Путешествие на «Кон-Тики» (полный перевод)

Валы вздымались на два метра над каютой, а когда две волны сталкивались, они, борясь между собой, поднимались еще выше, и невозможно угадать, куда обрушится шипящий гребень… На ночь мы нагромоздили ящики у входа в каюту, но это нас не спасло. Только уснули, вдруг на стену обрушился первый удар, тысячи струек прорвались сквозь щели, а через ящики внутрь ринулся пенящийся каскад.

– Позвоните водопроводчику, – послышался чей-то сонный голос. Но водопроводчик не пришел – и как мы ни жались к стенкам, чтобы вода могла стекать через пол, за ночь к нам в постели натекло столько воды, что купаться не надо. А во время вахты Германа волна забросила на плот здоровенную корифену.

На следующий день пассат решил, что хватит метаться, лучше дуть прямо с востока, и волны утихомирились. Плот должен был достичь заветной точки еще до полудня, и мы то и дело сменялись на мачте. В этот день мы наблюдали особенно много разных рыб, может быть, потому, что смотрели внимательнее.

Утром увидели большую рыбу-меч, которая мчалась прямо на плот. Между двумя острыми плавниками, торчавшими из воды, было метра два; меч казался таким же длинным, как туловище. У самой кормы плота рыба-меч заложила крутой вираж и скрылась за гребнями. А когда мы принялись за обед, приправленный морской водой, конусовидная волна рядом с нами подняла вверх большущую черепаху, широко растопырившую свои ласты. Через секунду волна схлынула и черепаха пропала так же внезапно, как появилась. Мы успели только заметить, что под ней бледно-зелеными молниями сверкали корифены. Здесь было на редкость много крохотных, не больше дюйма, летучих рыб. Они целыми косяками взлетали в воздух и часто приземлялись на плоту. Появились поморники, то и дело над плотом кружили фрегаты – хвост, как ножницы, этакие здоровенные ласточки. Принято считать, что фрегат не улетает далеко от суши, поэтому настроение на борту сразу поднялось.

– Глядишь, найдем песчаную косу или хотя бы подводный камень, – мечтали ребята.

А самый главный оптимист сказал:

– Вдруг там зеленый бугорок торчит, здесь же почти никто не бывал! Откроем остров и назовем его Кон-Тики!

Начиная с полудня Эрик все чаще взбирался на кухонный ящик и колдовал секстантом. В 18.20 он объявил, что наши координаты – 6° 42' южной широты и 99° 42' западной долготы. Всего одна миля отделяла нас от помеченного на карте рифа. Мы спустили рею и убрали парус. Ветер восточный, он приведет нас точно в нужное место. Солнце нырнуло в океан, и луна включила на полную мощность свой прожектор, осветив морскую гладь: от края до края – черные тени, серебряные блики. Видимость с мачты была хорошей. Куда ни погляди – длинные шеренги волн, и всюду рушатся гребни, но нигде не видно бурунов, указывающих на отмель или риф. Спать не хотелось, все жадно всматривались в горизонт, на мачте висело сразу по два, по три человека. Мы медленно проходили над заветным местом, непрерывно промеряя глубину. Весь наш запас свинцовых грузил был привязан к восьмисотметровому шелковому канатику в пятьдесят четыре нитки. Даже если считать наклон из-за сноса, наш лот достигал глубины не меньше шестисот метров. Но ни к востоку от помеченной точки, ни в ней самой, ни к западу от нее мы не нащупали дна. Напоследок еще раз внимательно осмотрели все до самого горизонта, убедились, что можно считать район обследованным и свободным от каких-либо мелей, потом подняли парус и легли на прежний курс, заданный самой природой. Опять наш плот шел в левый бакштаг, опять волны обрушивались на корму и здесь же уходили в щели между бревнами. Можно было спать в сухой постели и есть, не опасаясь душа, хотя ветер снова принялся метаться от востока к юго-востоку и волны затеяли лихую потасовку.

