Путешествия по Центральной Азии. Путешествия по Сибири
Шрифт:
На второй день мы дошли до верховий речки, представлявших обсохшее ложе довольно большого моренного озера; речка, вытекавшая из него, успела размыть морену, которая прежде подпруживала ее, вода озера вытекла, и, благодаря этому, открылась дорога вглубь Наньшаня. Пока озеро существовало, туда не было пути по крутым склонам его берегов, а другие речки этой части Наньшаня текут, как мы узнали и частью убедились сами, по непроходимым ущельям. Перед озером мы перевалили через четыре высокие морены, которые нагромоздил ледник, когда-то спускавшийся в эту долину с главной цепи хребта. Эта цепь замыкала с юга впадину озера, поднимаясь до 4800 м, и представляла ряд острых пиков, покрытых снегом на 500–600 м высоты.
Неужели нам придется карабкаться на эту цепь, отыскивая перевал на крутых седловинах между вершинами, думалось мне, пока мы шли по дну озера, представлявшему то голые площадки серого ила, то мокрые лужайки с низкой травкой.
Но лезть прямо на главную цепь не пришлось. Вдоль ее северного склона залегает широкий пояс более мягких горных пород, в который врезаны довольно глубокие седловины. Тропа от бывшего озера резко повернула влево и поднялась на седловину, за которой оказались верховья другой речки, но без озера.
На следующий день мы миновали еще два подобных перевала в этом поясе, разделяющие верховья отдельных речек, прорывающихся ущельями через передовые гряды, и заночевали в третьей котловине, где я сделал дневку, чтобы осмотреть начало ущелья, прорыва речки на север. Осмотр показал, что пройти по ущелью вниз невозможно даже пешком: дно его имеет всего 4–6 м ширины и занято руслом реки, заваленным крупными глыбами камня, еще покрытыми льдом.
Во время дневки с севера налетели черные тучи и повалил снег, продолжавшийся весь вечер, всю ночь и весь следующий день. Идти в метель по крутым перевалам, не видя тропы, было невозможно. Мы попали в ловушку и должны были ждать перемены погоды. Невольно вспомнился известный рассказ Брета Гарта о путешественниках, засыпанных снегом в каких-то горах Америки, пробывших в осаде целый месяц, в конце которого некоторые умерли от истощения, а другие прибегли к людоедству. Такая перспектива нам, конечно, не угрожала: припасов у нас было еще много, а затем оставалось еще семь лошадей, и два осла, трупы которых должны были сохраниться под снегом и дать большой запас пищи. Кроме того, было начало лета, и нельзя было думать, что ненастье затянется надолго. Никакой работы не было, так как все обнажения в котловине скрылись под снегом, а вершины гор – в тучах. Поэтому я коротал досуг чтением, вынул из походной библиотечки карманное издание романа Вальтера Скотта, завернулся в доху и углубился в описание красот шотландских горных озер, лесов и скал и похождений героев и героинь.
К ночи второго дня небо очистилось, грянул мороз, выплыла полная луна, и снеговые склоны, обступившие котловину со всех сторон, заблестели миллионами искр, а над ними высились черные гряды скал с зубцами и башнями, на которых снег не мог удержаться. Рабочие уже спали в своей палатке, и ночную тишину нарушал только шепот речки среди снеговых толщ и, по временам, грохот камней, оторванных морозом от скал и слетавших вниз.
На следующий день яркое солнце быстро согнало снег до дна котловины и нижней части склонов, но на перевал Дасюэлин мы поднимались еще по глубокому снегу, делая большие зигзаги на крутом подъеме. Этот перевал достигал 4070 м абсолютной высоты и был самый высокий из пройденных нами в эти дни. С него мы спустились в долину р. Машуйхэ, которая прорывает главную гряду хребта и представляет поэтому неожиданно удобный путь дальше. В ее верховьях мы еще через день поднялись на перевал Цзинпиндабан в 4200 м, расположенный уже на южном склоне хр. Рихтгофена и на водоразделе между реками Хуншуй и Хыйхэ, текущими (первая на запад, вторая на восток) по продольной долине между этим хребтом и следующим. Последний, называемый Толайшань, предстал пред нами в виде длинной цепи острых пиков, покрытых снегом.
На перевале весна едва началась, снег сошел, но красная почва была вся пропитана водой и превращена в полужидкую каменистую кашу. Наши животные вязли на каждом шагу. Немного спустившись к одноу из верховий р. Хуншуй, мы остановились. Проводник не знал дороги дальше; здесь и по верховьям р. Хыйхэ были золотые прииски, до которых он был нанят. Предстояло искать нового проводника среди золотоискателей. Это оказалось нелегко. Пришедшие перед нами китайцы разбрелись по своим участкам в разных логах и долинках и были заняты ремонтом своих жилищ, состоявших из глинобитных стен с крышей из принесенной с собой дабы [13] , расчисткой водопроводных канав и сбором помета диких яков (аргала) на топливо. Яки водятся здесь зимой, но с появлением людей уходят за Толайшань. Не будь этих животных, золотоискателям пришлось бы приносить с собой также запас топлива, так как леса поблизости нет и даже колючие кусты облепихи попадаются редко на дне долин. В этой дикой и труднодоступной местности золотой промысел долго еще останется кустарным.
