Путешествие по всему миру на «Буссоли» и «Астролябии»

^{Гравюра по рисунку Жана Пирона из атласа «Путешествие в поисках Лаперуза и путешествие Лаперуза».}

^1800 г.

Когда я готовился к отплытию, «Астролябия» передала сигнал, что у нее на борту пожар, которые поверг меня в сильнейшее беспокойство. Я немедленно отправил шлюпку ей на помощь, однако она не прошла и половины пути, как был передан второй сигнал о том, что пожар потушен. Вскоре после этого мсье де Монти сообщил мне посредством рупора, что в каюте отца Ресевера, расположенной на юте [225] корабля, загорелся ящик с кислотами и другими химическими жидкостями, от которого по всем палубам распространился настолько густой дым, что было очень трудно установить источник возгорания. Наконец, удалось выбросить ящик в море, и это происшествие окончилось без каких-либо последствий.

225

Ют (от нидерл. hut) — кормовая надстройка судна или кормовая часть верхней палубы.

Внутри ящика, вероятно, разбилась одна из склянок с кислотой, которая смешалась со спиртом из другой склянки, также разбившейся или плохо запечатанной, что и вызвало воспламенение. Я похвалил себя за то, что в самом начале экспедиции приказал поместить подобный ящик, принадлежащий аббату Монже, на корме фрегата под открытым небом, где можно было не опасаться пожара.

Остров Норфолк, несмотря на то что его склоны очень круты, едва ли возвышается на семьдесят или восемьдесят туазов над уровнем моря. Сосны, которых здесь очень много, относятся, вероятно, к тому же виду, который произрастает на Новой Каледонии и Новой Зеландии.

Капитан Кук сообщает, что обнаружил здесь капустную пальму в большом количестве, и желание добыть ее плоды было не последней причиной нашей остановки здесь. Однако эти пальмы, вероятно, очень малы, ибо мы не увидели ни одного дерева этого вида.

Поскольку остров Норфолк необитаем, он весь покрыт морскими птицами, прежде всего фаэтонами с длинным красным оперением. Мы также видели много олушей и чаек, но ни одного фрегата.

Песчаная мель, над которой глубина составляет от двадцати до тридцати саженей, простирается на три-четыре лье к северу и востоку от острова и, возможно, в другие стороны, однако возле западного берега мы не бросали лот.

Во время стоянки мы поймали на этой мели несколько красных рыб, которых называют капитанами на Иль-де-Франсе, или сардами [226] : из них получилось отменное кушанье.

В восемь часов вечера мы снялись с якоря, и вначале я взял курс на вест-норд-вест, а затем постепенно стал уваливаться к зюйд-вест-тень-весту на зарифленных парусах, постоянно промеряя дно над мелью, где мы могли сесть на возвышение дна. Однако грунт, напротив, оставался на удивление ровным, и глубина понемногу возрастала по мере нашего удаления от острова. В одиннадцать часов вечера, когда мы находились в десяти милях к вест-норд-весту от наиболее северного мыса острова Норфолк, лотлинь длиной шестьдесят саженей не обнаружил дна.

226

Представители семейства луциановых отряда окунеобразных.

Ветер установился на ост-зюйд-осте, с порывами, приносящими туман. Однако в промежутках между ними погода была очень ясной. На рассвете я взял курс на Ботанический залив, от которого мы уже находились не далее трехсот лье. 14 января вечером, когда солнце уже село за горизонт, я передал сигнал лечь в дрейф и промерить глубины лотлинем длиной двести саженей. Подводное плато вокруг острова Норфолк внушило мне идею, что оно может продолжаться до Новой Голландии, однако это предположение оказалось ложным, и мы пошли дальше. Мой ум освободился от одного из заблуждений, ибо я был почти убежден в этом мнении.

Ветра между ост-зюйд-остом и норд-остом не прекращались, пока мы не оказались в виду Новой Голландии. Днем мы проходили много, но очень мало ночью, поскольку прежде нас еще ни один мореплаватель не следовал этим маршрутом.

17 января, когда мы находились на 31° 28' южной широты и 150° 15' восточной долготы, нас окружило бесчисленное множество чаек, что заставило нас предположить, что мы проходим мимо какого-то острова или скалы. Несколько пари было заключено, что мы откроем новую сушу прежде прибытия в Ботанический залив, от которого нас отделяло лишь сто восемьдесят лье. Эти птицы сопровождали нас, пока мы не оказались в восьмидесяти лье от Новой Голландии. Вполне вероятно, что мы оставили позади островок или скалу, где подобные птицы находят пристанище, ибо возле обитаемых земель они обычно не столь многочисленны.

После острова Норфолк, пока мы не оказались в виду Ботанического залива, каждый вечер мы бросали лотлинь длиной двести саженей, но обнаружили дно лишь в восьми лье от берега, где глубина составила девяносто саженей.

^{Флагман Первого королевского флота Англии, под командованием Артура Филлипа входящий в Ботанический залив.}

^{Английская гравюра. Начало XVIII в.}

24 января 1788 г. «Буссоль» и «Астролябия» зашли в Ботанический залив, где обнаружили стоящий там с 18–20 января Первый флот, направленный для начала колонизации Австралии с полуторой тысяч англичан. Хотя Лаперуз и не встретился с адмиралом Артуром Филлипом, ушедшим в поисках лучшего места в Порт-Джексон, англичане приняли Лаперуза любезно, но отказались снабдить его корабли большей частью необходимого ввиду того, что он не имел достаточных средств для оплаты.

Лаперуз отдал письма, принял на борт свежую воду и 10 марта вышел в море, чтобы посетить Новую Каледонию, острова Санта-Крус, Соломоновы острова и восточный и южный берега Австралии. Больше его и его людей никто не видел.

Мы увидели сушу 23 января. Она была невысока, и едва ли ее можно было увидеть с расстояния более двенадцати лье. Ветра тогда стали весьма переменчивыми, и мы столкнулись, подобно капитану Куку, с течениями, которые каждый день относились нас на пятнадцать минут к зюйду от нашего счисления. Поэтому весь день 24 января мы провели, лавируя против ветра в виду Ботанического залива, не имея возможности обогнуть мыс Соландер, который по пеленгу находился в одном лье к норду от нас. Ветер дул с большой силой из этой стороны света, и наши корабли были не настолько ходкими, чтобы одновременно преодолевать противодействие и ветра, и течений.

Однако в этот же день перед нами предстало зрелище, какого мы не видели после отплытия из Манилы: английский флот стоял на якоре в Ботаническом заливе, мы хорошо различали его вымпелы и флаги.

Так далеко от дома все европейцы — соотечественники, и мы с величайшим нетерпением желали скорее встать на якорь. Однако на следующий день погода была настолько туманной, что суша скрылась из виду. Мы смогли войти в Ботанический залив лишь 26 января в девять часов утра. Я отдал якорь в одной миле от берега, располагавшегося к северу от нас, на семи саженях, на хорошем грунте из серого песка, имея на траверзе еще одну бухту.

Когда я готовился к маневру в проходе, ко мне на борт по приказу капитана Хантера, командующего английским фрегатом «Сириус», прибыли лейтенант и мичман. Они предложили нам любые услуги, зависящие от него, впрочем, сообщив также, что они вскоре уходят на север, и потому обстоятельства не позволяют им предоставить нам ни продовольствия, ни пороха, ни парусины. Таким образом, их предложение услуг ограничивалось пожеланиями успеха в нашем дальнейшем путешествии.

Я послал офицера, чтобы выразить свою признательность капитану Хантеру, у которого в это время якорь был уже почти поднят и марсели поставлены, и сообщить ему, что все мои потребности ограничиваются древесиной и водой, которые мы легко добудем в этом заливе. Я сознавал, что суда, которые прибыли основать колонию в таком отдалении от Европы, не могут быть чем-то полезны мореплавателям.