Путешествия пана Броучека

— Не говори о столь ничтожных вещах. Скажи лучше, как ты служил бессмертным идеалам, на каком поприще расширял ты царство красоты?

— Красоты? — пан Броучек не смог сдержать улыбки. — Вот еще! Мне не до красоты! Разве что иногда велю покрасить фасад, ежели магистрат потребует…

— Покрасить… И это ты назыбаешь служением красоте? О, вижу, вы, жалкие земляне, не имеете ни малейшего понятия о красоте. Ах, как мне вас жаль, какие вы несчастные!

И обитатель Луны, вновь развернув огромный кусок материи, громко зарыдал.

Пан Броучек начал злиться. «Не мужчина, а размазня! — негодовал он про себя. — Расплакаться из-за того, что я крашу фасад!.. Теперь понятно, почему он вместо платка таскает с собой целую простыню!» Выплакавшись, селенит задал очередной вопрос: — Должно быть, вам, землянам, даже неведомо, что такое любовь?

— Ого-го! Еще как ведомо! Не думаете ли вы, что мы святые? Я и сам в молодые годы натворил немало глупостей…

— Остановись, несчастный, остановись! Не оскверняй божественное чувство своим грубым дыханием! Нет, ты никогда, никогда не любил! Ты неспособен возгореться этим священным пламенем!

— Говорите что угодно. Но если под священным пламенем вы подразумеваете то, что у нас на Земле попросту называют ухаживанием, то я мог бы вам кое-что рассказать, вспомнить свои молодые годы… Еще и сейчас — здесь я в этом готов признаться, когда вижу смазливую девчонку, не могу порой устоять перед искушением ухватить ее за пухленький подбородок или ущипнуть за румяную щечку…

— Молчи, безобразник! Ни слова больше! Меня ужасает твой цинизм, твое кощунство, оскверняющее достоинство и святость женщины.

— Ах, ах!.. Можно подумать, что у вас на Луне живут одни принцессы-недотроги. Святость женщины! Уж не поклоняетесь ли вы часом своим красоткам?

— Разумеется, поклоняемся, нашим ангелам, нашим святым и богиням, и даем им, венцам творения, знай также и об этом! — самые возвышенные имена. Я вижу, тебя еще нужно обучать обхождению с небесными созданиями. Как только появится какая-нибудь из этих жемчужин творения, ты должен пасть ниц и облобызать край ее туники. А если поднимешь на нее свой взор, он должен сиять безграничным восхищением, и изъясняться с женщиной ты обязан не иначе, как восторженными гимнами.

— Хороши же у вас обычаи, нечего сказать! Охота была ползать на коленях перед каждой юбкой!

— Уймись, злоязычный! Если ты не в силах воспринять наши благородные нравы, то хотя бы не поноси их в своем богомерзком святотатстве. Предупреждаю: больше я ни минуты не потерплю твоего присутствия, если ты не пообещаешь вести себя сообразно моим наставлениям.

— Ну, допустим, обещаю… С волками жить — поволчьи выть. Да только стоят ли чего-нибудь ваши лунянки?..

— Серафим, которого ты вскоре увидишь, являет собой недосягаемое средоточие райских добродетелей. Вот уже пятнадцать лет, как я умираю от пылкой страсти к этой прекрасной звезде, шепча утренним зорям и повторяя навзрыд закатному багрянцу ее чарующее имя Эфирия!

— Пятнадцать лет! Благодарю покорно. На вашем месте я давно бы уже пропел этой твердокаменной девице: «Ах, недотрога, на свете много таких, как ты…» и так далее.

— Твердокаменной? Эфирия твердокаменная?! О, да этот херувим воплощенная чуткость, и благое предчувствие мне подсказывает, что и она склоняет ко мне лилейную чашу своей любви.

— Выходит, старик — против? Верно, он состоятельный человек и считает, что кое-как перебивающийся вирше… то есть… словом, что вы не пара его дочери?

— О, этот благородный муж — большой почитатель поэзии, и он с радостью доверил бы мне евое сокровище. Он относится ко мне отечески, и я не позволю говорить неуважительно о досточтимом старце, который, постигнув пытливым умом все тайны вселенной, ныне живет на покое вдали от лунной суеты одним лишь попечением о счастье своей ангельской дочери.

— А, так он учитель на пенсии?

— Учитель! Непостижимый мудрец, говорю тебе, крупнейший наш философ!

— Ну бог с ним!.. Вы мне лучше вот что скажите: ежели она вас любит и папаша не возражает, то какого черта вы не женитесь на ней?

— О, святая земная простота! Неужто я пойду на то, чтобы прозаической женитьбой лишить себя сладостной тоски, божественного упоения и скорби, беспредельной поэзии чистой, идеальной любви?! Разве ты не знаешь, что снимая с невесты подвенечную фату, мы попираем самые светлые грезы своей жизни?!

— Я тоже не сторонник женитьбы… Но, послушайте, коли у вас у всех в обычае платоническая любовь, то откуда же тогда берутся…

Лазурный с отвращением отвернулся от пана Броучека и зажал уши ладонями. Затем на настроил свою арфу и под его пленительные звуки запел восторженную песню. Тем временем пан домовладелец, возносясь (да, именно возносясь!) подле обитателя Луны, предавался прозаическим размышлениям.

Селенит пел:

«Блесни, звезда! Из плена мглы освободи! И музыку вселенной влей в бокал груди! О, райский миг желанный!.. Чую пылкий взор, как в жемчуге фонтана дальний метеор…»

Пан Броучек думал о своем: «Бедняга Матей, и куда тебя занесло на старости лет?! Ну и диковинную же челядь содержит господь бог на своих планетах! Да мы, земляне, еще хоть куда по сравнению с этими полоумными призраками! Ведь посмотреть-то не на что — кожа да кости! Неужто и здешние животные вроде них?.. Минутку!.. Сейчас мы приблизимся к этой крылатой кобыле… На первый взгляд она ничего… Ах ты господи! Не мясо чувствуешь под рукой, а какую-то паутину… Не дай бог если и лунные свиньи с баранами окажутся той же породы!..»

Селенит пел:

«Крылатых дум денница, жду тебя, зову! Жемчужница, что снится, пава — наяву!.. Яви свой образ звездный, жрица сладких тайн! Любовь, напевом росным к звездам улетай!»

Пан Броучек думал о своем: «Он говорит, что старик с ним хорош, и дочка тоже. Стало быть, должны же они нас чем-нибудь угостить, но чем — вот вопрос! Что если эти кисейные луняне питаются одними лишь мятными лепешками, запивая их лимонадом?! Благодарю покорно за этакий завтрак!»

V

Лунная архитектура. Величавый старец. Дом селенита — прибежище всех искусств. Закуска, правда, всего лишь обещанная. Пристрастие селенитов к цветам. Пан Броучек начинает сомневаться, в здравом ли уме селениты?.. Лунная философия. Радужный сон Броучека и горестное пробуждение. Шорох ангельских крыл.

Наконец селенит указал рукой кверху и воскликнул: — Вот рай моих грез и цель нашего путешествия!

— Эта голубятня? — удивился пан Броучек.