Путешествие на Запад. Том 2

– Этот почтенный монах ничего не соображает, – сказал стоявший рядом подросток-слуга. – Если бы он спрятал пампушку, это бы еще ничего. А рисом ведь он перепачкает всю одежду.

– Да ничего я не прятал, – отвечал, хитро улыбаясь, Чжу Ба-цзе. – Я съел всю чашку.

– Ты и рта не открывал, – сказал работник. – Как же ты мог съесть ее?

– Глупости вы говорите, – сказал Чжу Ба-цзе. – Если не верите, смотрите, как я это делаю.

Тогда работник наполнил еще одну чашку и передал ее Чжу Ба-цзе. Дурень, как и в первый раз, опрокинул ее прямо в рот.

– Почтенный отец, – сказали изумленные слуги, – да что у тебя горло полированным кирпичом, что ли, выложено, что пища проходит, как по маслу, без малейшей задержки.

Пока Трипитака читал молитву, Чжу Ба-цзе уничтожил таким образом чашек шесть риса. И только после того как молитва была прочитана, он взял палочки и принялся за еду наравне со всеми. Дурень пожирал все, что перед ним было. Он без разбора сгребал рис, пампушки, фрукты и прочую еду, и все это запихивал себе в рот.

– Давай, подбавляй, накладывай, – только покрикивал он. – Что-то вы плохо подносите.

– Мудрый брат мой, – сказал тут Сунь У-кун. – Тебе бы не следовало жадничать. Ведь лучше быть сытым наполовину, чем голодать, что мы вынуждены были бы испытать, если бы остановились на ночлег в горах.

– Молчи ты, морда, – отмахнулся Чжу Ба-цзе. – Ведь недаром говорится: «Чем кормить монахов не досыта, лучше быть заживо погребенным».

– Не обращайте на него внимания и убирайте со стола, – сказал Сунь У-кун.

– Мы не станем скрывать от вас, почтенные монахи, – молвили тогда с поклоном хозяева. – Пришли бы вы днем, все было бы в порядке. Мы могли бы накормить не меньше ста человек, даже с таким аппетитом, как у этого почтенного монаха. Но вы опоздали. Мы собрали остатки, сварили пампушки всего из одного даня муки, пять доу риса и приготовили немного закусок. Мы хотели угостить своих соседей и накормить наших монахов. Но, когда вы появились, от страха все монахи разбежались, и мы не решились пригласить даже ближайших соседей. Все, что было у нас приготовлено, мы преподнесли вам. Если вы голодны, можно распорядиться, чтобы приготовили еще.

– Конечно, распорядитесь! – сказал Чжу Ба-цзе.

Когда со стола была убрана посуда, Трипитака поклонился хозяевам и поблагодарил их за угощение.

– Разрешите спросить, как ваша фамилия? – обратился он к хозяевам.

– Наша фамилия Чэнь, – отвечали те.

– Так мы с вами однофамильцы, – сложив ладони рук и почтительно кланяясь, молвил Трипитака.

– Разве ваша фамилия тоже Чэнь, почтенный отец? – удивились хозяева.

– Да, – отвечал Трипитака. – В миру моя фамилия была Чэнь. Скажите, пожалуйста, по какому случаю у вас сегодня было устроено богослужение?

– Об этом не стоит спрашивать, учитель, – сказал смеясь Чжу Ба-цзе. – Известно, что богослужения устраиваются либо о ниспослании урожая, либо в честь окончания бедствия, либо в память об умершем.

– Нет, у нас тут совсем другое, – отвечал хозяин.

– По какому же случаю вы устроили трапезу? – продолжал допытываться Трипитака.

– Это богослужение было совершено в память о том, кто должен скоро умереть.

Услышав это, Чжу Ба-цзе так и покатился со смеху.

– Ну, и шутник же вы, почтенный дедушка, – сказал он. – Мы сами непревзойденные обманщики, а вы хотите провести нас такими пустяками! Да разве монахам неизвестно, по какому случаю устраиваются богослужения? Можно при жизни совершать богослужения и сжигать различные предметы для того, чтобы переселившийся в загробный мир не испытывал ни в чем недостатка на том свете, а также богослужения для предварительной оплаты возможных грехов. Но как можно совершать богослужения в память о том, кто еще не умер?

