Путешествие по Сибири и Ледовитому морю (с илл.)

Отдаленное путешествие, усилия при переходах среди торосов и переправах через полыньи привели наших собак в самое жалкое положение, так что я почел необходимым дать им в Колючине два дня отдыха. Не имея более табаку, мы не имели возможности достаточно запастись кормом для собак, что, при совершенном изнеможении их, принудило меня переменить прежнее намерение описывать берега до самого Берингова пролива, а возвратиться скорее в Нижне-Колымск, от которого находились мы в расстоянии 1060-ти верст. Приближение теплого времени года еще более заставляло нас спешить.

Хотя весьма неохотно, я решился отказаться от моего плана окончить опись северных азиатских берегов, но, с другой стороны, утешался мыслью, что тем не составится важной потери для географии, ибо берега Берингова пролива и Ледовитого моря до острова Колючина уже были осмотрены и подробно списаны экспедицией капитана Биллингса. По соображении всех обстоятельств положено было нам возвратиться. До последней минуты нашего здесь пребывания приезжали на остров новые посетители из окрестных чукотских селений и крайне надоедали нам беспрестанными просьбами и требованиями подарков. Наконец, 17-го апреля вечером оставили мы Колючин, сопровождаемые толпой чукчей, надеявшихся при прощании выпросить у нас еще какие-нибудь подарки.

По полуденной высоте определили мы широту южной оконечности острова Колючина под 67°26'36'' в счислимой долготе 184°24'. Отклонение магнитной стрелки, по соответствующим азимутам солнца, было на 23°26' восточное. Над наклонением ее не могли мы делать наблюдений; наш инклинатор повредился в дороге.

При сильном и резком OSO ветре достигли мы 20 апреля селения Ир-Кайпии и были встречены всеми жителями. Всячески старались они выразить нам свою радость о счастливом возвращении Этеля, а может быть и об успехах мены его на Колючине. Запасы мои были в совершенной целости, и жители из благодарности подарили нам еще несколько тюленей. Приготовление и погрузка отняли у нас два дня. Нам удалось здесь наблюдать двумя секстантами полуденные высоты солнца, по которым определилась широта селения Ир-Кайпии 68°55'16'' при долготе 179°57'' [198] . По соответствующим азимутам отклонение магнитной стрелки было 21°40' восточное. Апреля 23-го оставили мы селение Ир-Кайпию и поехали на запад по берегу, причем можно было нам вторично наблюдать и проверять как расстояния, так и положение описанных мест.

198

Капитан Кук по корабельному счислению определил положение Северного мыса или Ир-Кайпии под 68°56' широты и 180°29' долготы.

Прежде описания возвратного нашего пути нелишним, кажется, будет сказать несколько слов о чукчах, народе столь замечательном и столь мало известном, хотя по краткости времени сведения, нами собранные, не могли быть ни весьма обширны, ни подробны.

Чукчи обитают на северо-восточной оконечности Чаунской губы до Берингова пролива – с одной стороны, и от реки Анадыра и верховьев Сухого Анюя до Ледовитого моря – с другой. Соседние с ними народы – на юг коряки, на запад чуванцы и анюйские юкагиры.

Названия двух рек Большая и Малая Чукочья, впадающих с западной стороны в устья Колымы, заставляют предполагать, что чукчи занимали некогда гораздо большее пространство земли и что ленские казаки, покорив берега реки Колымы, вытеснили их отсюда. Такое предположение еще более подтверждают предания, сохранившиеся между жителями Колымского округа, о частых, опустошительных набегах чукчей на первобытные русские поселения по левому берегу реки.

Говорят, что тогда получили свое название Погромное и Убиенное урочища. На берегах средней части реки Колымы обитали некогда омоки, о которых было уже выше говорено. По преданию, этот многочисленный и сильный народ в короткое время почти совершенно истребился поветриями, голодом и другими бедствиями. Остававшиеся в живых бежали из своей родины, и ее заняли русские, якуты и другие народы. Омоки укрылись на север и там погибли отчасти на торосах и льдах моря, отчасти в боях с индигирскими тунгусами, в то время еще воинственными и многочисленными. Вот все, что мог я узнать о судьбе омокского, некогда столь замечательного поколения. Единственным памятником существования его остается название местечка Омокское юртовище, лежащего на берегах Индигирки.

