Путешествие на Запад. Том 4

Движеньями своими три монахаНа смертных в этот миг не походили:Постигшие Великий путь познаньяВсе небеса собой заполонили.Там, как живой, крутился грозный посох,Сверкая золотыми ободками;Со свистом грабли рассекали воздух,Подхвачены могучими руками;Волшебный посох в небесах вращался,Спеша исполнить каждое желанье.И от оружья воинов небесныхЛилось на землю грозное сверканье.Так в их руках волшебного оружьяНеобычайное происхожденьеЯвило людям все свое величье.Повсюду вызывая преклоненье.И хоть издревле славили народыКрай Зарослей небесного бамбукаЗа то, что там царило благочестьеИ процветали мудрость и наука,Но в этот миг и Юй-хуа надменный,И княжичи, на чудеса взирая,Склонились ниц, полны благоговеньяК монахам, что явились из Китая.

Княжичи до того перепугались, что опустились на колени прямо в пыль и грязь. Все старшие и младшие должностные чины, находившиеся в беседке Белого шелка, сам князь во дворце, военные и штатские, мужчины и женщины, монахи и монахини, даосы и миряне, словом, все жители города, в каждом доме и на каждом дворе держали в руках благовонные свечи, отбивали земные поклоны, молились Будде и совершали жертвенные обряды. Получилось на самом деле так, как говорится в стихах:

Увидев, что вернулись в прежний образТри путника, блиставших дивной властью,Все возмечтали жить по их примеру –Храня покой, даруя людям счастье.Отныне всем открылся путь широкий,Чтоб, не колеблясь, шли к Познанью людиИ чтобы знали: Истину постигнешьЛишь созерцаньем да служеньем Будде.

Тем временем спутники Танского монаха спустились на землю, спрятали оружие и предстали перед своим наставником. Они спросили, понравилось ли ему их искусство и поблагодарили за позволение позабавиться. Затем все уселись по своим местам, и мы их пока оставим.

Трое княжичей поспешно вернулись во дворец и бросились к отцу:

– Отец наш, князь! – воскликнули они. – Какое огромное счастье привалило к нам! Мы только что видели удивительное военное искусство! Видел ли ты, что сейчас творилось в небе?

– Я заметил, что небо окрасилось сиянием, похожим на зарю, – ответил князь, – и тотчас же принялся возжигать фимиам и совершать поклоны. Я велел вашей матери и всем остальным последовать моему примеру. Не знаю, откуда снизошли и собрались здесь священные небожители…

– Да это вовсе не священные небожители, – перебили отца княжичи, – а только трое безобразных учеников Танского монаха, направляющегося за священными книгами. Один из них действовал железным посохом с золотыми обручами, другой орудовал граблями с девятью зубьями, а третий – волшебным посохом, покоряющим злых оборотней. Их оружие точь-в-точь такое же, как у нас, нет ни малейшей разницы. Мы упросили их показать нам хотя бы один прием. Один из них и говорит: «На земле очень тесно, неудобно развернуться, вот я сейчас взлечу на воздух и покажу вам один из моих приемов». Друг за другом они взлетели на облаках в воздух, и сразу же по небу разлилось благодатное животворное сияние. Сейчас они спустились на землю и сидят в беседке из Белого шелка. Нам так понравилось их искусство, что мы готовы поклониться им и просить их быть нашими наставниками, дабы выучиться у них владеть оружием и защищать нашу страну. Это будет поистине великое дело! Что ты скажешь, отец, если мы обратимся к ним?

Старый князь внял словам сыновей и дал полное согласие.

В тот же час все четверо: отец и трое сыновей, без парадного поезда и балдахинов, пешком направились к беседке Белого шелка. В это время наши путники уже собрали свою поклажу и хотели идти в дверь, чтобы поблагодарить за трапезу, попрощаться с князем и двинуться в путь, но вдруг увидели самого князя с тремя сыновьями, которые еще издали повалились на колени и стали кланяться до самой земли. Танский наставник подскочил от смущения, а затем тоже бросился наземь и стал совершать ответные поклоны. Сунь У-кун, вслед за Чжу Ба-цзе и Ша-сэном, отошел в сторону и смотрел на эту сцену, насмешливо улыбаясь. Когда церемония взаимных поклонов была окончена, правитель уезда пригласил Танского монаха и его учеников в приемную. Монахи с радостью согласились и вошли в зал.

– Уважаемый и почитаемый Танский наставник! – начал, стоя, говорить правитель. – Есть одно дело, по которому я обращаюсь к тебе с просьбой. Не знаю, право, согласятся ли исполнить ее твои уважаемые ученики?

– Ты только прикажи им, – ответил Танский монах, – они не осмелятся не повиноваться тебе, дорогой правитель, тысячу лет тебе здравствовать!

