Пути-Дороги
Шрифт:
Рина
Получил письма из дома и расстроился. Такая безысходчина, что хоть топись. Неужели Рина, та самая Ринка, которая считалась бесенком в армии, теперь способна только на то, чтобы гулять с Илюшкой и ждать очередную получку? Да и хоть получка была бы достаточная, а то копейки.
Костровская оказалась студенткой Львовского Университета. Приехала на практику после 3-его курса. Ездить верхом не умеет, плавать не умеет, к полевой жизни не привычна. Ничего не скажешь, выбрала место для практики. Алтай, экзотика!
Тропа по Калмачихе. 5.07.56
Шарковский сказал: «Не то,
Брод через Калмачиху оказался на редкость чудесным – переезжая, можно читать газету. Дальше нас повела хорошая тропа, виденная мною ранее у глубокого брода. Я шел в маршрут с Димой Леонтьевым. Он старший инженер-геофизик экспедиции, но, пока не приехали геофизики-студенты, временно замещает их. На вид Леонтьев – молодой, лет 25—26, несколько полный и рыхнотелый, отпускает «полевые» усы с бородой, т.е не бреется в поле. В маршруте он оказался очень подвижным и опытным. Несмотря на высокий административный чин, он весьма тщательно и добросовестно исполнял все коллекторские и геофизические обязанности и я был весьма им доволен.
Мы привязали лошадей у тропы в начале нашего маршрута, а сами полезли в гору. Склон представлял собой ряд скалистых стенок одна над другой, и мы лезли, цепляясь как обезьяны, поминая ботинки с триконями, которые остались лежать на складе (40-й размер и свыше 300 руб. стоимость) и нашу администрацию, которая хотя и заботится о нас, но еще не достаточно.
Должен сказать, что за 10 лет работы наше снабжение значительно улучшилось. Мы все, включая рабочих, имеем хорошие спальные мешки с двумя вкладышами каждый, у нас у всех лошади и хорошие кавалерийские седла, значителен комплект новых вьючных седел, палаток и пр. Рацион питания составляют доброкачественные концентраты и консервы. А ведь я помню время (1946 г.), когда спальники (на вате) выдавались только ИТР и без вкладышей, когда была одна лошадь на двоих, а седло на троих, когда сидели на затирухе и т. п. И все же окончательное доброкачественное снаряжение экспедиции это вопрос будущего. Тем более специального снаряжения. И вот мы карабкаемся по отвесным скалам без всякого предохранения, в рабочих 100-рублевых ботинках и с геологическим молотком в руке. Я думаю, что даже в старину геологи не ходили так бедно.
Над скалами, на нашем пути, лежал лес, заваленный буреломом, затем стланник и карликовые деревья, которые иссекли мне ноги до крика, затем курумы. Мы уже влезли на самую вершину, совершив подъем около 1200 метров, когда нас накрыла гроза. Прямо наваждение какое-то: стоит только вылезти на вершину, как начинается гроза. Со всех сторон бухало. Потом так дало около нас, будто земля треснула. Заяц от облавы не бежит так стремительно, как мы с Димой спускались по осыпям. В обратном порядке прошли курумы, стланник, бурелом (ой, какой бурелом!), скалы. В 7 часов вечера мы спустились к Калмачихе. И тут началось совершенно невероятное. Дно долины Калмачихи оказалось настолько завалено делювиальными свалами и буреломом, что идти по нему не было никакой возможности. И все-таки мы шли. На нас лила вода со всех веток. Местами мы просто брели по самой Калмачихе. Мы торопились. Надо было до темноты подойти к нашему броду и перебрести его. Около 9 часов вечера мы подошли к лошадям. До брода было еще около часа ходьбы. Но мы были так измучены, так мокры и голодны, что не могли пойти дальше не перекусив. Банка баклажанной икры и четверть булки хлеба исчезли в такой промежуток времени, что со стороны, наверное, показалось бы, что мы и вовсе не останавливались поесть. В 10 часов 10 минут мы вышли к броду. Вода поднялась, но раздумывать не приходилось. Темнело. Я сходу вошел в реку. Лошадь мою стало сносить. Все же мы благополучно перебрели. Как сказал кто-то:
– Какая это вода, если она за стремя не хватает. Вот, когда седло заливает, – это вода.
Брод на лошади
Седла не заливало,
но мы и так были мокры до пупка. В лагерь вернулись уже в темноте. Кода подъехали, я крикнул:– Выверните меня наизнанку и повесьте сушиться!
