Путеводитель по картинной галерее Императорского Эрмитажа
Шрифт:
В том же настроении вечернего мира выдержана картина “Молочница” 1651 года. Совершенно в духе Кампгейзена написана другая “Молочница” 1652 года. Близость Поттера к Кампгейзену в дивном сумрачном осеннем пейзаже(1650 года) даже настолько велика, что эту картину и пытались приписать последнему мастеру. Но кто бы ни был автор этой картины — она во всяком случае одна из лучших поэм природы в истории живописи. В ее плотных серых тучах, сквозь которые так робко пробился одинокий последний белый луч, в сизом мраке болотного леса слева, в фигурах знатного охотника, которому сдает дичь его пеший товарищ, в оголенном корявом дереве справа — во всем чувствуется осень, что-то унылое, кончающееся. И в то же время точно ощущаешь свежесть ветра, пропитанного запахами падшей листвы, точно чувствуешь всю живительную прелесть “охотничьих дней”.
Мастерство, с которым рисовал Поттер животных, и его собственная любовь к “диким прогулкам”, с которых он приносил мысли к картинам, подобным разобранной, должны были его свести с специальным миром охотников. Исключительно охотничий интерес
Вельде, Адриан ван дер
Адриан ван де Вельде, племянник не раз упомянутых Эзайаса и Яна, сын мариниста Виллема-старшего и брат мариниста Виллема-младшего, занимает в истории голландской живописи место рядом с Поттером, который был на 10 лет старше его. Адриан одно время также специализировался (вероятно, под влиянием своего уже сложившегося собрата) на животных, и он был искренним нежным и тонким поэтом природы, и даже в судьбе своей он отражает судьбу Поттера: в полном расцвете таланта, 32-х лет (в 1672), его похищает смерть.
Адриан ван де Вельде менее оригинален в технике, нежели Поттер, но зато более широк в своей деятельности. Наряду с самобытными картинами, в которых он приближается то к Поттеру, то к Кейпу, то к итальянским голландцам, особенно к Берхему и Дюжардену, он пишет жанровые сцены в пейзаже, портреты, восхитительные “чистые” пейзажи, марины и, наконец, будучи добрым, услужливым товарищем, он охотно населяет картины других художников очаровательными, очень типичными фигурами. О всем подлинном величии его можно судить лишь по двум картинам в Берлинской галерее, по картине у графа Строганова, по “Охоте” во Франкфуртском музее. Но и в Эрмитаже постигаешь прелесть его дарования и изумляешься его мастерству, когда разглядываешь бесчисленных лилипутов ван де Вельде, которые гуляют, катаются, торгуют, беседуют на картинах Я. ван де Вельде и Вейнантса, да и единственная целиком принадлежащая мастеру картина “Пастух со стадом”, помеченная предпоследним годом жизни художника (1671), — одно из самых поэтичных созданий голландской школы. Здесь между прочим замечается черта, лишь редко встречающаяся у Поттера и у Кейпа. Поэзия деревни, жизни в природе передана не в ликующих солнечных нотах, а в мрачном эффекте дождливого дня с едва заметным проблеском солнца. [176]
176
Близок к Адриану ван де Вельде — Дирк ван Берген, работавший в Гарлеме между 1661 — 1690 годами. В Эрмитаже имеется хорошая подлинная его картина “Стадо”.
Остаде, Исаак ван
Несколько в стороне от разобранной группы стоит Исаак ван Остаде, младший брат и ученик Адриана. Он родился в 1621 году и свое образование получил в Гарлеме. Уже в начале 1640-х годов он пользовался некоторой известностью и возможно, что его достижения сыграли роль в развитии Кампгейзена и Поттера, если только допустить, что художественные произведения в то время могли сразу получить такое распространение и влиять на художников, безвыездно живших в разных городах. В чем, во всяком случае, сомневаться нельзя, это в том впечатлении, которое, в свою очередь, на Исаака должны были производить картины Гойена, Сафтлевена и в особенности Саломона Рюисдаля. Впечатление от них и от творчества брата, бывшего на 11 лет старше Исаака, помогло ему выработать свое очень особенное искусство, дальнейшее развитие которого было прервано смертью на 28-м году.
Подобно Гойену и Саломону Рюисдалю, специальностью Исаака в. Остаде были “катки” и привалы у харчевен. Но у Остаде эти мотивы получили все же своеобразный оттенок. Прелестно нарисованные фигуры приобрели у него большее значение, да и в красках он цветистее, богаче и разнообразнее своих “учителей”, хотя также склонен к эффектам однотонного сероватого характера.
Исаак ван Остаде, вообще очень редкий мастер, представлен в Эрмитаже с большой полнотой — пятью картинами. Прекрасно написанная сцена “Деревенский концерт”приближается к работам Адриана и даже шла за произведение последнего, пока не была открыта монограмма Исаака. “Зимний вид”с его воздушным небом, с его далекой равниной льда, стелющейся за замерзшими лодками, с прелестным низким силуэтом деревьев, харчевни, стога сена и деревенской церквули, с элегантными фигурами мингера с дамой, пришедшими прокатиться на санях, — является едва ли не шедевром мастера.