– Когда я впервые увидел всех вас, – продолжал правитель, – то мне показалось, что ты, уважаемый наставник, удостоен звания Странствующего монаха. Но, видимо, мои плотские очи впали в заблуждение. Только теперь, убедившись, с каким искусством мастера-наставники Сунь, Чжу и Ша фехтуют своим оружием, находясь в воздухе, я понял, что они настоящие небожители, истинные Будды! Трое моих щенков-сыновей всю жизнь занимаются фехтованием, имеют к нему склонность, и сейчас, преисполнившись чувством уважения к твоим ученикам, просят их быть наставниками, чтобы научиться хорошо владеть оружием. Молю тебя, уважаемый и почтенный мой духовный наставник, открой свое сердце, великое, как Небо и Земля, и снаряди в путь свой челн милосердия, на котором могли бы плыть в волнах истины мои презренные сыны! Свято обещаю отблагодарить тебя дарами, которыми можно будет запрудить целый город…

При этих словах Сунь У-кун не удержался и залился громким хохотом.

– Эх ты, а еще правитель! Ничего ты не понимаешь! – проговорил он сквозь смех. – Ведь мы, отрешившиеся от житейских сует, должны иметь учеников-последователей, которым могли бы передать наши знания. Если у твоих сыновей на самом деле есть желание творить добрые дела, то мы готовы научить их, пусть только относятся к нам с добрым чувством! Ни в коем случае не сули нам никаких богатств! Достаточно доброго отношения.

От этих слов князь пришел в неописуемую радость и сразу же приказал устроить большой пир в парадном зале дворца! Стоило только князю произнести одно слово, как приказание уже было исполнено. Поглядели бы вы, читатель, какой это был пир!

Чуть колышутся флаги и ленты кругом,И дымки ароматные тают,С изукрашенных золотом хрупких столовДорогие шелка ниспадают.А сидения лаком покрыты цветнымИ парчою в узорах богатых,Все, как радуга, здесь ослепляет глаза,Все сверкает в роскошных палатах.С веток только что сладкие сняты плодыИ лежат, аромат источая,И тончайшие запахи реют вокругЗолотого, горячего чая.Вот пампушки лежат, весом каждая в лян,Возвышаясь горою над блюдом.Сколько подано яств – до пятнадцати смен,А любое покажется чудом!А молочные кушанья! Что их вкусней?Их готовили с медом топленым.Но не хуже и жареные потроха,Что приправлены сахаром жженым.И бутыли отборнейших рисовых винВзор гостей привлекают недаром:Если в чашу нальешь да глоток отхлебнешь –Не сравнишь и с небесным нектаром!Вот и чай подают. Сколько разных сортов!О божественный чай из Янсяня!Лучше всякой корицы его аромат,Нет прекраснее благоуханья!Приготовлено все, чтобы гости моглиПировать беззаботно и праздно,И куда ни взгляни – все на этих столахТак чудесно и разнообразно!

Затем позвали шутов. Они пели, плясали, играли на дудках и бренчали на струнах, даже разыграли целое представление.

Наставник со своими учениками весело провели целый день в обществе князя и его сыновей. Незаметно наступил вечер, и пирующие стали расходиться. Князь приказал быстро постелить постели и натянуть пологи в беседке, после чего предложил Танскому монаху и его спутникам расположиться на ночлег, с тем чтобы на следующий день с самого утра возжечь фимиам, помолиться и начать обучение его сыновей боевому искусству. Монахам подали тазы с теплой ароматной водой для омовения, после чего они отправились спать. Уже наступила пора, когда

Птицы в гнезда уселись,Покой воцарился глубокий.Лег поэт на тахту,Перестал подбирать свои строки.А Река серебристая,Волны свои разливая,Озаряет сияниемНебо от края до края.Опустели тропинкиВ полях у последней заставы,И в ночной полутьмеСловно гуще становятся травы.Все затихло вокруг,Речь людская уже не слышна мне,Только где-то валькиУдаряют о гладкие камни.За извивами рек,За твердыней хребта вековогоМне о крае родномЭти звуки напомнили снова.А над ложем моим,Разгадав мое горькое бденье,Все стрекочет сверчок,Отгоняя во тьму сновиденья.

Ночь прошла. Рано утром старый князь со своими сыновьями снова явился к нашим путникам. При вчерашней встрече Танский монах оказывал князю почести, подобающие его званию, а нынче он уже приветствовал его как равного. Трое княжичей встали на колени перед Сунь У-куном, Чжу Ба-цзе и Ша-сэном и земно поклонились им.

– Досточтимые наставники! Покажите нам еще раз ваше волшебное оружие! – взмолились они.

Чжу Ба-цзе, обрадованный таким обращением, достал грабли и бросил их на пол. Ша-сэн вытащил свой волшебный посох и прислонил его к стене. Княжичи, второй и третий по старшинству лет, бросились к оружию, пытаясь поднять его, но все их усилия были столь же тщетны, сколь оказались бы напрасными потуги стрекозы, пожелавшей сдвинуть с места каменный столб. От напряжения их лица раскраснелись, но они так и не смогли приподнять оружие даже на волосок. Старший брат заметил их смущение и крикнул им: