Путешествие вокруг стола
Шрифт:
– Патриотизм – патриотизмом, а лотерея – лотереей, – ворчал Уткин. – Куда запропастилась машинистка? Чую, плакали наши денежки.
В это время в канцелярию примчалась машинистка – бывшая портниха. Она высыпала на стол Бумбелявичюса 34 лита и сообщила, что два билета еще не продано. Сидевший у стола четвертого помощника еврей просительно уставился на женщину.
– Бы тоже хотите?
– А что это такое?
– Лотерейный билет. Разыгрывается семиструнная гитара.
Еврей поморщился, но выложил деньги. – Господа, кончено! – вскричал Бумба-Бумбелявичюс, выгребая из стола в шляпу самодельные билетики. – Начнем! Жизнь – это лотерея. Билет – это человек. Счастливый билет – это выигрыш…
Чиновники инспекции облепили стол Бумбелявичюса. Аугустинасу доверили тянуть жребий, а Уткин, забыв про
Стояла мертвая тишина.
– 117! Пусто.
– Пусто, говоришь? – метался Пискорскис. – Значит, пусто… Ну, валяй дальше, живы будем – не помрем.
– 53 – пусто…
– 123 – пусто…
Тут затрещал телефон. Трубку поднял Бумба-Бумбелявичюс:
– Доброе утро, ваше превосходительство… Одну минутку, одну минутку, я очень занят, явлюсь непременно, с отчетом… До свиданья, до свиданья…
Судя по всему, звонила важная птица. Но, увлеченный лотереей, Бумба-Бумбелявичюс забыл всякую осторожность. В эту минуту, кроме гитары, его ничто на свете не занимало. Гитара! Под ее переборы он провел всю немецкую оккупацию в Литве, под ее звон переводил жандармам на немецкий язык жалобы и стоны забитых, ограбленных и измученных крестьян. Гитара! Под ее томительные звуки он долгими осенними вечерами соблазнял машинистку одного весьма важного департамента, соблазнял до тех пор, пока суд не позаботился о. содержании плода их взаимной любви. Гитара затмила все!
О выложенной перламутром гитаре мечтал и Пискорскис. Пожилой человек, которому не очень везло в амурных делах, он видел в гитаре прообраз своей молодой привлекательной супруги. Струны гитары, казалось, звучали в унисон со струнами его истосковавшейся души, жаждавшей умиротворения и утешения.
Гитара не давала покоя и Уткину. Она вызывала в его памяти картины прекрасного прошлого, те петербургские вечера, когда он, горячий ревнитель стародавних традиций, в веселой компании слушал цыганские напевы и, опьяненный вином, до одури отплясывал лезгинку и трепака; гитара вызывала в памяти те дни, когда судьба свела его с огневой голубоглазой купеческой дочкой, ставшей спутницей его нелегкой жизни.
Напряжение все возрастало. Всем хотелось за один лит выиграть гитару.
– 18 – пусто…
– 95 – пусто…
– 46 – пусто… 12…
– Простите, – вмешался Пискорскис, – это, кажется, мой номер. Взгляните, господин Уткин, в список.
– Пусто, – развернул билет Аугустинас.
– Пусто, говоришь?… Пусто… – взволнованно лепетал Пискорскис. – Как и на душе.
– Вы говорите пусто, как на душе. Я не согласен. Пусто, как в кармане, – подхватил мысль Пискорскиса Пищикас и, усмехнувшись, закурил.
– Есть! – вскричал Аугустинас. – 37 выиграл!
– Господин Уткин, чей 37?
– Подождите, подождите… 37… 37… – подождите. Барадавичюс! Барадавичюс!!!
– Господин референт выиграл гитару!
– Алло, алло! – подняв трубку, оживленно заговорил Бумба-Бумбелявичюс. – Барышня, попрошу господина референта. Господин референт? Мое почтеньице! Пожалуйте в инспекцию – вас ждет сюрприз.
Под председательством Бумбы-Бумбелявичюса был составлен следующий документ: «Протокол лотереи Гитары. 26 октября сего года в присутственное время в балансовой инспекции состоялся розыгрыш семиструнной гитары фирмы „Юлий Генрих Циммерман“, принадлежащей помощнику инспектора Бумбе-Бумбелявичюсу. Комитет, избранный в составе второго помощника Уткина, машинистки Бумбелявичюте и постороннего лица Мордуха Хацкеля, прож. в Каунасе, ул. Заменгофа и т. д., вынес решение о передаче ее в полную собственность и безраздельное пользование референту министерства Барадавичюсу, как вышестоящему и выигравшему. Подписи».
– Легки на помине, – живо обратился к появившемуся Барадавичюсу Бумбелявичюс. – Доброго здоровьица… Господин референт, примите сию игрушечку…
– Гитара, гм… – загадочно буркнул референт. – Гм. Неплохая гитара, хм… ничего себе гитара… так себе гитара… Гитара как гитара!.. Скажите, какой сюрприз!
Все участники лотереи замерли – долголетний владелец
разыгранного инструмента готовился произнести речь. Бумбелявичюс вышел на средину канцелярии и сказал:– Заранее прошу прощения. Я, как всегда, совершу небольшую экскурсию в связи с данной гитарой. Как известно, есть много поговорок. Но одна из них гласит: друг познается в беде. Так случилось и со мной. Перед мировой войной служил я в одном потребительском обществе. Я был молод, жизнерадостен и приставлен к деньгам. Однажды на меня нашло затмение, и я совершил… Ну, что я совершил, это неважно. Важно, что совершил. А потом – ни чести, ни куска хлеба. Однако у меня была гитара, та самая гитара, которую вы видите. Кто-кто, а она меня понимала, она нашептывала мне, что придет время, когда разомкнутся оковы чужеземного гнета. Воспрянет ото сна народ, будет создано новое государство. Да, господа. Моя гитара была провозвестницей нашей независимости, нашей свободы, нашего благополучия. Позвольте мне сегодня, господин референт, пожать вам руку, как соратнику, как брату, как сыну одной матери-родины. В ваши руки, господин референт, я передаю своего лучшего друга, все свое прошлое, всю свою душу…
Дрожащей рукой Бумба-Бумбелявичюс взял со стола гитару, облобызал ее и вручил Барадавичюсу.
В свою очередь Барадавичюс тоже попросил слова. Он поставил перед собой гитару и, опершись руками о гриф, заговорил:
– Есть повод. Изумительный повод. Не могу молчать. Не могу не обратиться к своему коллеге господину Бумбелявичюсу и его сотрудникам. Так в чем же дело? Дело в следующем. Я, как вам известно, тружусь на ниве финансов. И не скрою – не без помощи господина Бумбелявичюса. Он меня, как ту птичку божью, поймал и посадил в клетку. В золотую клетку. Спасибо за все. Теперь касательно гитары. Гитара напомнит мне его доброе сердце. Она напомнит мне нечто большее. Она напомнит, что я, господин Бумбелявичюс, и, наконец, все мы танцуем под одну музыку. А ее, как известно, делает начальство. Без этой музыки наша жизнь была бы пустой, как ваши лотерейные билеты. Приемлю сию гитару с чувством глубокой благодарности и уважения.
Тем временем Пискорскис приготовил все для съемки. Посреди канцелярии на треноге стоял аппарат, покрытый черным сатиновым платком, вокруг озабоченно суетился сам великий художник. У двери в кабинет директора были составлены стулья, на которых рассаживались участники и свидетели этого волнующего события.
Бумба-Бумбелявичюс с Уткиным, как устроители торжества, сели по бокам Барадавичюса. Далее следовали лотерейная комиссия, писаря и машинистки. Осчастливленный Барадавичюс держал на коленях гитару, положив на струны правую руку. Бумба-Бумбелявичюс взял счеты, Уткин – книгу входящих и исходящих, Пищикас держал под мышкой подшивку «Правительственных ведомостей», а всю группу венчал портрет президента республики Стульгинскаса.
Пискорскис примеривался с разных расстояний, передвигал аппарат, глядел в объектив и давал указания:
– Господин референт, – притронувшись к голове Барадавичюса, говорил он, – давайте, попробуем так. Попрошу вас немного вправо, грудь чуточку вперед, вот так. Господин Бумбелявичюс, не глядите на машинистку; поднимите глаза; еще выше. Господин Пищикас, не двигайтесь. Госпожа Паула, веселей.
– О-о-о. Вот и господин секретарь, – вскричал Бумба-Бумбелявичюс, когда в канцелярию ввалился Плярпа. – Нашего полку прибыло. Вы как нельзя более кстати. Возьмите стул, садитесь, пожалуйста. На лице Плярпы была написана усталость. Он не сразу смекнул, по какому поводу Пискорскис собрал всех чиновников инспекции. Плярпа обвел глазами группу и подошел к референту:
– Извиняюсь… извиняюсь… Я, так сказать, пьян или мне мерещится?… Скажите, господин референт, с коих пор вы стали заниматься музыкой? Не понимаю, ваше референтство, не понимаю.
– Не обращайте внимания, господин референт, – принялся успокаивать гостя Бумба-Бумбелявичюс. – Он, знаете ли, малость того, как говорится…
– Червячка заморил, хе-хе-хе, – вмешался Уткин.
– Господин Плярпа, садитесь и не мешайте. Итак, господа, снимаю.
– Извиняюсь, господа!.. Извиняюсь! Кто мне может приказать сесть, господа? Никто. Да, никто. Наплевать мне на ваш стул. Наплевать мне на… Простите, господин референт, мне на все наплевать. А Уткину дам по морде. Да. Дам.