«Да этот Дурень не так уж глуп», – с одобрением подумал Сунь У-кун и сказал:

– Вы что-то, почтенный отец, путаете. Как же можно совершать заупокойное богослужение по еще не умершему человеку?

– Вы лучше скажите нам, – молвили кланяясь хозяева, – почему вы не пошли прямым путем, а завернули к нам?

– Мы шли прямой дорогой, – отвечал Сунь У-кун, – но когда приблизились к реке, то увидели, что переправиться через нее не сможем. Тут мы услышали звуки гонга и барабанный бой, и вот пришли к вашему дому, чтобы попроситься переночевать.

– А вы ничего не заметили на берегу? – спросил хозяин.

– Мы видели там каменную плиту, – отвечал Сунь У-кун, – на которой вверху написано: «Река, Достигающая неба», а внизу: «Ширина реки восемьсот ли. Лишь немногим удалось перейти ее». Больше мы ничего не видели.

– Повыше этого места, на расстоянии примерно одного ли, стоит храм князя Божественного влияния. Вы не видели его?

– Не видели, – сказал Сунь У-кун. – Расскажите, пожалуйста, что это за князь.

– О почтенные отцы! – в один голос воскликнули оба старца со слезами на глазах.

Где он только ни покажется,Храмы строятся емуПосылает милость скоруюОн народу своему.Каждый год дожди обильныеНам дает его рука,Над деревнями счастливыеПростирая облака.

– Раз он посылает вам благодатный дождь и счастливые облака, значит, он добр. Почему же вы так расстраиваетесь, вспоминая о нем?

– Почтенные отцы! – воскликнули старцы, топая от горя ногами и колотя себя в грудь.

Велики благодеяния,Только много и обид:Наряду с великой милостью,Он обиды нам чинит.Нет святой в нем справедливости:Он приносит много бед.И детей для жертвы требуетЭтот грозный людоед.

– Он требует, чтобы ему приносили в жертву детей? – спросил Сунь У-кун.

– Совершенно верно, – подтвердил старик.

– И сейчас, видимо, наступила очередь вашей семьи? – спросил Сунь У-кун.

– Да, в этом году наступила наша очередь, – подтвердил старик. – Наше селение насчитывает сто дворов, называется оно Чэньцзячжуан и входит в уезд Юаньхуэй, государства Чэчиго. Этот князь требует, чтобы каждый год ему приносили в жертву мальчика, девочку, свинью, барана и жертвенное вино. Все это он сразу поедает, а взамен этого посылает нам хорошую погоду и благодатный дождь. Если же не принести ему жертву, он обрушит на нас всякие бедствия.

– А сколько у вас сыновей? – поинтересовался Сунь У-кун.

– О горе, горе! Заговорив о сыновьях, вы заставляете меня пылать от стыда! – воскликнул в ответ хозяин. – Мы с братом уже старики. Зовут брата Чэнь Цин, ему пятьдесят восемь лет, мое имя – Чэнь Дэн. Мне шестьдесят три года. В наши годы, конечно, трудно иметь детей. Мне было пятьдесят лет, а сына я все не имел. Тогда мои родные и друзья уговорили меня взять наложницу. Я с большой неохотой сделал это, и вот у меня родилась дочь. В этом году девочке пошел восьмой год. Зовут ее И Чэн-цзинь.

– Какое дорогое имя, – заметил Чжу Ба-цзе. – Почему же это ее так назвали?

– Не имея долгое время детей, – отвечал старик, – я решил заняться добрыми делами: строил мосты и дороги, сооружал кумирни и пагоды, делал подаяния монахам. Все эти расходы я записывал. И оказалось, что к моменту рождения дочери я израсходовал всего тридцать цзиней золота, что и составляет один безмен. Вот почему ее и назвали И Чэн-цзинь – Один безмен золота.

– А мальчик чей? – спросил Сунь У-кун.

– Мальчик – моего брата, – отвечал хозяин. – Он тоже рожден от наложницы. В этом году ему исполнилось семь лет и зовут его Чэнь Гуань-бао.