Пути достижения индийских йогов
Шрифт:
"Как только разумная часть нашей личности берет в свои руки управление, так сейчас же нам открываются новые миры, и желаний становится в тысячу раз больше прежнего. Они делаются столь же бесчисленными, как радиусы круга; и ум с любовью и заботой принимается сначала лелеять, а потом удовлетворять эти желания, думая, что можно таким образом найти счастье". [1]
Но в этом состоянии нельзя найти постоянного счастья; что-то наполняет душу беспрерывно растущим беспокойством и манит вперед все к более и более высоким полетам. Рассудок, не будучи в состоянии представить что-нибудь выше себя, борется с этими стремлениями как с чем-то недостойным, считая их как бы остатками прежних суеверий и легковерности. И так он силится и силится разрешить великие проблемы, стремясь к тому миру и спокойствию, который, как он предчувствует, ждет его. Он и не подозревает того, что его единственное освобождение лежит в развитии чего-то высшего, чем он сам, которое даст ему возможность сделаться более тонким орудием познания истины.
1
Цитату эту пришлось перевести с английского языка, так как автор не указывает, из какого сочинения Толстого она заимствована, вследствие чего найти ее оказалось невозможным. – Примеч. перев.
Многие,
О кроткий свет среди царящей мглы,
Веди меня.
Хоть ночь темна, хоть и далек мой дом,
Веди меня.
Стопы направь. Я не молю, чтоб даль
Открылась мне. О, лишь на шаг подвинь.
Веди меня.
В должное время появляется – и это бывает всегда в надлежащее время – слабый проблеск света, пронизывающий тучи и освещающий у самых ног застигнутого бурей путника новую тропу; только ближайший шаг виден страннику; он делает нисколько шагов вперед и вскоре попадает в новую страну. Один писатель говорит по этому поводу:
"Скоро он проникается сознанием, что вступил в новый и неведомый край, что он переступил границу новой страны. Очутившись в чуждой ему области, где нет знакомых ему вех, он не узнает открывающегося перед ним вида. Он понимает, что большое пространство отделяет его от друзей, которых он оставил у подножья горы. Он громко призывает их последовать за собою, но они едва ли могут слышать его, и, по-видимому, боятся за его безопасность. Они машут ему руками и манят вернуться назад. Они боятся следовать за ним и приходят в отчаянье, думая, что он находится в опасности. Но он словно чувствует новый прилив бодрости, и какой-то непонятный внутренний импульс толкает его идти все дальше и дальше вперед. Он не знает конечной точки своего странствования, но буйная радость овладевает им, и он продолжает устремляться вперед".
Свет, проливаемый духовным сознанием, ведет странника по пути достижения совершенства, если у него хватает мужества следовать за этим светом. Свет духа является всегда надежным путеводителем, но очень немногие из нас проникнуты тем доверием, которое позволяет нам принять его. Первые квакеры знали об этом внутреннем свете и доверялись ему, но их потомки сохранили только слабое мерцание того, что когда-то было ярким светом. Его лучи могут быть замечены всеми, кто подготовлен к этому и кто ждет с надеждой и доверием того дня, когда он их узрит. Знайте, что этот внутренний свет вовсе не исключительное достояние народов Востока. Они только уделяли больше внимания этому предмету, чем западные народы, но такое просветление – удел всего человечества. Примеры его наблюдались во все времена, у всех народов. И все сообщения об этих переживаниях сходны между собой в главных чертах, хотя истолкование дается им весьма различное.
Первым указанием появления духовного сознания служит пробуждающееся сознание реальности своего "я", непосредственное ощущение реального существования души. Когда человек начинает чувствовать, что он сам и есть душа, а не то, что он обладает чем-то удивительным, называемым "душою", о которой он в действительности ничего не знает, – тогда про него можно сказать, что он приближается к первым ступеням духовного сознания, или даже находится на его периферии.
Существуют две главные стадии этого расцвета цветка духовности, хотя они обыкновенно переходят одна в другую. Первая есть яркое, вполне отчетливое переживание акта самосознания, то есть сознания, что "я есмь"; вторая же есть достижение космического сознания. Мы постараемся хотя бы весьма несовершенно, в грубых чертах, дать представление об этих двух стадиях, хотя и сознаем, что людям, не переживающим ни того, ни другого состояния сознания, наши слова могут показаться лишенными смысла. Осознание реальности своего "я" можно сравнить с бутоном цветка, если цветком считать космическое сознание. Многие из тех, кто еще не испытал этого ясного осознания своего "я", могут думать, что оно не что иное, как интеллектуальное понятие о "я", или, может быть, вера в реальность души, полученная путем религиозного воспитания. А между тем это нечто совершенно иное. Это более чем простое рассудочное понятие или простая слепая вера на слово, основанная на авторитете другого лица, – и более, чем вера в Божественное обетование бессмертия. Это особое состояние сознания; это – знание того, что человек и есть не что иное, как душа; непосредственное ощущение того, что я духовное, бессмертное существо. На этом, дорогие друзья, мы должны остановиться за недостатком слов, пригодных для описания такого психического состояния. Человечество, не умудренное в этом отношении опытом, не придумало нужных для этого слов. В санскрите встречаются некоторые слова, которые были внесены в язык древними йогами, и которые, по крайней мере, могут быть поняты образованными индусами, но наши западные языки не содержат в себе слов, соответствующих их значению. Мы можем только пытаться дать понятие об этом состоянии сознания путем весьма несовершенных объяснений. Нельзя описать любовь, симпатию или другое подобное чувство людям, которые их не испытали. Точно то же можно сказать и о сознании "я есмь". Оно появляется в душе, уже достаточно просветленной для восприятия лучей познания от духовного разума, и тогда эта душа просто знает – вот и все. Она имеет действительное духовное знание того, что она есть бессмертная сущность, но она не может это объяснить другим и даже обыкновенно не в силах рассудочно объяснить это самой себе. Она просто только знает. И это знание не зависит от мнения, или рассуждения, или веры, или надежды или слепого верования. Это – сознание; и подобно всякой другой форме сознания, его очень трудно объяснить тому, кто не испытал его. Представьте себе, что получилось бы, если бы вы пожелали объяснить слепорожденному, что такое свет, или тому, кто никогда не отведывал сладкого, что такое сахар, или объяснить, что такое холод, жителю тропической страны, не знающему этого ощущения. Точно так же мы не можем объяснить нашего духовного опыта тем, кто его не испытал сам – факт, хорошо известный тем, кто когда-либо испытал то, что называется "религиозными" переживаниями. Мы знаем случай появления такого сознания у человека, жившего в обществе, где, по-видимому, не было никого, стоящего на равной ему ступени духовного развития. Это был деловой человек недюжинных способностей,
вращавшийся в среде людей, совершенно чуждых всякой духовности. Он почувствовал прилив света в своей душе, уверенность в его духовном бытии запечатлелась в его сознании, и это его очень расстроило и обеспокоило. Он увидел в этом признак наступающего сумасшествия и надеялся, что такое состояние скоро пройдет, хотя оно и давало ему величайшее счастье. Но оно не проходило, и дошло до того, что он стал приготовляться к передаче своих дел в другие руки, опасаясь, что утратил душевное равновесие, так как он никогда раньше не слышал о чем-либо подобном. И вот, однажды, ему попалась в руки книга, в которой автор выражал такие мысли, которые могли возникнуть только у человека, испытавшего подобное же состояние. Он признал в выражениях автора слова духа, знакомые и ему (хотя для кого-нибудь другого слова эти были бы непонятны) и, подняв руки к небу, громко воскликнул: "Слава Богу, нашелся еще другой такой же помешанный, как я, человек".Интуитивное сознание реальности существования своего "я" встречается у гораздо большого числа людей, чем это принято думать, но те, кто обладают этим сознанием, обыкновенно не говорят об этом ничего из боязни, что их друзья, родственники и соседи будут смотреть на них, как на ненормальных и психически больных людей. И, действительно, не всегда бывает благоразумно рассказывать о своих переживаниях другим людям, потому что те, кто не достиг той же ступени развития сознания, не могут понять этого состояния и, видя в другом то, что недоступно их пониманию, бывают склонны считать его ненормальным. Очень странно и забавно то, что мир состоит из людей, претендующих на веру в то, что всякий человек есть бессмертная душа (или, как принято выражаться, "имеет" бессмертную душу), и в то же время эти же люди считают ненормальным человеком того, кто утверждает, что он фактически знает это свое бессмертное "я". Вера большинства человечества очень хрупка и неглубока, и люди, якобы верующие в бессмертие, так же или даже более боятся смерти, чем те, кто думает, что со смертью для нас кончается все. Они отвергают все свидетельства о существовании других плоскостей бытия, относясь к тем, кто говорит о них и верит в них, как к обманщикам или сумасшедшим. Они живут и действуют, как будто для них все заключается в этой земной