Путешествие в Туркмению и Хиву в 1819 и 1820 годах

Июля 8. В вечеру морские офицеры пригласили нас на корвет, откуда поехали к домику, на берегу лежащему, называющемуся Морскими Банями.

Мы плыли мимо развалин большого Керван-Сарая скрытого под водой в расстоянии полуверсты от берега; из воды показываются только одне башни. Неизвестно, когда и как сие здание погрузилось в море; надобно полагать, что сие произошло от землетрясения. — Глубины в сем месте — до трех сажен; здесь замечено что каждые тридцать лет море переменяет свои берега значительною прибылью или убылью;{8} весь край сей заслуживает особенное внимание по горючему и нефтяному свойству земли и по большим развалинам зданий, коих везде много, и которые могут служить для исторических исследований.

Июля 13. В вечеру Шкоут Св. Поликарпа отправился на остров Сару с выездной командой для заготовления дров и воды.

Июля 17. Мы перебрались совершенно на корвет — и 18-го в 6 часу вечера снялись с якоря, направив путь свой к острову Сара. Ветер был N. и довольно свежий; плавание наше началось очень успешно. Сколько я не перемогался, но не мог избегнуть общего недуга садящихся в первый раз на морские суда. — Ночью ветер утих; мы штилевали, а к рассвету поднялся S. O. по которому 19 го числа весь день лавировали и подвинулись вперед очень мало.

Июля 20. Ночью сделался штиль и мы стояли 2 1/2 часа на якоре; по утру открылся нам остров Сара, и в 12 м часу мы бросили якорь в рейде. — Сошедши на берег, обедали у командира Эскадры Капитан Лейтенанта С. А. Николаева. — Остров Сара имеет вид полу месяца и простирается почти на 8 верст в длину; грунт его ракуша, на которой Русские поселились, обстроились и насадили ивняку; большая же часть острова покрыта камышем. — Прежде не было даже на Саре пресной воды и во всех колодезях вода отзывалась солью; но поселенцы поделали в них срубы и, от частого вычерпывания, оная очистилась.

Шкоут Поликарпа прибыл в Сару за два дни до нас; в нем оказалась довольно сильная течь.

Июля 21. Шкоут Поликарпа отправился в Ленкоран (крепость сия отстоит от Сары в 15 верстах) для запасения себя дровами. — До 24 го мы простояли на якоре; во все продолжение сего времени дождь не переставал.

Июля 24. В 7 часов утра мы снялись с якоря при свежем N. О. Плавание наше продолжалось почти до полуночи; мы шли очень скоро, так что с сим ветром могли бы надеяться на другой день увидеть Туркменский берег; но ветер совершенно утих, и мы не больше 1 1/2 и 2 узлов в час уходили (от 2 до 3 верст). Два дни сряду продолжалась тишина, но проливной дождь не переставал, на третьи только сутки к вечеру погода прояснилась, ночь была прекрасная, — зыбь совсем унялась и сделался штиль; мы подвигалися по ? узла в час.

Намерение наше было приплыть к серебряному бугру, о котором прежде слыхали, но никому из морских наших берега сии не были известны.

Июля 28. Мы увидели Туркменской берег, на котором возвышался бугор; мы приняли его за так называемый Белой или Ах-Тепе; он имеет вид продолговатый и направление к N. О; оконечность его, прилежащая к берегу, менее высока; мы легли на якоре верстах в 7 ми от берега на глубине 4 1/2 сажень. Смотря с Марса в зрительные трубы, нам казалось, что виденное нами были прибрежные кибитки Туркменов, и по сему предположили на другой день высадить меня на берег для обозрения страны, а Армянина Петровича отправить для приведения к нам жителей.

Июля 29. Спустили с Корвета 12-ти весельный баркас, вооружили его 13 фунтовой коронадой, двумя фальконетами и 6 ружейными матросами; всего нас было на баркасе 24 человека, и как мы полагали в тот же вечер возвратиться, то и взяли с собой сухарей и воды только на один день. — Проплыв на веслах часа полтора, мы бросили дрек саженях в 30 от берега по причине малой глубины, и перенесли на оной ружья и платья, на берегу саженях в 10 от воды были ветром нанесенные песчаные бугры, покрытые кустарником; взойдя на один из них, я увидел в трубу, что мнимой белой бугор есть целая гора, которая должна зависеть от другой цепи гор; она лежала верстах в 10 от нас, и казалась отделенною морем; и так мы полагали себя на острову.{9}

