Путешествие на Запад. ТОМ III

Итак, мы рассказали о том, как Танский монах проявил железное упорство и стальную выдержку и готов был ценою жизни сохранить свое целомудрие и благочестие. Благодаря Сунь У-куну он был спасен.

О том, как путники продолжали идти на Запад, мы рассказывать не будем. Стояла середина лета:

Дождь пролился, и стало все вокруг Еще благоуханнее и краше – Прохладой дышит молодой бамбук, Цветы раскрыли радужные чаши, Душистый пар струится от земли, Тростник пьянящий запах источает, Все склоны гор полынью поросли, Но здесь ее никто не замечает. Потока шум и птичьи голоса Сливаются в единый хор веселый, Над розовым кустом роятся пчелы, И бирюзой сияют небеса.

Наступил праздник лета. Танский монах и его спутники любовались прекрасным летним пейзажем и печалились, что ничем не могут отметить наступивший праздник. Вдруг они увидели впереди высокую гору, преграждавшую им путь. Сюань-цзан придержал коня и, обернувшись, сказал:

– Видишь, Сунь У-кун? Впереди – гора. Боюсь, что там тоже обитают злые духи и оборотни. Нужно быть настороже.

– Не бойся, наставник! – хором отвечали ему ученики. – Ведь мы отдали себя на волю Будды, чего же нам бояться злых духов!

Танский монах успокоился, подстегнул коня и натянул поводья, чтобы скорей добраться до горы. Вскоре путники поднялись на отроги горы, откуда им открылась чудесная картина. Вот послушайте, что об этом написано в стихах:

Высокие горы приблизиться к небу стремились, На горных вершинах стояли стеной кипарисы, Угрюмые скалы красивым узором покрылись, Ползучие травы по каменным граням стелились, И мох одевал их своей бирюзовою ризой. Отвесные кручи гряда за грядою вставали, В глубины земли уходили разверзтые бездны, И взор изумленный притягивали и пленяли Широким окружьем раскинувшиеся дали, Луга и долины в цветочном уборе прелестном. В густых можжевеловых рощах и в кущах тенистых Невидимых птиц раздавались и щебет и пенье, И каждый крылатый певец с превеликим уменьем С другим состязался, таким же, как он, голосистым. Тропинка крутая опавшими лепестками Была словно медью и золотом жарким покрыта, Гремучий поток меж высокими тростниками Стремил свои воды прозрачные, цвета нефрита. В местах, где не знали ловушек, тенет и капканов, Плодились и множились дивные птицы и звери; Козули и лоси, лисицы и обезьяны, Что странникам нашим встречались в пути непрестанно, Не ведали страха и к людям питали доверье. И только порой нарушало звериные игры, И только порой заглушало и щебет и пенье, Подобное грому, глухое рычание тигра, Невольно вводившее в трепет живые творенья. Меж листьев зеленых, таясь, наливались и зрели Плоды, издававшие дивное благоуханье, В высокой траве шелковистой цветы пламенели, Которым доселе никто не придумал названья.

Наши путники, углубившись в горы, очень медленно продвигались вперед и, достигнув вершины, стали спускаться вниз по западному склону, совершенно гладкому и озаренному солнцем. Чжу Ба-цзе решил передохнуть и передал ношу Ша-сэну, а сам взял свои грабли и, размахивая ими, понукал коня. Но тот ничуть не боялся Чжу Ба-цзе и несмотря на все понукания еле плелся.

– Брат! Ты зачем коня погоняешь? – спросил Сунь У-кун. – Пусть идет, как ему удобно.

– Становится поздно, – отвечал Чжу Ба-цзе. – Целый день мы идем без отдыха. У меня уже живот подвело. Нужно поторапливаться! Может быть, нам удастся отыскать какое-нибудь жилье и выпросить подаяние!

– Давайте тогда я попробую. Может быть, мне удастся заставить коня идти быстрее.

С этими словами Сунь У-кун стал размахивать своим посохом и прикрикнул на коня, который вырвал поводья из рук Сюань-цзана и стрелой помчался вперед. А известно ли вам, читатель, почему конь, ничуть не боявшийся Чжу Ба-цзе, испугался Сунь У-куна? Дело в том, что пятьсот лет назад Нефритовый император пожаловал Сунь У-куну звание смотрителя конюшен и поручил ему смотреть за лошадьми. Тогда же ему было присвоено чиновничье звание бимавэнь – избавитель от конской болезни. С того времени все лошади боятся обезьян.