Одинаковая с ними судьба постигла шелагов, обитавших на приморской тундре, лежащей к востоку от Колымы. Они были вытеснены отсюда чукчами. От шелагов получил свое название Шелагский мыс. Чукчи называют этот народ чауаджан, или чавача, а вместе с тем реку и губу Чаунскими, или Чаванскими.

От одного корня с шелагами происходят тунгусы и вполне могут считаться кочевым народом, ибо хотя и не вынуждаемые необходимостью, часто переменяют они свои жилища. В непостоянном образе жизни, ни к чему их не привязывающем, должно, кажется, искать причины беззаботности и веселости характера, чем так отличаются тунгусы от чукчей; и чукчи переходят также с места на место, но у них гораздо более оседлости, нежели у других кочевых народов. Чукчи собирают запасы, и только скудность пастбищ и недостаток корма оленям могут принудить их переменить жилье.

Наклонность чукчей к оседлой жизни проявляется и в бережливости, даже скупости, качествах, совершенно несвойственных кочующим народам. Самая одежда чукчей – широкая, неуклюжая кухлянка и длинные меховые шаровары – приспособлена к сидячей жизни. Напротив, короткие в обтяжку штаны и узкий санаях (род кафтана или старинного фрака) совершенно соответствуют беспрестанной движимости тунгусов, вообще от всех своих соседей отличающихся проворством, легкостью и всегдашней веселостью, так что мы обыкновенно называли их французами тундры.

Оленные чукчи, называющие себя танныгк, занимают гористую часть страны и, составляя значительнейшее народонаселение, могут почесться владетелями Чукотской земли.

На берегах Анадырского залива обитает народ, называемый чукчами онкилон, т. е. морские, от которого они совершенно отличаются телосложением, одеждою и языком. Капитан Биллингс в описании своего путешествия по Чукотской земле показывает сходство языка этого народа с языком кадьякских алеутов, которые одного происхождения с гренландцами.

По преданию, народ онкилон 200 лет тому занимал весь азиатский берег от Шелагского мыса до Берингова пролива. Предание подтверждается тем, что на всем протяжении здесь видны следы хижин, совершенно отличных от тех, в каких обитают горные чукчи. Судя по остаткам, хижины эти были несколько углублены в землю и покрывались китовыми ребрами и землею. Сильная вражда между онкилонским старшиной Крехаем и главой оленных чукчей Ерримом превратилась в междоусобие. Крехай был разбит и бежал со своим народом. С тех пор берег опустел.

Жители деревни Ир-Кайпии, где, по преданию, Крехай несколько времени скрывался, рассказывали мне о нем следующее: он убил чукотского старшину Еррима и был преследуем сыном его, долгое время скитался и, наконец, скрылся на мысе Ир-Кайпии, где доселе видна природная стена, за которой он поселился. Но молодой чукча Еррим, жаждая мщения за смерть отца своего, нашел средство ворваться туда и умертвить сына Крехая. Хотя, по понятиям здешних жителей, кровавая месть была тем удовлетворена, но, вероятно, Крехай все еще имел причину страшиться преследований своего непримиримого врага.

Потому ночью спустился он по ремню со скалы в приготовленную для побега лодку и, думая обмануть своих неприятелей, поплыл сперва на восток, но потом повернул на запад и достиг Шалаурова острова, где укрепился в землянке, развалины которой мы видели. Туда собрались мало-помалу все его родные, и вскоре на 15-ти байдарах убежали в незнакомую землю, в ясные солнечные дни видимую с мыса Якана. На следующую зиму скрылся еще один чукча, родня Крехая, со своими домочадцами и оленями; подозревают, что и он также удалился в ту заморскую землю.