Разыскивая мнимый риф, мы узнали кое-что о том, как работают наши шверты. Позднее Герман и Кнют, вместе нырнув под плот, вытащили наконец пятую доску, и мы совсем приблизились к разгадке секрета этих приспособлений, который был утрачен, когда индейцы перестали ходить на плотах. Нетрудно было сообразить, что эти доски – своего рода шверткиль, позволяющий идти под углом к ветру. Но ведь первые испанские путешественники сообщали, что индейцы, выйдя в море, «управляли» плотом «с помощью досок, которые они просовывали в щели между бревнами». Это казалось непостижимым всем, кто занимался загадкой швертов, в том числе и нам. Ведь доска плотно зажата в щели, ее нельзя повернуть, какой же это руль?..

Вот как раскрылся секрет.

Дул ровный ветер, волны улеглись, и «Кон-Тики» уже несколько дней выдерживал курс при закрепленном рулевом весле. Тут мы просунули выловленную доску в щель на корме – в ту же секунду плот рыскнул на несколько градусов к северо-западу и пошел новым курсом. Вытянули доску обратно – «Кон-Тики» вернулся на прежний курс. Опустили – опять повернул; вытянули наполовину – пошел средним курсом. Не трогая рулевого весла, а только маневрируя швертом, мы меняли курс. В этом и заключалась гениальная идея индейцев. Они создали простую систему равновесия, где мачта и парус играли роль опорной точки, фиксированной давлением ветра. Плечами рычага служили передняя и задняя части плота. Если общая площадь швертов в задней части «перевешивала», плот рыскал, если же «перевешивали» носовые доски, плот уваливался. Меньше всего, естественно, влияют шверты, расположенные ближе к мачте, они образуют более короткое плечо. Если идти точно на фордевинд, доски перестают действовать, но тогда все время надо рулить веслом, чтобы выдерживать курс; к тому же, идя перпендикулярно волне, плот не так легко переваливал через гребни, сказывалась его длина. А так как вход в каюту и кухня-столовая были в правой части плота, мы предпочитали идти левым бакштагом.

Конечно, можно было так и продолжать плавание – пусть рулевой маневрирует швертом, вместо того чтобы тянуть весло. Но мы уже приноровились к веслу и рулили им, а швертами только задавали общий курс.

Следующая важная веха на нашем пути была такой же невидимой, как таинственный риф.

На сорок пятый день плавания мы прошли 108° западной долготы и завершили первую половину нашего путешествия. Позади, в 4 тысячах километров на восток, лежала Южная Америка, и ровно столько же осталось до Полинезии на западе. Ближайшая суша – Галапагосские острова, направление ост-норд-ост, и остров Пасхи точно на зюйд, но и до них не близко: две тысячи километров. За все эти дни мы не встретили ни одного судна и, как видно, не встретим, ведь мы идем вдали от обычных путей.

Но мы не чувствовали этих огромных расстояний, потому что наш кругозор не менялся, горизонт перемещался вместе с нами, и мир наш ограничивался все той же полусферой небосвода с плотом в центре, и каждую ночь над головой загорались одни и те же звезды.

Глава 6. Через Тихий океан. II

Потешное судно. – Прогулка на надувной лодке. – К чему приводит развязность. – Без ориентиров. – Бамбуковая хижина в океане. – На долготе острова Пасхи. – Загадка острова Пасхи. – Боги-великаны и каменные исполины. – Парики из красного камня. – Творения «длинноухих». – Тики – связующее звено. – Красноречивые наименования. – Мы ловим акул руками. – Попугай. – Вызывает L12B. – Звездный компас. – Три волны. – Шторм. – Кровь в воде, кровь на палубе. – Человек за бортом. – Еще один шторм. – «Кон-Тики» становится разболтанным. – Привет из Полинезии

Если море вело себя смирно, мы садились в надувную лодку и отправлялись на прогулку с фотоаппаратом. Никогда не забуду первый раз, когда двое из команды, видя, что погода тихая, решились спустить на воду этот резиновый пузырь и прогуляться на нем по волнам. И только отъехали от плота, как выпустили из рук маленькие весла и покатились со смеху. Лодка то поднималась на гребне, то ныряла в ложбину, а они, глядя на нас, хохотали так, что гул стоял над Тихим океаном. Мы растерянно посмотрели налево, направо… Ничего смешного, разве что наши обросшие физиономии; но к ним-то они давно должны были привыкнуть. Постой, уж не сошли ли они с ума? Очень просто – солнечный удар и все такое… Между тем двое приятелей до того обессилели от смеха, что еле добрались обратно до «Кон-Тики». Вытерли глаза, перевели дух и предложили нам самим сесть в лодку и полюбоваться.