Напрасно пытался Танский монах удержать коня поводьями, это ему не удалось. Тогда он крепко ухватился за седло и дал коню полную волю. Конь отмахал без передышки двадцать ли и стал сбавлять бег, лишь когда очутился на полевой дорожке.

Вдруг где-то вблизи ударили в гонг, и сразу же с двух сторон появилось более тридцати молодчиков, вооруженных копьями, мечами и дубинами. Преградив путникам дорогу, они закричали:

– Эй ты, монах! Куда едешь?

Танский монах задрожал от страха, как в лихорадке, не удержался в седле и свалился с коня. Он быстро отполз к стогу сена у дороги и громким голосом молил:

– О всемогущие повелители! Пощадите меня, пощадите!

Два здоровенных детины, видимо главари разбойников, крикнули ему:

– Отдавай деньги, и мы тебя не тронем!

Тут только Танский монах понял, что имеет дело с грабителями. Он приподнялся с земли и стал их разглядывать:

Один был темноликий и клыкастый, Как дух, что со звезды Тай-суй спустился. Второй же, что пред ними появился, Был словно дух звезды Санмынь – глазастый. Таких страшилищ двух узреть воочью Никто б не пожелал, ни днем, ни ночью! И тот, со злыми круглыми очами, И тот, чьи зубы изо рта торчали, По ветру космы алые, как пламя, И бороды густые развевали. В больших тигровых шапках были оба, В собольих шубах и в одежде бранной, И оба лютою пылали злобой, Оружием размахивая рьяно. Один держал тяжелую дубину, Усеянную волчьими клыками, Другой же в суковатую лозину Вцепился волосатыми руками. И оба, в ярой соревнуясь силе, На тигров сычуанских походили.

Внимательно разглядев обоих главарей, Танский монах убедился в том, что один свирепее другого. Он подошел к ним, молитвенно сложил руки, прижал их к груди и сказал:

– О всемогущие повелители! Я бедный монах, иду из далеких восточных земель на Запад за священными книгами. Меня послал Танский император. С того дня, как я покинул Чанъ-ань – столицу моего государства, прошло много дней и лет. Если у меня и были кое-какие деньги на дорожные расходы, то они давно уже израсходованы. Мы, монахи, отрешившиеся от мирских сует, живем одними подаяниями. Откуда же у нас богатства?! Умоляю вас, повелители, будьте снисходительны и позвольте мне продолжить мой путь!

Тогда оба главаря вывели вперед всю шайку, и один из них сказал:

– Мы здесь, словно тигры, задерживаем путников. Дорога в наших руках и нам нужен выкуп за нее, ничего больше. Какие еще могут быть снисхождения?! Если у тебя и в самом деле нет ничего, живей снимай с себя свою рясу и оставь нам белого коня. Тогда мы пропустим тебя!

– О великий Будда! – воскликнул Танский монах. – Да на что вам мое рубище? Оно все в заплатах: вот одна, вот другая. Все это собрано из одних лоскутков. Если вы отнимете мое рубище, то тем самым погубите меня. И хотя сейчас вы добрые молодцы, в последующем перерождении вы станете скотами!

Услышав такие речи, разбойники пришли в ярость и, подняв свое оружие, накинулись на Танского монаха. Тот ничего не стал им больше говорить, но в душе подумал: «Эх вы, несчастные! Зря хвалитесь своими дубинами! Вам, видно, неизвестно какой есть посох у моего ученика».

Разбойники так расходились, что остановить их было уже невозможно. Не помня себя от ярости, они принялись колотить Танского монаха. И он, за всю жизнь ни разу не солгавший, на этот раз в отчаянии решился пойти на ложь.

– Почтенные господа, – взмолился он. – Не бейте меня. Со мною вместе идут мои ученики, они немного отстали. Вот у них есть при себе несколько лянов серебра. Заранее обещаю вам его.

– От этого монаха мы в убытке не останемся, – вскричали разбойники. – Ну-ка, ребята, свяжите его!

Все как один навалились на Танского монаха, скрутили его веревками, а затем подвесили высоко на сук дерева.

Тем временем трое злосчастных спутников гнались пешком за своим наставником. Чжу Ба-цзе балагурил и громко хохотал: