Путешествие в страну ночи
Шрифт:
– Гриппен?
– сказала Лидия.
– Разве он не Мастер Антеи и Эрнчестера?
– Да, но птенцы подчас выступают против тех, кто их создал.
– Он шевельнул руками. Сквозь прозрачный пергамент пальцев проступали тени по-птичьи тонких косточек.
– Мастер обладает огромной властью, но... Антея - крепкий орешек. Гриппен не доверял ей, хотя все Мастера до конца не доверяют своему выводку. Между Антеей и Гриппеном всегда пролегала некая полоса отчужденности и ненависти. Думаю, он никогда бы не сделал ее вампиром, если бы не сознавал, что рискует потерять Эрнчестера.
– Так они... Разве они не стали вампирами одновременно?
–
Она покачала головой. Когда Исидро забирал чашку, Лидия обратила внимание, что одежда теперь висит на нем, как будто внутри нет ничего, кроме костей.
– Благодарю вас, - тихо сказала она.
Он сделал движение, словно хотел подать ей руку, но затем передумал. Некоторое время они смотрели друг другу в глаза, и Лидия подумала ни с того ни с сего, что надо еще что-то сказать...
Первым глаза отвел он. Двинулся к дверям, обернулся:
– Я побуду здесь, пока не начнет светать. Завтра засов на двери починят. Все эти свои штуки снова повесьте на окно. Я не сомневаюсь, что он узнал ваш адрес от Кароли и теперь от вас не отстанет...
Лидия содрогнулась. Как хорошо, что с ней будет хотя бы Маргарет!
Исидро склонил голову набок, прислушался.
– Она спит.
– Хотел добавить что-то еще, но не добавил, словно не желая лишний раз поминать мисс Поттон.
Надо еще что-то сказать... Они стояли и смотрели друг на друга. Наконец Исидро сел на стул, на котором только что сидела она, и скрестил руки на груди. Лидия сняла с плеч его плащ и, отдав Исидро, двинулась вверх по лестнице.
Действительно, Маргарет спала. Перед тем как забыться, она только расшнуровала корсет и вынула заколки, словно сон застиг ее внезапно. Лицо ее в свете ночника казалось очень несчастным. Руки у Лидии дрожали. Раздевшись, она сочла свет слишком ярким и хотела убавить фитиль. Подошла к ночнику и увидела полдюжины бумажных листков, лежащих вразброс вокруг корзинки с рукоделием.
Такое впечатление, что мисс Поттон читала их перед тем, как заснуть, а потом они выскользнули у нее из-под подушки. Лидия собрала листы. Чернила были современные, а вот почерк - явно елизаветинских времен.
Это были сонеты.
О мраке. О зеркалах. О бесконечных дорогах в ночи. Один из них Маргарет разорвала на четыре клочка. Лидия сложила их воедино.
И все поняла.
Темнее меди кровь на когте льва,
На мраморе - как розы лепесток.
Сравню ее горячий алый ток
С вином, и все же кровь не такова.
Кровь опьяняет, но помимо грез
Дарует жизнь и разум. Разлита
В ней светлая живая теплота,
Что звонче меди и нежнее роз.
Я видел медный локона отлив
И розу уст, что горестям назло
Слагается в улыбку, подарив
Иное, позабытое тепло.
Но плоть, что безвозвратно умерла,
Увы, другого требует тепла.
Листы были скомканы. Должно быть, Маргарет хранила их на самом дне своей корзинки. Бог весть, где и как она стащила их у Исидро.
Лидия разложила бумаги на полу так, как они лежали раньше, и увернула фитиль.
19
Странный клад для вампира...
И тем не менее. Серебряные ключи от автоматического
английского замка. Целиком из серебра. Подковырнув красный изразец, Эшер долго смотрел, как они мерцают в открывшемся тайнике.Местная работа. Скорее всего посеребренная бронза - иначе они просто погнутся в замке. Эшер взял ключи и взвесил на ладони. Даже в перчатках ни одному вампиру их долго не удержать. Разве что Мастеру Константинополя, который настолько стар, что может безнаказанно прикасаться к осиновому древку своей алебарды и носить на шее серебряное лезвие в толстых ножнах.
Сердце Эшера неистово колотилось, когда он опускал ключи в свой жилетный карман. Положил на место изразец, закрыв тайник, придвинул черно-белый стол. Пламя свечи колыхнулось, порхнули тени, и Эшеру вновь померещилось, что в дверном проеме стоит и безмолвно наблюдает за ним Олюмсиз-бей.
Но он знал, что такого произойти просто не может. У Олюмсиз-бея этой ночью была назначена встреча с одним из его деловых партнеров; вампир сам отвел Эшера наверх и запер на ключ.
– Я приношу извинения, - сказал Бей, - за моего Зардалу. Коварен и дерзок, как и все дворцовые евнухи. Он нуждался в хорошей встряске, чтобы вспомнить свою любовь ко мне.
– Янтарные глаза сузились, впились в лицо Эшера. В обманчивом свете лампы Мастер Константинополя, казалось, был целиком выточен из янтаря. Серьга в ухе пылала, как третий глаз.
– Уверен, ты и сам понял, что он лжец, - продолжал Олюмсиз-бей.
– Он откровенничает лишь в тех случаях, когда надеется на добычу.
– Он поведал мне немало странного об этом доме.
– Эшер скрестил руки и взглянул в оранжевые глаза, изгнав из памяти образ отмычки, лежащей под ковром.
– Дважды объяснил, как выбраться наружу.
– Эшер солгал, желая услышать, что скажет на это Мастер.
Брови Олюмсиз-бея вздернулись, став похожими на диакритические значки, а рот покривился в усмешке.
– Я смотрю, ты не воспользовался его советами. Обмануть Саида нетрудно.
– Оба раза Зардалу описывал дорогу по-разному, - сказал Эшер.
– И я слышал, как они толковали об играх с дичью, за которой они гоняются в темноте по дому. Кроме того, я слышал крики бедного юноши и визг девчонки.
Еще один диакритический значок возник в уголке бесцветных губ вампира, и Эшер подумал, что неспроста птенцы приводят добычу своему Мастеру. Должен быть в этом какой-то резон.
Зардалу был прав.
Что-то держит Бея в Доме Олеандров.
"Эрнчестер?
– размышлял Джеймс, осторожно прокрадываясь вдоль стены римского дворика и стараясь не наступать на растущую меж плит высокую траву - Бессмыслица! Почему он послал за Эрнчестером именно сейчас, а не год назад, не сто лет назад?.. Почему не в июле, когда рухнула власть султана? Если Бей вызвал Эрнчестера на помощь против других вампиров, о которых проговорился Зардалу, зачем тогда держать графа в этой усыпальнице, где он должен испытывать такие муки?"
Месть?
Эшер содрогнулся, пробираясь на ощупь среди колонн старого крыльца. Да, Бей мог ждать подходящего случая очень долго.
И все равно! Вызвать графа из Лондона, где тот, по сути, угасал, и заманить в город, в котором он провел восемнадцать месяцев, еще будучи живым человеком? Спустя двести пятьдесят лет?
И при чем тут этот "другой вампир"?
Что за машину затеялся строить Олюмсиз-бей? Для чего ему понадобился лед, тающий за серебряной решеткой усыпальницы?