Мы с Кнютом прыгнули в качающуюся резиновую лодку; в ту же минуту нас отнес в сторону могучий вал. Теперь уже мы расхохотались, да как! Пришлось срочно грести к плоту, чтобы успокоить последнюю двойку, пока они не решили, что мы все безнадежно свихнулись.

А смеялись мы потому, что очень уж дико и нелепо выглядело со стороны наше гордое судно со своей командой. До сих пор мы просто не знали, как все это смотрится в открытом море, а зрелище было презабавное. Малейшая волна заслоняла бревна, и мы видели, да и то не всегда, лишь торчащую из воды низенькую хижину с широким входом и лохматой крышей. Словно в океан невесть откуда занесло старый норвежский скособочившийся сеновал, занятый загорелыми бородатыми бродягами. Наверно, точно так же мы бы смеялись, увидев, что за нами гонится корыто, полное гребцов. Гребни волн катили чуть ли не вровень с крышей, и казалось, что вода без помех вторгается прямо в дверь, захлестывая глазеющих бородачей. Но вот сарайчик снова всплыл, и бродяги лежат как лежали – все такие же косматые и невозмутимые. За волнами повыше исчезала не только хижина, но и мачта, и парус, а схлынет – сеновал тут как тут, никуда не делся.

Поглядишь так со стороны на это хлипкое сооружение, и даже удивительно, что до сих пор все обходилось благополучно.

Но в следующий раз, когда мы вышли на лодке за порцией здорового смеха, чуть не случилась беда. Мы недооценили силу ветра и волн, «Кон-Тики» рассекал волны гораздо быстрее, чем мы думали. Пришлось нам крепко поработать веслами, чтобы догнать своенравный плот, который не мог остановиться и подождать нас, не говоря уже о том, чтобы развернуться и подойти к нам. Ребята спустили парус, но каюта-то оставалась, и ветер гнал плот на запад с такой скоростью, что мы на круглой пляшущей лодчонке еле-еле поспевали за ним, орудуя крошечными веслами. Только бы не потерять друг друга – эта мысль владела всеми. Немало неприятных минут мы пережили, прежде чем нагнали отбившийся от рук плот и воссоединились с товарищами.

С того дня было строго-настрого запрещено выходить на надувной лодке, не привязавшись к плоту длинным канатом, чтобы в случае чего ее можно было подтянуть обратно. И лишь когда ветер совсем стихал и волны вели себя смирно, мы решились отойти подальше. Несколько таких дней выдалось примерно на полпути, среди простершегося во все стороны могучего океана. Мы спокойно покидали «Кон-Тики» и гребли в голубую даль между небом и морем. Посмотришь – плот все меньше и меньше, парус словно непонятная клеточка на горизонте; и в душу закрадывается чувство предельного одиночества. Под нами синее море, над нами синее небо, и, встречаясь, они незаметно сливались воедино. И вот уже кажется, что мы свободно парим в воздухе, и ничего кругом, только синева, ни единого ориентира, кроме жгучего тропического солнца. Маленький парус вдали тянул нас к себе, будто магнит. Мы наваливались на весла, спешили забраться на плот, возвращаясь в родной и близкий мир, и словно обретали твердую почву под ногами. А в хижине – тень, запах бамбука и увядших пальмовых листьев. И солнечная прозрачная синева заключена в рамки открытой двери. Так-то лучше, привычнее, пока опять не начнет манить голубая безбрежная даль…