Я предполагал сперва идти от сего места к Северу для отыскания залива или култука, в котором скрываются Туркменские киржимы {10}; но по словам артиллерийского унтер-офицера Добрычева, Петровича и одного матроса Агеева, которые прежде здесь бывали, решился я искать залива сего Южнее, подвигаясь к Астрабаду, полагая также найти реку в той стороне; почему и пошел вдоль берега с четырьмя матросами и Петровичем, а Лейтенант Юрьев равнялся с нами на Баркасе, в котором находились остальные люди. — Однако прежде похода, вырыли мы на сем месте колодезь, коего вода оказалась соленою. Прошедши по берегу верст 15 по следам верблюжьим, конным и босых ног, увидели за кустами шест, на коем навязан был флюгерок, по сему признаку предполагал я, что здесь должен быть Туркменской Киржим и стал продираться к нему чрез кусты, но вместо того увидел песчаной бугор, на котором собрано было множество сухих прутьев и посреди их стоял высокой шест с флюгером; неудача сия меня очень огорчила, я безуспешно мучился целой день в песке на солнце. В три часа по полудни решился уже возвратиться на корвет, оставя Петровича на берегу для отыскания кочевья Туркменского. — Мы собрались, но вдруг сильный ветр поднялся с моря; отплыв с полверсты от берега, мы не могли идти далее, волна заливала нас, Юрьев предлагал воротиться; я решился и мы опять привалили к берегу на ночлег. Сильной ветер сей, или бурун меня очень беспокоил тем более, что он мог продлится целую неделю, а мы были без хлеба и без воды; к тому ж мы опасались внезапного нападения от Туркменов; — для чего вытащив оба фальконета на берег, заняли два бугра, обвелись цепью, и таким образом расположились ночевать. Песок засыпал нам глаза и уши; ночью мы очередовались с Юрьевым, обхаживая часовых, и развели большой огонь, чтобы дать о себе известие на корвет. Я вырыл еще два колодца, но вода в них была так солона, что невозможно было ее пить. — В вечеру Петрович возвратился к нам, не нашедши ни одной живой души. — Таким образом мы провели всю ночь в песках, усталые и томимые сильной жаждой.

Июля 30. Положение наше час от часу становилось неприятнее; бурун не уменьшался, сухари приходили к концу, жажда усиливалась, люди стали даже употреблять морскую воду, обмакивая в нее остальные сухари свои. — Мы были в крайности; — я решился идти в степь к виденным В дали буграм, в надежде найти кочевье или пресную воду. — Приказав Юрьеву передвинуть лагерь ближе к берегу, собраться более в кучу и оставить только один передовой пикет, я пошел, как вдруг увидели мы, что баркас наш совсем затопило; все бросились в волны, — каронада оставалась на баркасе, ее выбросили за борд, и судно с трудом встащили на берег; оно было несколько повреждено. — После сего я вооружился, и пошел в степь с Артиллерийским Унтер-Офицером, Петровичем, 4-ю ружейными матросами и двумя лопатниками, решившись достигнуть дальных берегов. Мы шли версты четыре сыпучими песками и измучились, как вдруг стали вязнуть и очутились по колено в черной иловатой земле среди обширного высохшего соленого озера. Тут я уверился в оптическом обмане производимом сими озерами; сколько раз казалось мне видеть вдали воду и людей на берегу ее, но приближившись встречал кусты и вязнул во мнимых заливах. — Должно было возвратиться, — на обратном пути я еще вырыл три колодезя, но вода везде была соленая. — Тут я испытал средство, слыханное мною в Персии, для скорейшего скопления воды в колодезях стрелять в оные; средство сие хорошо удалось; но недоставало желаемой пресной воды. Возвратившись к берегу, и не находя никаких более способов добыть воды, я решился сидеть у моря, и ждать погоды.

Наконец море начало утихать, и мы предположили в вечеру, облегчив баркас, отправить его к корвету с унтер-офицером и 13-ю гребцами.

Июля 31. С восхождением луны баркас был отправлен; — я написал записку к Пономареву, прося его прислать нам средства к продовольствию, прибавив, что в случае какого либо несчастья, отправимся пешком в Астрабад. — До полдня баркас возвратился, — нам прислали продовольствия только на один завтрак, и Пономарев чрез письмо просил меня возвратиться. — Море к тому времени стало тише, мы нагрузили баркас и по двух или трех часовом плавании прибыли к корвету.

По сделанным наблюдениям высоты солнца оказалось, что мы стояли под 37°-24’-37’. Северной широты. — По карте Графа Войновича, приложенной в описании его путешествия к сим берегам, должно было полагать, что мы точно перед белым бугром, а по карте, которой следуют мореходцы, мы стояли гораздо Севернее, и потому заключали, что находимся у зеленого бугра. — Нас более в сем последнем мнении удостоверяло то, что Астрабадских гор не было видно, почему и решились спускаться к Югу для отыскания белого бугра, и в тот же вечер снялись с якоря. — Ветер был почти противный и потому очень медленно подвигались.

Августа 1. В Воскресенье поутру во время обедни сказали нам, что три киржима Туркменских показались около берегов; мы вышли на палубу и увидели их 10, они плыли на парусах к Северу. — Нам надобно было хотя один из них остановить, и потому сделали холостой выстрел из коронады: но они, не поняв нашего знака спешили уплыть; по ним пустили два ядра, которые не долетели, наконец спустили шестерку с вооруженными людьми, и Петровичем; шестерка едва успела отрезать дорогу последнему Киржиму, которой, видя себя захваченным, привалил к берегу. Народ находившийся на оном, в числе 5 мужчин и 3 женщин разбежался в кусты; наши выбрались на берег; Петрович остановил одного Туркменца, и уверил его в дружеских наших расположениях; народ возвратился из кустов и просил помилования; их уверили, что им нечего опасаться, и, отпустив прочих, взяли с собою одного только хозяина Киржима, он назывался Девлет Али; шестидесятилетний старик сей был из почетного сословия. Сколько мы ни старались обласкать и угостить его, но он не доверял нам, полагая себя в плену, был грустен и ожидал несчастной участи. По сделанным расспросам оказалось, что мы прибыли точно к белому бугру, и что серебряной бугор лежит несколько Южнее. —