Путеводитель потерянных. Документальный роман

Восьмого мая наши эсэсовки предложили бежать с ними в Америку, но мы сказали: «Нет, мы не сдвинемся с места». Они могли бы перестрелять всех нас в лесу, поди знай, что у них на уме, но, к нашему счастью, они удрали, и мы остались одни. На следующий день прибыл русский солдат на велосипеде. Пора сматываться. До границы с Чехословакией всего сорок километров. Пока мы собирались, пришла Красная армия, русские солдаты насиловали женщин, да, они это делали, прости уж.

И мы пошли. Восемь женщин с младенцем, который родился в Мерцдорфе. Лили Соботка про это лучше расскажет, я тебе дам ее адрес и номер телефона. Она принимала роды. Представь себе, Томаш живет в Австралии! Он женат, и у него есть дети. Тебе не холодно? Хочешь высушить голову феном?

– Нет.

– А бутерброд с сыром? Ничего не хочешь? Тогда идем дальше. Собственно, ради одного эпизода к Лили ходить нечего. В общем, с нами в Мерцдорфе были сестры – Эва и Вера. Эва вышла замуж в Терезине и с нами прибыла в Освенцим. Там мы полуголые должны были крутиться перед немцами. По груди Эвы они заметили, что она беременна, и сказали: «В лазарет!» Но она была умная и в лазарет не пошла. Пряталась под одеялом, пока нас не отправили в Мерцдорф.

Живот у Эвы рос, и двадцать первого марта – мы хотели, чтобы это было седьмое, день рождения Масарика, но ребенок этого не знал – родился Томаш.

Роды принимала врачиха из Латвии – еврейка Лея, которая дошла со своей дочерью до газовой камеры. Дочь у нее отняли, а саму, видимо, из-за нехватки медперсонала, отправили на работу в лазарет. Она была чокнутая. На самом деле всем командовала Лили, профессиональная акушерка, она принимала роды и в Терезине. Все прошло нормально, хотя у Эвы так болел низ живота, что она ходила враскоряку.

Еще бы, родила здоровенного красавца! И молока у нее было на четверых. От пустых супов и худой еды – молока на четверых. Наши эсэсовки помалкивали, даже что-то принесли Эве для ребенка. И тут – Менгеле. Если не ошибаюсь, он прибыл из Гросс-Розена. «Как это я пропустил, как это случилось, что ты родила здесь?!» Услышав крик, Томаш разразился воплем. И произошло невероятное: Менгеле развернулся и вышел вон.

Эва с Верой где-то нашли коляску, так что все сорок километров Томаш ехал до границы, как датский принц. Забыла главное – отец Томаша выжил, и его родной брат тоже. Они приехали в Прагу, и мы сказали: «Ты еще не знаешь, но у тебя есть сын!» Видишь, постепенно все становится хорошо! Еще по капле виски? Наливай, а я пошла за закуской.

Мириам скрылась за кулисами и вернулась на сцену с кубиками сыра, проткнутыми зубочистками.

– Я тебе сейчас такое расскажу… смешное, но неприличное… Лучше не записывать… После родов у Эвы внутри все слиплось, и она снова стала девственницей. Муж не мог ничего с ней сделать, все заросло. Она отправилась к профессору, чтобы он переделал ее на женщину. Чтобы открыл путь. Сделали операцию. Все в порядке. Конец хороший, правда?!

Мы чокнулись – за хороший конец.

– Но и это еще не все. Вера осталась одна, ее муж-врач не вернулся, а она так ждала его, тем более Эва получила все, а она – ничего. И, знаешь, что случилось? Брат мужа Эвы женился на Вере! Сыграли свадьбу, она родила… И еще одну вещь расскажу. Только дай обещание, что не донесешь вашим красноармейцам.

– Обещаю.

– Вышли мы из лагеря и сразу наткнулись на роту русских – они пили водку, ели трефное, над землей высилась пирамида из скорлупы – они жарили яичницу. При виде нас солдат заиграл на гармошке. Они силой заставили нас танцевать. И мы танцевали. Вообрази себе этот танец черепушек, надетых на тощие тела и покрытых мхом пробивающихся волос! Не смотри на меня. Это пух! А мы были молоды, и поросль у нас была густая. Вечером одна из наших девушек, которая изучала в гимназии русский язык, объяснила русскому офицеру, что нам необходимо добраться до границы. Офицер сказал: «Переспи со мной, а то до жены еще сотни километров». Она закричала на него: «Ты что, мы из концлагеря, ты что!»

Они были пьяны в дым. Мы ввосьмером сгрудились на полу в какой-то комнате, они стали к нам ломиться. Если бы им удалось вышибить дверь или разбить окна, они бы изнасиловали нас и убили. Ешь сыр! Все идет хорошо. Скоро они стихли и захрапели. А мы двинулись в путь. Два дня – и мы в Чехословакии! Едем на поезде в Прагу по бесплатным билетам.

В Праге мы с Зузкой нашли дядю – он был женат на чешке и потому был всего три месяца в Терезине. Его жена испугалась, что мы вшивые, и велела раздеться у порога. Догола. И прямиком – в ванную. Мы решили у них не оставаться, переночевать – и в Брно. Немку из Судет, что обитала в нашей квартире, мы выставили вон. В тридцать восьмом они нас, в сорок пятом – мы их. Ничья. Тогда мы еще не понимали, как нам повезло с той немкой. Мало кому удалось вернуться в свою квартиру.

Прошло больше года, никаких сведений о Герберте. Пришла одна подруга и говорит: «Чего ты ждешь? Кого? Он не вернется. А Эрвин по тебе с ума сходит, выходи за него, будут у тебя дети, семья». Эрвина я знала с детства, он был нашим соседом в Брно. На четырнадцать лет старше меня, холостой. За него я и вышла, и у нас родилась дочь. Все хорошо.

Но тут начали донимать коммунисты. Они хотели запихать Эрвина в партию, а он твердил одно: «Я еще не изучил, что написал Ленин и что сказал Сталин». Мы стали готовиться к отъезду. В марте 1949 года мы перебрались в Израиль, так и не успев изучить партийную классику.

Я родила Гидеона. И через три дня Эрвин умер. Он был в страшных лагерях, полгода в Освенциме, в Бухенвальде… При врожденном пороке сердца. Короче, в пятьдесят шестом году я осталась с двумя детьми, старшей к тому времени исполнилось девять. Пошла в няньки, потом в интернат для умственно отсталых детей, двадцать лет занималась с ними физкультурой. Они по сей день меня помнят. Как увидят, бегут обниматься: «Мириам, Мириам!» В интернате я познакомилась с Вернером, зубным врачом, и через два года вышла за него замуж. Он был разведен, у него была дочь, и мы вырастили троих детей. Прожили вместе с 1958 по 1985 год, но и у него что-то случилось с сердцем. Уже почти двенадцать лет я одна. Но не утратила чувства юмора, нет. Ой, у меня кружится голова.

***

Утром позвонила Мириам и говорит:

– Я вспомнила того, из-за кого ты ко мне приехала. Его звали Швенк 12 .

Невысокий, с густыми бровями. Он играл на фисгармонии, а дети под это танцевали. Но это было не кабаре…

– Верно, это «Светлячки». Швенк играл на физгармонии, а дети танцевали.

– Тебе это как-то может помочь?

– Конечно!

– Знаешь, я пожалела, что не играла в кабаре. Я представила себе тот эпизод с пирамидой из яичной скорлупы и нас, танцующих под гармошку.

12

Карел Швенк родился в Праге 17 марта 1917 года. Актер, режиссер, писатель и композитор, создатель «Театра никчемных дарований» в оккупированной Праге. Депортирован в Терезин 24 ноября 1941 года. Звезда терезинского кабаре. В начале 1942-го для мужского населения Судетских казарм Швенк устроил два представления – «Талон на еду потерян» и «Да будет жизнь!» с завершающим «Терезинским маршем». Его пело все гетто. Пьесу «Последний велосипедист» запретили после генеральной репетиции. В целом Швенк дал триста спектаклей в гетто, где выступал как режиссер, актер и композитор. 1 января 1944 года депортирован в Освенцим, оттуда в рабочий лагерь Мойзельвиц, около Лейпцига. Погиб во время марша смерти в апреле 1945 года. Подробно о нем – в КНБ-4.

– Это кино!

– Пусть будет кино. Знаешь фамилию режиссера?

– Нет.

– НЕБОГ. Пишется слитно.

Билет на пароход в рай

Гости из Лунда

Сижу на остановке, автобуса № 22 все нет и нет, зато есть история, и ее непременно нужно смонтировать. Главному ее персонажу недавно стукнуло 92.

В 1994 году в кибуцном мемориале «Бейт-Терезин» мне на глаза попался рисунок Лео Майера. Маленькая акварель, изображающая человека в чалме и шароварах.

В то время я отбирала материал на выставку «Культура и варварство», рисунок Лео Майера не был столь выразительным, а информация об авторе совсем уж скупа: «Родился в 1900 году, депортирован в Терезин в сентябре 1943 года из Праги, отправлен в Освенцим осенью 1944 года. Погиб». Недолго думая, я запаковала рисунок вместе с сотней других.

О выставке была опубликована огромная статья в шведской газете «Дагенблатт». Некая светловолосая девушка читала ее в поезде, направлявшемся из Лунда в Стокгольм. Интересно, русская писательница открыла выставку в «Культурхусете», а светловолосая девушка писала диссертацию про Цветаеву. Она решила познакомиться с писательницей и пошла на выставку. Писательницу она там не застала. Ее внимание приковал рисунок человека в чалме и шароварах. Лео Майер?! Девушка позвонила отцу в Лунд. Тот сложил в портфель письма и семейные фотографии и поехал с женой в Стокгольм.