Переоделись, поужинали, попробовали просушиться – ничего не получилось и мы легли спать.
На следующий день, то есть вчера, сушились до полудня, затем выехали вверх по Калмачихе с расчетом, что, если быстро проедем до намеченного для лагеря места, то сделаем хотя бы часть маршрута или хотя бы один маршрут на двоих. Но все сложилось иначе. Мы доехали до места предполагаемой остановки и это место нас не удовлетворило. Кроме того, было уже 4 часа и в маршрут идти было поздно. Мы проехали дальше и на расстоянии одного часа езды нашли чудесное место для лагеря.
Расположенное на берегу Калмачихи, у брода, удобное для работы на все четыре стороны, с хорошими лугами для лошадей и сухим лесом. Словом, все как нельзя лучше. Луньков и Леонтьев остались подготовить лагерь, а я и Шарковский выехали в обратный путь навстречу каравану, помочь ему в переходе и указать место остановки. Долго ли, коротко ли, мы встретили караван. Около одного из ручьев на спине, а точнее на вьюках с радиостанцией, вверх ногами лежала лошадь, а около нее беспомощно суетились люди. Мы с Шарковским сходу ринулись к лошади и, освободив ее от вьюков и седла, перевернули ногами с верхнего участка склона, куда она, естественно, не могла встать даже порожняя, на нижний, где она сразу вскочила на ноги. Но вьючить ее уже было нельзя – лошадь выбилась из сил. Шарковский распорядился отдать под вьюк мою кобылку, «Холеру», а я взял иноходца, который, кстати, являлся моей сменной лошадью.
Наконец, с нашей помощью караван перебрался через ручей и пошел дальше, но не было Толи-II и Юры. Они где-то очень сильно отстали с вьючной лошадью, и мы с Шарковским продолжали свой путь на запад, вслед уходящему солнцу. А караван ушел на восток.
Долго ли, коротко ли, вдруг мы встретили на тропе лошадей под казачьими седлами и незнакомых мне людей – девушку и двух парней. Я подумал, что это лесоустроители, мы знали, что они работали по Калмачихе, но это оказались наши студенты-геофизики и девушка-геолог, та, которую мы ждали – Галя. Они сообщили нам, что лошади, которых мы ищем, сорвались с обрыва и Василий Филиппович их вытаскивал.
Василий Филиппович с караваном не шел. С ним в Берели произошла обычная история – он подвыпил. А этот дурак, Гапонов, повел лошадей без проводника. Он, видимо, полагал, что это Язевская дорога?! Как только Гапонов вышел из Берели, туда пришла машина ЗИС-151. Привезла нам троих – Вадима Щербину, Галю и Толю-IV, четыре бочки бензина и все! Продукты – ёк.
Василий Филиппович вышел с новенькими на следующий день и, хотя у него оставались одры, а не лошади, догнал караван и, как видно, вовремя. Когда мы с Шарковским подъехали, лошади уже снова стояли на тропе и завьючка подходила к концу. И вот мы вновь тронулись в путь, но теперь на восток. Я ехал впереди, передо мной вилась широкая, выбитая нами и караваном тропа и я ехал не очень вглядываясь в нее, а так, мечтая не помню о чем и прикидывая, успеем ли мы добраться засветло до лагеря. Вдруг окрик Шарковского остановил меня. Оказалось, что караван сбился с тропы, проложил новую куда-то в сторону, а я пытался ехать его следом. Мы разделились. Я повел второй караван истинной тропой, а Шарковский поехал догонять караван Гапонова. Они от ручья, где мы их встретили, прошли по тропе всего метров 300—400, а потом сбились. Долго ли, коротко ли ночь прихватила нас как раз на месте первого предполагаемого лагеря. Шарковский с запоровшимся караваном ночевал ниже нас по склону, но это, казалось бы небольшое расстояние, пройти ночью было невозможно: болото, бурелом, крутосклонные ложки. Мы расседлали лошадей, кинули на землю спальные мешки (у кого они были), посидели у костра, съели одну банку рыбных консервов на 9 человек и легли спать. В 6 часов утра меня поднял Шарковский. Он пробрался к нам и мы все пошли к каравану Гапонова. Они ночевали на какой-то плоской скале, не имея места, где лечь как следует. Гапонов выглядел жалко. Он пытался что-то объяснять. Ему вчера здорово влетело от Шарковского. И действительно, он совершил три грубых ошибки:
Конец ознакомительного фрагмента.