Пути следования: Российские школьники о миграциях, эвакуациях и депортациях ХХ века
Шрифт:
Покидая родные места
«Рок черту свою подводит близ тебя, Харбин…»
Алена Пименова
Школа с. Елбань, Маслянинский район, Новосибирская
область, научный руководитель Т.Ю. Нерода
Долгие годы я почти ничего не знала о родственниках по линии маминого отца. Дед живет в городе Новосибирске, общаемся не очень часто. Да, видимо, сохранился еще и советский «синдром утаивания зарубежных родственников». Разговорить его помогла мама, более того, он извлек из потайных ящиков несметное для меня богатство – весь семейный фотоархив, снабженный комментариями тех, кто его создавал, начиная примерно с 1921 года. От самих альбомов исходит дух времени – толстые переплеты с металлическими уголками и узорами. Мама знала и уже ушедшую мою прабабушку, хорошо помнит ее привычки, сложившиеся во многом под влиянием эмиграции и воспитания в «несоветской семье». Но главный документ, заставивший меня взяться за работу, – это автобиография, написанная рукой прапрабабушки, родившейся в 1890 году. Две страницы, написанные крупным почерком, где за каждой строчкой – наиболее важные события ее жизни, крутые повороты жизни, от трагических, страшных – до радостных или естественных с человеческой точки зрения…
Жизнь семьи до Харбина
Моя прапрапрабабушка, Мария Петровна Малышева, до замужества Филатова, родилась в 1865 году в Николаевске-на-Амуре. На год раньше в Кайдалове, в Забайкалье, родился ее будущий муж, а мой прапрапрадед Петр Семенович
И Мария Петровна, и Петр Семенович происходили из семей священнослужителей, поэтому их брак не был случайностью. Начитанный, хорошо образованный, отец постарался дать образование и детям. Сын Сергей окончил духовную семинарию (мне, к сожалению, не удалось восстановить, где он потом служил), дочери – Благовещенское епархиальное женское училище.
Маргарита, завершив семилетнее обучение в этом заведении, в 1907 году там же, в Благовещенске, поступила на двухгодичные педагогические курсы, потом вплоть до 1920 года учительствовала то в сельской местности, то в школах при станциях Амурской железной дороги.
В 1918 году, работая в Бочкареве (станция Амурской железной дороги), она познакомилась со старшим ревизором железной дороги – Владиславом Ивановичем Карпиком, поляком по происхождению. Родился он в городе Парчеве Седлецкой губернии в 1884 году. Уже имея за плечами опыт семейной жизни, он воспитывал дочь Нюсю от первого брака. Они поженились, несмотря даже на то обстоятельство, что он был католиком. Чувства оказались, очевидно, сильнее традиционных предпочтений. Проверены они будут позже всей непростой жизнью, когда и любовь, и страх за близких, и желание во что бы то ни стало выжить заставят Владислава Карпика принимать серьезные решения и действовать. Именно он спас не только Маргариту Петровну, но и ее родителей и двух сестер от гибели. Вот только ее брату Сергею ничем помочь не смог.
Страшные 20-е годы на Дальнем Востоке, наверное, не были страшнее, чем на юге России или у нас, в Западной Сибири. Но для нашей семьи именно гражданская война на Дальнем Востоке стала самым трагическим периодом. Положение всех, кто так или иначе был неудобен советской власти, становилось опасным. Шла расправа с «буржуями», с «кулаками» и другими «классовыми врагами». Жестоко обходились со священнослужителями. Ходили жуткие слухи о все новых и новых актах насилия. Сегодня можно найти немало печальных свидетельств этому в публикациях историков. В нашем же семейном архиве есть реальный документ, связанный с трагической судьбой подруги Маргариты Петровны, тоже дочерью священника – трудно представить себе, как сумели его сохранить… Это письмо, написанное некой Марией. Подпись «Горькая». Неясно, фамилия ли это или метафора. Скорее последнее. У этой девушки красные заживо сожгли отца-священника и мать. Сама она успела где-то неподалеку спрятаться. Жила она после случившегося в ожидании гибели: люди отвернулись, никто не смел выразить сочувствие. Не знаю, каким образом осуществлялась переписка нашей Маргариты с подругой, но, исходя из письма Марии, мы узнаем, что она приглашала ее жить к себе. И это в тот момент, когда собственного отца в любую минуту могла постигнуть та же участь, что и родителей бедной девушки! Более того, в их семью уже пришла беда: был расстрелян брат Сергей, он погиб дико и бессмысленно. По семейной легенде, он возвращался домой от товарища, мимо гнали на расстрел колонну очередных врагов из горожан, увидев в толпе обреченных знакомого, Сергей не удержался от прощального взмаха рукой. Тут же конвой впихнул в ряды арестантов и его самого. Через тридцать минут, без всяких разбирательств, толпу, выведя на пустырь за городом, расстреляли. Семья о беде узнала в тот же день от случайного свидетеля. Официального сообщения, конечно же, не было. Про брата во всех анкетах, которые были обязательными для советских людей и при поступлении в учебное заведение, и при устройстве на работу, родственники писали: «Малышев Сергей Петрович, родился в городе Благовещенске, в 1887 году, умер в 1920 году в Амурской области». Мы не смогли выяснить даже точное место его гибели. Скорее всего, это был Благовещенск, там жили родители. А если учесть, что о расстреле узнали от посторонних людей в тот же день, то, видимо, так оно и было. То, что он был убит, подтверждает и список, передаваемый в семье от родителей детям для молитвенного поминовения. Напротив его имени – «молиться об убиенном», в то время когда против остальных – «молиться об умершем».
