать свое мнение на английском языке было крайне тяжко. Напрягая память и с трудом формулируя предложения, я быстро трезвела опять, а слушая собеседника, наверстывала упущенное. Час прошел совсем незаметно, и мы уже не торопясь допили последний коктейль, дожевали закуску, исчерпали запас наиболее остро беспокоящих проблем и побрели в сторону дома.

Ночь выдалась чудесная, тихая и безветренная. Город уже спал, прохожих уже не встречалось, только в других барах ещё кутил народ и играла музыка.

Вернувшись, я, будто на автомате, собрала пожитки в рюкзак, перепаковала подарки и сложила спальник. Совсем не хотелось верить, что это последняя ночь здесь. Не теряя ни минуты, мы с жаром накинулись друг на друга, будто голодные звери. Вся ночь была впереди, но мы так боялись не успеть.

Утром, лежа в его объятиях, я молила солнце не торопиться с рассветом, я просила время дать мне хотя бы ещё один час. Как было бы здорово, если всё вокруг замерло и дало мне ещё раз провести кончиками пальцев по влажной гладкой спине, по груди, шее, лицу и волосам. Насладиться запахом любимого тела и звуком биения близкого сердца. Я давила слезы и сжимала пальцы в отчаянии, что вот-вот насупит отвратительнейший миг рассвета, и всё рассеется, как дым.

Конечно, мы не властны над временем, это самая жестокая из всех известных величин. И вот мы уже молча доедаем завтрак, я по привычке, иду мыть посуду, но Хидемаса торопит меня — он уже опаздывает на работу. Я бросила посуду в раковине, как знак чего-то неоконченного. Впервые за всё это время я не успела её помыть, оставив хоть какие-то следы пребывания в этой квартире после себя. Забросив рюкзак на плечи, я почувствовала тяжесть груза, но на душе было стократ тяжелее. Хидемаса довёл меня до станции и поднялся со мной к пропускному пункту. Я не могла не то, что сказать прощальные слова, даже взглянуть в глаза, так как боялась, что застывший в горле ком вырвется наружу, и я зареву, как дура. Мы молча обнялись, коротко поцеловались, и я поспешила отвернуться, чтобы он не увидел моих слёз. Не оглядываясь, я помчалась на поезд.

До посадки было много времени, но мне не хотелось шататься где-то еще, и рюкзак сильно давил на плечи, и настроения любоваться красотами больше не было. Я просидела всё время в зале ожидания, путаясь в мыслях и пытаясь отвлечься чтением. Самолёт тоже не хотел меня увозить: мы почему-то очень долго катались по взлетной полосе, много раз останавливались и разгонялись опять. Я молилась, чтобы что-нибудь сломалось и рейс отменили, но чуда не произошло, и вот я опять в Корее.

Инчион аэропорт — это целый город в городе. Примерно, как Ватикан в Риме. Он настолько огромен, что в первый раз мне понадобился целый час, чтобы просто из него выйти. На этот раз я уже проверенной тропой добралась до нужной стации довольно быстро. На станции Гимпо аэропорт меня должен был встретить парень-каучсёрфер, с которым я уже познакомилась на пути туда. Это был крайне странный тип, ему было уже, по-моему, лет тридцать пять, хотя он выглядел максимум на двадцать. У него была вполне приятная внешность, круглое лицо, милая улыбка. Странность была в том, что при ходьбе он ритмично вилял бёдрами и раскачивался, а из-за его модного пальто и цветного шарфика я сначала подумала, что мне явно не следует переживать за свою честь. Но впечатление было обманчиво, парень сразу принялся заваливать меня комплиментами о моей красоте, хотя после стольких дней пути, я была явно не красотка. Потом он вдруг вздумал расспрашивать меня о том, в каком возрасте русские девушки выходят замуж, рожают детей и прочее. А в итоге совсем предложил остаться у него и рожать ему спиногрызов. От такой наглости я захлебнулась, вежливо отказалась и очень пожалела, что осталась с ним, но деваться-то было некуда — в Сеуле я больше никого не знала. Работал он в этом же Гимпо аэропорту, а жил довольно далеко и добирался на своей машине. Хотя бы это было удобно. Квартира у него была огромная и очень холодная. При входе в квартиру начинала отапливаться только одна комната — его спальня, всё остальное было морозильной камерой. Заняв самый краешек кровати, я боялась пошевелиться, чтобы не спровоцировать его. Но даже так наглец считал, что мои приключения ещё не окончились. Я отбивалась, как могла, пришлось даже его немного побить и откинуть, на что он, конечно же, обиделся, но зато успокоился. Ночь я провела скверно, лучше б осталась в аэропорту, чего понеслась к этому маньяку? Наутро он отвез меня на станцию, мы холодно попрощались, хоть я и поблагодарила его за приют.