жизни, несмотря на все их притязания на религиозность и на исповедуемые ими верования. Они наполовину верят некоторым учениям, но у них нет истинного знания и они отрицают, что кто-нибудь иной может обладать тем, чего им не хватает. Но, для тех, в поле сознания которых уже проникли некоторые лучи истины духовного разума, существование бессмертного "я" является уже не простым верованием, а подлинной действительностью, и, хотя такие люди, по-видимому, и разделяют верования окружающих, они все-таки становятся совершенно отличными от них существами. Окружающие замечают происшедшую в таком человеке перемену, как бы спокойно он ни держал себя; хотя они и не могут объяснить себе, в чем именно состоит эта перемена, но они чувствуют, что происходит что-то особенное. Не следует воображать, что это пробуждающееся сознание появляется сразу в душе человека во всей своей полноте. Иногда, действительно, бывает так, но в большинстве случаев это пробуждение идет очень медленно, но, как только оно начинается, человек уже становится иным, чем был раньше. Он, по-видимому, может утратить свое полное сознание истины, но оно будет снова и снова возвращаться к нему и все время постепенно перерабатывать его природу, причем происшедшая в нем психическая перемена будет выражаться в его поступках. Он сделается более жизнерадостным и счастливым. То, что доставляет огорчения его ближним, по-видимому, его едва затрагивает. Ему становится трудным выражать приличествующее случаю горе и сожаление о том, что ложится таким тяжелым бременем на окружающих. О нем может даже составиться мнение, как о бесчувственном и бессердечном человеке, несмотря на то, что сердце его переполнено любовью и состраданием. Его умонастроение – точка зрения его на окружающее – претерпела как бы некоторый сдвиг. Он чувствует, что потерял страх, а окружающие готовы считать его беспечным или безрассудным. Время теряет для него свое значение, потому что он проникся идеей вечности. Расстояние тоже перестает страшить его: разве все пространство не принадлежит ему ? Такому человеку гораздо лучше молчать, а то он может быть уверен, что его знакомые будут считать его "чудаком" и многозначительно похлопывать себя по лбу, говоря, что "у него тут не все в порядке" (конечно, это будет делаться за его спиной).
Существует еще одна особенность в этой фазе духовного сознания, а именно, что тот, кто обладает этим сознанием, может распознавать его язык во всех творениях других людей. В произведениях старинных и даже некоторых новейших писателей, там, где другие восхищаются только прекрасным слогом, он будет как бы прислушиваться к задушевной речи брата своего по духу. Некоторые писатели, обладающие в слабой степени духовным прозрением, могут впадать в такое "настроение", при котором духовный разум искусно сообщает надлежащую форму выражения мысли низшему умственному началу; результатом этого является то, что духовный смысл написанного автором легко схватывается теми, кто подготовлен к этому, хотя бы сам автор и не вполне понимал то, что он пишет. Слова Духа слышит Дух.
Вы, читающие эти слова, если вы уже достигли известной ступени духовного сознания, мужайтесь. Пусть одиночество не угнетает вас. Тысячи ваших братьев и сестер сопричастны этому великому постижению, и их мысль будет искать вашу, и они окажут друг на друга благотворное влияние. Не говорите ничего окружающим вас, если считаете это нужным, но раскройте свою душу той симпатии и содействию, которые притекут к вам по руслам потоков мысли. Ваша мысль привлечет к себе подобные же мысли других людей, стоящих на той же ступени сознания, их же мысль привлечет к себе вашу. В книгах, писаниях, картинах вы найдете слова, которые написаны для вас и вам подобных. Перечитайте старинные сочинения и вы увидите, что они предстанут перед вами совсем в новом свете теперь, когда вы стали понимать. Читайте Библию, читайте Шекспира, читайте поэтов и философов, и вы скоро заметите, что все эти писатели – ваши братья по духу. Темные места сделаются понятными для вас. Вы теперь уже не в одиночестве – вы член большой и все растущей семьи.
Но, с другой стороны, не будьте слишком высокого мнения о своем духовном развитии. Вы еще только стоите на пороге обширного чертога великих тайн; в чертоге этом есть много ступеней, и вас ждет еще посвящение, лишь пройдя через которое вы можете двинуться вперед.
Прежде, чем перейти к ознакомлению со следующей ступенью развития цветка, нашим читателям, может быть, будет интересно выслушать описание одного своеобразного переживания, встречающееся у великого современного писателя Редьяра Киплинга (знающего гораздо более того, что он сообщает своим читателям англичанам и американцам) в его рассказе из индийской жизни, под заглавием "Ким". Многие читают этот рассказ и не видят в нем ничего особенного; но те, у кого были проблески духовного сознания, легко поймут его смысл. Вот этот отрывок:
"Теперь я один, совершенно один", – подумал он. – "Во всей Индии нет никого такого одинокого, как я. Если я умру сегодня, кто будет сообщать об этом и кому? Если же я, Бог милостив, проживу еще, то моя голова будет оценена, потому что я сын чар, я Ким".
Очень немногие европейцы, но очень многие азиаты могут привести себя в состояние как бы экстатического изумления, многократно повторяя свое собственное имя, чтобы дать свободу уму для размышления над так называемой личной тождественностью...