А теперь вновь вернемся к письму Марии:
«Милая Маргарита!
Спасибо, родная, за приглашение. Но, к сожалению, не могу принять его. Здесь, в своей деревне, до меня никому нет дела. Я провожу дни в полном одиночестве. Часто, особенно вечерами, я вижу призраки родных. Я объясняю это тем, что все время думаю о них, дорогих мне людях, которых я потеряла навеки. Которые для меня стали лишь светлым воспоминанием. Были родные, которые любили, заботились обо мне! А теперь? Добрая Маргарита! Только Вы одна протянули мне руки, только Вы одна сочувствуете мне, что и доказывает письмо. А ведь у меня масса знакомых в Гондаттях. Даже близкие нашему семейству не подошли ко мне на станции. Вот уже третью ночь не могу уснуть, все кажется, рядом мои дорогие отец и мать. Как же они мучились! Прости, дорогая Маргарита, сегодня-завтра буду в Гондаттях, но не останусь, а буду жить в Петрушах».
Историю, связанную с этим письмом, моя мама узнала еще в детстве от своей бабушки. Эта история имела продолжение. Маргарита вместе с мужем наняла извозчика, и они отправились в злополучные Гондатти за Марией. Прибыв к дому бывшего священника, еще с улицы обнаружили полный погром. Картина, представшая ошеломленным гостям, была жуткой: на окровавленном полулежало истерзанное тело молодой девушки. Мария не избежала участи своих родителей. Это, очевидно, и определило последующие действия мужа Маргариты, Владислава Карпика. От еще недавней работы на КВЖД у него сохранился льготный проездной билет. Собрав самые необходимые вещи, а надо сказать, что имелись и солидные фамильные ценности, он по железной дороге вывез жену и дочь в Харбин. Затем, правдами и неправдами, помог и родителям Маргариты, и сестрам, Раисе и Конкордии, перебраться через границу. Здесь сыграли немаловажную роль те самые ценности в виде колец, брошей, кулонов (одно кольцо, с сапфиром, сохранилось и сейчас принадлежит маме). Пограничники за золото дали беглецам свободный коридор. Но не надо думать, что это было просто. Благоприятный исход зависел от многих обстоятельств: от степени честности того, кто решал пропустить нарушителей за золото или просто убить и забрать, без всякого для себя риска, чужое добро. Более того, предстояло еще добраться по сопкам до границы в нужное время и в нужное место. Все, к счастью, получилось. А мать Маргариты вместо саквояжа пронесла на себе через сопки еще и шкафчик из красной вишни, предварительно набив его вещами. Кстати, он пережил эмиграцию, прибыл обратно из Китая более полувека назад и благополучно занимает сегодня свое пространство в нашей квартире. Да, он не совсем вписывается в интерьер, но он дорог, как хранитель многих семейных тайн, и потому ему жить и жить еще!Харбин как часть жизни
У семей Малышевых-Карпик начиналась новая страница жизни. Жизни в эмиграции, для кого-то из них затянувшейся на несколько десятилетий, а для кого-то навсегда.