13
Даба – грубая хлопчатобумажная ткань. (Прим. автора)
Мои рабочие-китайцы обошли ряд землянок, но везде узнали, что приискатели знают только ту дорогу, по которой пришли, и за хребтом Толайшань никто из них не бывал. Сплингерд, осматривавший как-то этот золотоносный район, сообщил мне, что на лето сюда приходит от 2000 до 3000 человек. Каждой артели из 12 человек отводится участок в 60 двойных шагов длины и 18 ширины; за 2 месяца такая артель может намыть 10–15 лан (унций) золота, которое оценивается в 12 лан серебра за 1 лан шлихового золота. Золото большей частью очень мелкое, как отруби.
В поисках проводника мы спустились по приисковому району в долину самой р. Хуншуй, так как наверху корм для животных был слишком скудный. Положение становилось затруднительным. Идти без проводника через высокий хр. Толайшань было рискованно и оставалось только идти на восток, в долину р. Хыйхэ, где, по слухам, кочевали мирные тангуты, среди которых мог найтись проводник на юг.
К нашему счастью, в наш стан приехали два китайца-охотника, которые привезли для продажи золотоискателям мясо и шкуры диких яков. Они согласились провести нас через Толайшань к стану своей артели, среди членов которой могли найтись проводники и дальше на юг. Эти охотники представляли редкое исключение среди китайцев, которые охотой вообще не занимаются. Благодаря им мне удалось провести исследования Среднего Наньшаня до четвертой цепи в районе их охоты, но дальше на юг за эту цепь и они не проникали, так как там расположены уже владения диких тангутов. Охотники преследовали, главным образом, диких яков из-за их мяса и прочных шкур, которые продавали золотоискателям; не брезгали они, впрочем, и куланами, антилопами и медведями, если яки не попадались, и осенью увозили в Сучжоу на продажу шкуры, рога и хвосты диких яков, шкуры куланов и антилоп.
Этот золотоносный район имел своеобразный характер: золото содержалось здесь в красных третичных отложениях, с которыми мы уже встречались в Восточном Наньшане, на окраине Цайдама, возле Ланьчжоу и в долине р. Сининхэ, но там эти отложения не содержали золота, и было очевидно, что здесь, на высоком водоразделе между реками Хыйхэ и Хуншуй, они получили россыпное золото из размытых более древних пород, что подтверждалось и мелкостью золота. Но золотоискатели добывали и промывали не третичные отложения, а еще более молодые четвертичные галечники, которые получали золото при размыве третичных; при этом, вероятно, происходила концентрация золота, т. е. получались несколько более богатые россыпи.
С двумя охотниками мы направились сначала вниз по р. Хуншуй, которая оправдывала свое имя («хун» – красный, «шуй» – вода), так как ее вода была мутная и красная от размываемых ею третичных отложений. Но вскоре река повернула на север и скрылась в непроходимом ущелье, промытом ею через весь хр. Рихтгофена, из которого она выходит уже под именем Линшуй и орошает оазис Сучжоу. Поэтому тропа перевалила через небольшой водораздел в вершину р. Дабэйхэ, текущей по той же продольной долине между хребтами Рихтгофена и Толайшань и затем также прорывающейся ущельем через первый хребет; мы ее также видели уже за хребтом, в глубоком каньоне южнее крепости Цзяюйгуань. Но тропа скоро повернула на юг, вверх по одному из истоков этой реки, поднимаясь на перевал через Толайшань.
На этом пути по району золотых приисков мы все время любовались высокогорными видами: справа поднимались друг возле друга снеговые вершины хр. Рихтгофена, слева – такие же вершины Толайшаня. Изучить подробнее склоны и долины в том и другом хребте представляло заманчивую, но непосильную для меня задачу, которой пришлось бы посвятить целый месяц в одном этом районе. Мне же нужно было проникнуть возможно дальше вглубь Наньшаня и осветить, хотя бы бегло, строение всей этой части горной системы. Еще заманчивее было бы пройти по ущелью рек Хуншуй или Дабэйхэ через хр. Рихтгофена и получить полный и подробный геологический разрез хребта, но такой маршрут возможен, вероятно, только в конце зимы, если эти реки замерзают настолько прочно, что по льду можно пройти. Эту задачу выполнит какой-нибудь китайский геолог в недалеком будущем.
Но что доказывал прорыв этими сравнительно небольшими реками (а также более крупными реками – Хыйхэ на востоке и Сулэйхэ на западе) этого громадного хребта? Он доказывал бесспорно, что все эти реки древнее хребта, т. е. существовали уже, когда хребта еще не было. Этот хребет, а также другие цепи Наньшаня, прорываемые реками в ущельях, моложе рек и поднимались так медленно, что реки успевали поддерживать свое направление, размывая поднимавшиеся складки горных пород. Такие реки называют антецедентными. Подобных рек немало на земле.