Путешествия в Мустанг и Бутан

— Без дома, без земли что я буду делать с женой? — развёл он руками.

Я согласился. Но позже он очень удивил меня, когда я спросил, какое у тибетцев самое сильное желание. Не задумываясь, он ответил: иметь сына. Замечание быстро поставило меня на, место. Я подумал, что бы ответили мне молодые люди на Западе. Скорей всего — деньги, собственный дом, гоночную машину, лёгкую жизнь. Разве вырвался бы у двадцатилетнего американца или европейца такой ответ: «Иметь сына»? Хотя самая большая радость для взрослого человека — это дети…

Всё утро осклизлая тропа ползла вверх по карнизу, заросшему сплошной стеной рододендронов. В густых кустарниках не было видно соседних гор, и, казалось, мы достигли туманной вершины.

Постепенно лес рододендронов уступил место высокогорным лугам. В тумане можно было различить чёрные туши пасшихся быков. Размытые силуэты их двигались словно призраки в белой пелене, окутавшей мир.

Ещё через какое-то время подул ветер, разгоняя туман, и сквозь насупленные тучи ударил в глаза пронзительный луч солнца. Вангду объявил привал.

Мы уселись прямо на сырую траву и закурили. Десять минут спустя нас нагнали вчерашние попутчики. Они тоже направлялись в Тонгсу. Потом появились ещё четверо мужчин и ребёнок, разглядывавший нас любопытными глазёнками. Вновь прибывшие оказались высокими мускулистыми горцами с чётко выраженными монголоидными лицами и приплюснутыми носами. Вместо традиционных кхо на них были грубошёрстные халаты. Мне сказали, что это дрокпа, кочевники-скотоводы. Я слышал об этих кочевниках, и мне было очень интересно познакомиться с ними.

Дрокпа проводят всю жизнь на вершинах гор, никогда не спускаясь в долины. Стада баранов, коров, яков и дзо (помесь яков с коровами) обеспечивают их существование. Они всё время находятся в движении, следуя странному ритму перегонов: летом идут по хребтам на север, до вечных снегов и ледников на высоте 4–5 тысяч метров, а с приближением зимы начинают медленно откочёвывать к югу, примерно на 150 километров, минуя деревни и ночуя на перевалах в палатках из коричневого ячьего фетра.

Таким образом, кочевники Центрального и Западного Бутана остаются всё время на одной высоте, меняя лишь широту.

Население Бутана состоит из двух народностей. У каждой свои обычаи и свой диалект. Между тем разделяют их всего несколько сот метров, правда, по вертикали. Единственными постоянными местами привалов кочевников остаются монастыри, там происходит их общение с сельским населением долин. Кочевники платят в монастырях налоги дзонгам и снабжают их молоком, маслом и мясом. Высокогорные жители пасут также королевские стада и скот, принадлежащий крепостям.

Нет нужды говорить, что они практически не имели контактов с чужеземцами. Выглядят они куда более сурово, чем обитатели дзонгов. Каждая долина имеет два склона, и на каждом склоне своё кочевое племя. Таким образом, в Бутане произошло «поэтажное» этническое распределение. Действительно, переваливая через новый хребет, мы всякий раз встречали новых кочевников.

Мне очень хотелось поближе узнать этих практически неведомых миру людей, поглубже проникнуть в их странную жизнь, попробовать понять, что они испытывают, глядя из своего высока на крепкие дома в долинах. Откуда это нежелание смешиваться с крестьянами и знатью — настолько, что даже продукты собственного труда они обменивают при посредничестве монастырей?.. К сожалению, войти с ними в контакт пока не удалось.

Мулы снова навьючены, мы начинаем спускаться по крутому склону в заросшую долину. Туман отступил, и впервые открылась во всей красе массивная стена Чёрных гор. Колоссальный хребет делит Бутан пополам и тянется почти ровным барьером до самой индийской границы. Через день-два мы заберёмся на перевал, чьё название то и дело возникало в наших разговорах, — знаменитый Пелела, лежащий на высоте 3300 метров.

Вскоре дорога нырнула в густые джунгли, становившиеся всё более мокрыми по мере снижения. Чёрные горы исчезли из виду. Рядом с тропой зарокотала река, устремлявшаяся в долину. Окрестности стали похожи на верховья Амазонки, которые так любят публиковать иллюстрированные журналы. В воде мокли низкие ветви и стволы срубленных деревьев, опутанные ползучими растениями.

За несколько часов холод вечной зимы сменился удушающей жарой тропиков. Как будто мы за два дня перелетели из пустынных долин Мексики, покрытых кактусами, к сосновым лесам Альп, сделали по дороге остановку в девственных лесах Новой Гвинеи и оказались в бассейне Амазонки.

С утра не встретилось ни одной деревни, ни единого дома, вообще ни одной души. Вокруг расстилался огромный ботанический сад, в котором нас бросало то в жар, то в холод. Нигде в Гималаях мне не доводилось видеть такого растительного разнообразия. В мире вообще вряд ли сыщется столь экстравагантное место — разве что в соседнем с Бутаном Сиккиме. Там ботаники и энтомологи обнаружили редчайшее сочетание деревьев, растений и насекомых. Я лично уверен, что Бутан раскрыл бы природоведам ещё более удивительные феномены: топография здесь более вычурна, чем в Сиккиме, а климат поэтому богаче оттенками. Бутан ещё ждёт своих первооткрывателей.

Природные крайности объясняются редким сочетанием перепадов высот и рельефа, играющих роль естественных «загородок» и «ширм» для дождей и ветров. Так, две лежащие рядом долины резко отличаются флорой в зависимости от того, под каким углом они повёрнуты к солнцу, а третью долину на той же высоте ветер превращает в пустыню. Тёплые ветры несут сюда влагу с Индийского океана и Бенгальского залива. Здесь впервые за тысячи километров они встречают преграду — дождевые облака наталкиваются на непреодолимый барьер бутанских Гималаев. В засушливый Тибет они не проникают, поскольку последние капли падают на южные склоны бутанских хребтов. Западная и центральная части Гималаев менее подвержены действиям муссонов и не столь экзотичны, как Сикким и Бутан.

Мы спускались вдоль «амазонского» потока, поминутно оскользаясь в дождевых лужах, завязая в океане нагретой грязи. Сквозь древесную кровлю слабо процеживался зеленоватый свет, лица задевали лианы. Плотный подлесок из пальм и папоротников скрывал до половины липкие стволы в три-четыре обхвата, обмотанные орхидеями и десятками других паразитов. В этом неистовом мире растения пожирают друг друга. Мулы выглядели не крупнее кошек под сводами зелёных кафедральных соборов; они ступали крайне осторожно, пугливо озираясь на нас. Где вы, песчаные пляжи Мачу, пахучий сосновый ветер, озеро с лотосами и зелень лугов? Неужели мы в самом деле видели их?

Если вам доводилось шагать целый день или несколько дней подряд, то вам, очевидно, знакомо оцепенение, в которое впадает мозг после тяжкой дороги. Я одолевал милю за милей, словно робот, тело механически повторяло одни и те же движения. Мозг подстраивался под этот ритм и уже с трудом отзывался на внешние раздражители. Поэтому я с таким изумлением смотрел сейчас на окружающие декорации. Маленькие пучки травы вдруг сделались родными и близкими — это была единственная привычная деталь в мире тропического буйства.