Эмигрантская беженская волна вынесла в Харбин огромное количество русских. В результате революции и Гражданской войны десятки тысяч белоэмигрантов осели в Харбине. Это были солдаты и офицеры, участвовавшие в Белом движении, члены и служащие правительств Сибири и Дальнего
Востока, интеллигенция и самые обычные люди. Русское население Харбина было самым большим за пределами России. Каждый устраивался как мог. Но всех русских объединяло одно: опаленные Гражданской войной, пережившие крушение своего мира, пришедшие по льду Байкала, испытавшие мытарства морского бегства через Корею или перешедшие границу, как наши герои, через сопки, – все пережили большую драму. И это помогло многим семьям сблизиться и поддерживать друг друга. Поселившиеся на чужой земле раньше пускали «на бесплатный постой» вновь прибывших, помогали вещами, продуктами.К счастью, глава семейства, Петр Семенович Малышев, сразу получил место в одном из приходов в Харбине. В церковном дворе был свободный домик, где и разместились все. Владислав Карпик был принят на работу в газету «Гуньбао». Маргарита Петровна устроилась преподавателем в подготовительную школу при Харбинском коммерческом училище, откуда ушла, когда родила в 1923 году дочь. Назвали новорожденную тем же именем, что носила ее мать, – Маргарита. Теперь в его семье было «две Маргаритки» и старшая дочь Нюся. Маргарита Петровна, занимаясь воспитанием малышки, зарабатывала еще и частными уроками с русскими и китайскими детьми. Кроме этого, она окончила курсы медицинских сестер. Примерно с 1924 года, когда КВЖД стала управляться совместно Китаем и Советским Союзом на паритетных началах, Владислав Карпик вновь вернулся на железную дорогу. Именно железная дорога стала для семьи судьбоносной – по ней Маргарита и Владислав прибыли в Харбин, она позволила продолжительное время безбедно существовать. По железной дороге возвратится через тридцать с лишним лет их дочь (моя прабабушка Маргарита Владиславовна) в СССР с сыном Витей. Не случайно поэтому в альбомах того времени сохранилось немало семейных фотографий на фоне железнодорожных станций, вокзалов и таких непохожих на нынешние деревянных вагонов пассажирских составов.
Уходя в поездку, Владислав отправлял с полустанков открытки-письма своим любимым Маргариткам. Их тоже сохранилось очень много: с видами китайских пейзажей, животных, сценами праздников, или на тематику религиозных праздников: «С Рождеством Христовым», «С Пасхой» и др.
Маленькая Маргарита, бабушка моей мамы, много помнила и хорошего и трудного из своего детства, да и многочисленные фотографии помогли ей сохранить в памяти харбинскую жизнь. О том, что в семье царили мир и любовь, говорят прабабушкины комментарии к фотографиям в старом альбоме, который, видимо, она оформляла в старости.
О том, что Маргарита росла окруженная заботой и вниманием, говорит и то, что до нас, праправнуков, дошла настоящая фотохроника ее взросления: от первых неуверенных шагов, детских шалостей – до очень привлекательной девушки…
Чего стоит одно то, что успешное выступление 10-летней Маргариты на «музыкальных курсах Барановой-Поповой по классу рояля, скрипки и пения», судя по газетным заметкам, проходившее в нескольких гимназиях Харбина, воспринималось в семье как величайшее событие. Сохранилось четыре вырезки из разных газет, извещающих о достижениях девочки: «Позавчера в гимназии Достоевского, по случаю окончания учебного года на Харбинских музыкальных курсах, состоялся праздничный концерт, который прошел с исключительным успехом <…> Концерт прошел двумя отделениями и начался хоровым номером „Приди ты, немощный“, который был исполнен учениками по классу пения Г.Г. Барановой-Поповой. Далее выступила ученица Карпик М., прекрасно исполнившая „Балладу“, муз. Бургмиллера. Все номера были выполнены с большой тщательностью и продуманностью. Остается отметить выступление Лю Сичжена, который исполнил китайские песни».
По воспоминаниям старожилов, культурный уровень русского населения Харбина был очень высок. Здесь насчитывались десятки школ, гимназий, реальных училищ, где, случалось, преподавали приват-доценты и даже профессора. Молодежь стремилась учиться, почти не было юношей и девушек, которые бы не имели среднего образования.
Русские и китайцы учились вместе. Делили в 1-м классе по половому признаку: мальчики – девочки. Позже, уже во 2-м классе, стали обучать их вместе.