Изак Янс(Исаак Ян) ван Остаде. Зимний вид. Ок. 1648. Дерево, масло. 71,5х113,5. Инв. 906. Из собр. Кобенцля, Брюссель, 1768
В таком же роде прелестна по своему грустному желтовато-бурому тону картина “Замерзшее озеро”1642 года, вся насыщенная серым холодным туманом. Настоящим лакомством по своей плотной насыщенной живописи является “Сцена из крестьянского быта”, в котором больше заметны следы влияния Рембрандта и отчасти Лара. Белая лошадь, которая у коллекционеров считается таким-то “патентом” Воувермана, написана здесь с редким мастерством и без
малейшей “декоративной позы”. Хуже прочих —, помеченный 1647-м годом и изображающий любимый сюжет Остаде “Постоялый двор”. Впрочем, быть может, ее недостатки можно объяснить себе тем, что вечное повторение по требованию любителей этого мотива могло опротиветь мастеру. В этом причина ее терпкого зеленого тона и невнимательной, рутинной лепки фигурок.Воуверман, Филипс
Только что упомянутый гарлемец Филипс Воуверман (1619 — 1668) был на год старше Кейпа и на два года старше Исаака ван Остаде, но его искусство, представленное в Эрмитаже с совершенной полнотой 53 картинами, скорее говорит об ином времени, об иных вкусах. Воуверман самый, быть может, техничный из голландцев. В его легкости есть что-то импровизаторское. [177] Он импровизировал свои картины по памяти, а не составлял их добросовестно по этюдам и еще менее — прямо по натуре, по примеру своих прочих собратьев. При этом Воуверман был меньше всего заинтересован правдой. Где происходят его сцены — зачастую трудно сказать. Не то у него на родине, не то в Италии. [178] На них мы видим и хижины из окрестностей Схевенингена, и остерии из Кампаньи, и дюны, и лазоревые горы — иногда вперемешку. Также и в костюмах действующих лиц он приносит в жертву нарядности точность и национальный характер одеяний. Иные его персонажи имеют средневековый вид, другие, забегая вперед перед историей, — отдаленное сходство с маркизами времен регента. В этих чертах и причина его успеха в XVIII веке. [179] Тогда он казался очень передовым, очень “современным”, вроде того, как Вермер или Рембрандт кажутся нам “современными”. Но именно эти же черты удаляют от нас Воувермана, ибо наше время любит или точный “портрет” былых эпох, или яркую фантазию, поэтическое вдохновение, чего у Воувермана не найти.
177
Считается, что Воуверманом написано 1000 картин. Это едва ли преувеличено. Сведения о том, что он всю жизнь боролся с нуждой и умер в бедности, не находят достоверных подтверждений. Напротив того, имеются и противоречивые сведения, согласно которым он оставил вдове значительное состояние.
178
Кажется, дальше Гамбурга, куда он ездил венчаться со своей невестой-католичкой, Воуверман никуда не отлучался. Его итальянские мотивы, вероятно, все заимствованы у его учителя П. ван Лара.
179
Воуверман из всех голландских художников оказал наибольшее влияние на французов XVIII в.
Однако нужно быть справедливым. Повторяем, в чисто техническом отношении картины Воувермана — безупречны. Лошадь он знал буквально наизусть и писал ее во всех поворотах, во всех движениях, с величайшей легкостью и совершенством.
Филипс Вауверман . Всадник, беседующий с крестьянином. Дерево, масло. 32х28. Инв. 846. Из собр. Кобенцля, Брюссель, 1768
Филипс Вауверман . Лошади на водопое. Дерево, масло. 32х40. Инв. 1006
Нас “круглые” лошади Воувермана несколько смущают, но это потому лишь, что любимые в то время породы ныне или вымерли вовсе, или же стали редкостями, которых не встретишь нигде, кроме как в недоступных любительских конюшнях. Но и не одни лошади, которыми поистине художник злоупотреблял до утомления (и опять вину этого можно поставить на счет любителей и “знатоков”, всегда завидующих друг другу и желающих иметь непременно то же, что у другого), не одни лошади — сила Воувермана, но и пейзаж. Никому так не удавались небеса, как ему. Сумрачные ли бурые облака зимы, набухающие грозовые громады лета, вечернее золото или утреннюю лазурь, все он передавал с неподражаемой правдивостью и опять точно играючи. При этом картины его верх “чистоты отделки”; все у него гладко, ловко и весело написано, виртуозно смягчено в тоне. Все улыбается, все несколько прикрашено. Именно эти особенности, вероятно, и утомляют глаз, становятся в массе несносными, приедаются как постоянное угощение сладким.
У нас в Эрмитаже его картин столько, и так они все похожи друг на друга, что как-то не хочется приступать к детальному изучению их однообразной массы. Отношение — вроде того, которое получаешь к Тенирсу, но еще усиленное, ибо Воуверман и приторнее, и скучнее Тенирса. Однако во имя нескольких живых нот нужно превозмочь эту неприязнь и по крайней мере полюбоваться десятком истинно изящных вещей. Милее всего беспритязательные картины вроде какого-то итальянского пейзажа с мостом на жердях, или полная искреннего чувства картина “Жнецы”, или неправильно названная картина “Голландский берег”(какая это Голландия с горами?), или еще “Зимний вечер”, где так превосходно переданы несущиеся холодные тучи. Чудесные небеса встречаются, впрочем, почти на всех картинах, но особенно они удались мастеру на картине “Возвращение с охоты”и в эффекте южной зимы. В бытовом отношении интересна капитальная картина “Охота на оленей”, уже полная высокопарного великосветского стиля французского двора... Но всего не перечтешь.