Маленькая Маргарита запомнила празднование китайцами Нового года, продолжавшееся две недели, яркое, с живописными шествиями, масками, драконами, хлопушками; рикши-велосипедисты, извозчики на улицах, такси; яркий шелк на китаянках благородного происхождения. Уже во втором классе она знала китайский не хуже русского благодаря дружбе с местными ребятишками и совместному с ними обучению. В школе, а затем в гимназии она учила еще и английский.
Русские, как и китайское население, в повседневной жизни питались рисом и рыбой. Рыбы в Сунгари было много, ее продавали на китайских рынках, в лавочках прямо живую, из бочек. Русские охотно покупали, а китайцы предпочитали более дешевую, морскую. Тот факт, что семья Карпик никогда не покупала морскую, свидетельствует, что они не бедствовали. Да и с фотографий на нас смотрят хорошо одетые люди. Совсем иначе выглядят родители по линии папы, сибиряки-крестьяне, жившие в те же годы в России: в грубых дырявых сапогах, в стеганках с клочками ваты, высовывающейся из рукавов. То есть уровень жизни у наших родственников в Харбине был несравним с тем, как жила советская «коллективизированная» деревня.
Специалистам на железной дороге неплохо платили, да и кое-что осталось от родительских украшений, привезенных из России. Был другого характера «голод» – тоска по России, той, дореволюционной. Скучали по природе, по привычному окружению, по родным улицам, где прошли детство и молодость. Здесь, в Харбине, все оставалось чужим, особенно донимали пыльные бури, затягивающиеся на несколько дней. Ветер, бьющий песчинками, был такой силы, что их домик, побеленный по южнорусским традициям, превращался в коричневый. Это песок вбивался в стены, меняя известковую белизну на грязную охру.
Но было много и красоты в харбинских окрестностях. Маргарита Владиславовна тепло вспоминала Сунгари, где летом купались в теплой желтоватой воде, а зимой катались на экзотическом транспорте «тяни-толкай» – сани приводятся в движение за счет силы рук и крюка для отталкивания от гладкой поверхности льда. Из лакомств запомнились ей сладкие яблоки, сваренные в сиропе и нанизанные на прутики, их продавали на всех перекрестках, а еще мороженое «Пенго».
Большие изменения в жизнь харбинцев внесла оккупация японцев и создание в 1932 году государства Маньчжоу-го. Начались репрессии по отношению к недовольным режимом, иногда исчезали знакомые. Тревога и страх не покидали их в продолжение всех лет существования Маньчжоу-го. Семья Карпик также ощутила перемены: ухудшилось материальное положение, потому что Владислав ушел с железной дороги. Как человек принципиальный, он не захотел служить японцам. Несколько лет семья жила за счет частных уроков Маргариты Петровны, она работала в богатых домах русских эмигрантов. Кроме этого обучала китайских граждан русскому языку (в своей автобиографической справке, она пишет, что еще в 1929 году она окончила специальные курсы по преподаванию русского языка китайским гражданам).
«Бывают странные сближения»
Маргарита Владиславовна успешно училась в гимназии, хорошо разговаривала на русском, китайском, английском. От отца знала и польский. Была общительна и всеми любима. А к 17 годам превратилась в красавицу и модницу. Судя по многочисленным фотографиям с надписями: «На память милой Маргаритке», поклонников у нее было достаточно. 14 января 1940 года получила аттестат, подтверждающий, что «предъявительница сего аттестата Карпик Маргарита Владиславововна, состоящая в подданстве Маньчжоу-Ди-Го, родившаяся 4 января 1923 года, закончила в декабре месяце 1939 года при отличном поведении полный курс женской гимназии имени М.А. Оксаковской».
Однако была в ее жизни тайна, которую, не возьмись я за исследование, никто из внуков Маргариты Владиславовны (моя мама, ее сестры Ольга и Рита), а тем более мы, правнуки, так никогда бы и не узнали. Выяснилось, что отец нашего деда был казнен в СССР. Он был на 15–16 лет старше Маргариты. Дед, Виктор Орловский, никогда не хотел говорить о нем. Была страшная печать запрета на эту тему. Мама только от бабушки, Маргариты Владиславовны, слышала его фамилию и то, что он был казнен вместе с атаманом Семеновым. Мне же эта фамилия – Родзаевский – помогла установить и некоторые причины того, почему он был казнен.